Main Menu

Апокалиптика Чингиза Айтматова

Чем больше дней и лет пройдёт со дня смерти великого писателя-мыслителя земли кыргызской и всего мира, тем всё отчётливее мы начнём сознавать, с какой личностью поистине планетарного масштаба нам посчастливилось быть земляками и современниками. Понимание всей глубины творчества Чингиза Айтматова — дело времени. Каждое следующее поколение людей попытается постичь пока непостижимое. Материал, представляемый вниманию читателей, думаем, в какой-то мере поможет в этом.

Кыргызы, как известно, — один из древнейших народов Центральной Азии. За свою многовековую историю они создали огромный мир сказового эпического жанра, в котором нашли отражение все перипетии жизни и судьбы людей, существовавших в прошлом и длительное время в специфических условиях кочевого бытия. Вершинное творение этой эпической традиции — океаноподобный эпос «Манас». По объёму, широте и разносторонности охвата жизненных явлений, по познавательным и художественным параметрам, накалу человеческих страстей, доходящих до вершин высочайшей трагедии, он превосходит все известные в мире эпосы. Когда мы, кыргызы, гордимся историей и творчеством своего народа, то в первую очередь имеем в виду эпос «Манас». Потому что это грандиозное художественное полотно кыргызского народа, которое он вписал в панораму мировой культуры. Второе явление — Чингиз Айтматов, феномен его личности и творчества. Они вкупе — наш достойный вклад в мировую сокровищницу культуры человечества.

За годы советской власти кыргызский народ в своём социально-историческом и интеллектуально-духовном становлении прошёл огромный путь, повторив в ускоренном темпе почти все стадиальные этапы развития мировой цивилизации. Это, конечно, не могло не привести к причудливому смешению «архаического» и «современного» в жизни общества и культуры. Один из самых глубоких и признанных исследователей творчества Ч. Айтматова Г. Гачев пишет: «Для писателя, который, подобно Чингизу Айтматову, рос в среде, где эти «изначальные» эпические формы жизни и мышления не очерствели, где они оставались активны и живучи, — у такого писателя способность чувствовать и осмыслять современное под углом зрения отстоявшегося должна стать необычайно продуктивной…, ибо благодаря этому здесь может в полном и первичном виде осуществляться та способность сразу сопрягать начало и концы, смотреть на действительность одновременно и с наивно патриархальной, и с развитой современной точки зрения — словом, та целостность охвата жизни, которая всегда составляет специфику художественного миропонимания».

И во главе данной художественной тенденции, по единодушному мнению исследователей, стоит Ч. Айтматов, чьё творчество, перешагнув границы национальной культуры, давно уже стало уникальным явлением мировой литературы XX века. Если подходить к нему с этой позиции, то можно констатировать, что история художественной культуры характеризуется функционированием в ней двух слоёв духовного универсума. Это прежде всего социально-актуальный слой, где реализуются исторически конкретные, социальные и художественные проблемы. Наряду с этим существует глубинный архетипически-мифологический слой, в котором сохраняются, переходя из эпохи в эпоху, универсальные художественные формы и мыслительные установки. Эстетическая интуиция и изощрённый интеллект современного человека в своём стремлении к целостному охвату многосложной природы социальной и духовной жизни людей находят в мифе аллегорию и поэзию, символ и философию, архетип и структуру, то есть ту картину мира, которая способна сконструировать на поэтическом принципе «параболы» и «символа» глобальную философско-художественную концепцию. Она вбирает в себя не только историческое и мифологическое прошлое, но и возможное будущее. Так, «всеобщая универсальность» мифа, бывшего когда-то синкретической формой сознания, где слиты воедино все начала познания мира, для художника с гуманистической проблематикой и тенденцией к философскому осмыслению действительности и служило источником «вечных» тем и сюжетов, арсеналом поэтических форм и средств. Обладая опытом транспонирования мифологических образов и связанных с ними коллизий в проблематику современных духовно-нравственных поисков, Ч. Айтматов смог построить в своих произведениях впечатляющую цепь ассоциаций и символов, за которыми угадывается мощный контекст интеллектуально-культурных и философско-мифологических систем Запада и Востока. И эта цепь аналогий и ассоциаций между прошлым и современностью, между природой и обществом, человеком и миром животных с траекторией на будущее, говоря терминологией античной философии, созданный Ч. Айтматовым Космо-Психо-Логос дал возможность автору прорваться в область вечного, общечеловеческого, постичь в высочайшем философском синтезе всевременную, изначальную суть бытия.

И поистине Чингиза Айтматова можно и нужно назвать одним из самых глубоких и универсальных умов среди величайших писателей-мыслителей ХIX и ХX веков. Он, как легендарные Библейские пророки, наделён даром предвидения потаённых смыслов бытия и сути нескончаемой вечности. Ведь недаром при случае его имя произносится и соотносится с именами Л. Толстого, Ф. Достоевского, М. Шолохова, Т. Манна, У. Фолкнера, Г. Гессе, Э. Xемингуэя, Г. Маркеса и др.

Бывший президент Римского клуба (членом этой международной футурологической организации являлся и Ч. Айтматов) итальянский учёный и общественный деятель А. Печчеи отмечал:

«В мире никогда ещё не царил такой беспорядок и никогда прежде не существовало столь большого количества различных опасностей. И всё это потому, что никогда прежде не ощущалось такого смятения в человеческой душе» (А. Печчеи. «Человеческие качества»). И вот эта душа, окончательно сломленная и опустошённая всем ходом жуткой истории XX века, содрогнулась в мистическом ужасе, в трагическом ожидании конца света. А перед лицом Апокалипсиса такой человек, тем более писатель-мыслитель и поэт, как Ч. Айтматов, просто обязан был мыслить «эсхатологически», но не в смысле фатальной неизбежности такого конца, а в смысле, когда , если не сейчас, не сегодня, и именно он попытался разрешить «последние вопросы» в своих полифонических романах последнего времени.

Так, если, к примеру, возьмём роман «И дольше века длится день», он построен как национальная модель мира, которая в сшибке с современной цивилизацией подвергается неимоверным испытаниям, породившим немало человеческих драм и трагедий. В свете сказанного беспрестанное движение поездов с востока на запад и с запада на восток, рефреном проходящее через весь сюжет романа, а также ракеты-роботы, взлетающие на околоземную орбиту, воспринимаются как знаковые символы безудержной цивилизации. Священный Ана-Бейит — национальный космос, начисто десакрализованный под натиском тоталитарно-технократических сил, олицетворением которых является космодром. А предание о манкурте, вытекающее из легенды об Ана-Бейите, служит концептуальным центром, от которого концентрическими кругами развёртывается целая система многозначительных символов и метафор, придающих повествованию полифоническое звучание и голографическую объёмность. Так, обруч на голове манкурта, о котором вначале речь шла в легенде, сперва превращается в проволочный обруч вокруг родового кладбища Ана-Бейит, а затем перерастает в ракетно-космический, опоясавший земной шар и начисто лишивший тем самым человечество памяти о прошлом и «воспоминаний о будущем». И в полном соответствии с законами мифо-поэтического мышления, в сцене, когда человек, верблюд и собака, объятые пожаром всеохватного света и ужасом всесосокрушающего грохота взлетающих ракет-роботов, бегут без оглядки, из сакрального мира появляется священная птица Доненбай, крича в том грохоте и светопреставлении:

— Чей ты? Как твоё имя? Вспомни своё имя? Твой отец — Доненбай, Доненбай, Доненбай, Доненбай, Доненбай…

Это крик отчаяния, предупреждающий об опасности всепланетарного Апокалипсиса, если люди не одумаются, пока не поздно, и не допустят превращать себя в ничего не помнящих жалких манкуртов.

А в следующем романе «Плаха» через трагические судьбы героев, олицетворяющих сокровенную суть социокосмоса, раскрывается кризис человеческой духовности, грозящей обернуться антропологической катастрофой и гибелью всей живой жизни на земле. В качестве инвариантной парадигмы представляется история Xриста, которая имеет определяющее значение в сознании и мировосприятии христиан. В центре идейных исканий автора стоит неординарная фигура Авдия, во многом повторившего горькую участь Xриста.

Моюнкумское светопреставление, обрушившееся на семейство волков, разыгрывается как модель «глобальной эсхатологии», фиксировавшей в духовном универсуме христианского мира итог человеческой истории, а трагедия, постигшая Бостона, предстает как явление «малой эсхатологии», которая связывалась с кончиной индивида и судьбой его индивидуальной души. И потому, как утверждает автор, страшный суд, грозно провозглашаемый официальным христианством, вопреки догматам вероучения, давно уже свершается в истории людей. Подлинная, искомая история рассвета человечности всё ещё не начиналась на земле. И потому апокалиптический конец света, так называемая большая эсхатология, не от бога, не от стихийных бедствий, а от вражды самих людей грядёт. И потому, каким быть Богу завтра — прекрасным или дурным, добросердечным или карающим — зависит от самих людей. Ибо человек сам судья и сам же творец каждого дня своей жизни. В этом и вся суть глубокого художественного и философского обобщения на страницах «Плахи».

Как писал в своё время русский демократ-мыслитель, автор знаменитого труда «Былое и думы», Герцен, поистине «за нами, как за прибрежной волной, чувствуется напор целого океана всемирной истории, мысль всех веков на сию минуту в нашем мозгу». И в этом смысле, как остроумно заметил один из талантливейших интерпретаторов творений Ч. Айтматова Г. Гачев, он истинно тот «задумавшийся скиф», творящий, а мы сегодня, к великому сожалению, вынуждены сказать о нём в прошедшем времени, как о творце подвига миропонимания, кому открылись языки мифов и легенд и все проблемы мировой мысли. Исходя из духовно-культурных и гуманистических установок, свойственных общечеловеческой интеллектуально-эстетической традиции, Ч. Айтматов, словно Сфинкс, вновь и вновь задаёт себе и всем нам, живущим на Земле, вопросы, суть которых сам же сформулировал в виде извечной проблемы: «Как стать человеку Человеком?» Известно, что в древнегреческом мифе Эдип отгадал загадку Сфинкса. Однако сама загадка, разгадка которой требует всего лишь немного сообразительности, по сути, была только ширмой, скрывающей главный, потаённый смысл вопроса. А разгадка этого символа, как заметил Гегель, в действительности заключена в душе человека. Поэтому и терзается Ч. Айтматов, художник и мыслитель, обуреваемый на стыке тысячелетий эсхатологическим сознанием грядущего экологического и морально-этического апокалипсиса, тревожно и неустанно взывая к душе человека — этой вечной загадке живой жизни. И в романе «Тавро Кассандры» уже дело доходит до того, что даже ещё не родившиеся зародыши-эмбрионы не хотят появляться на свет, ужаснувшись предощущением мировых бед и беспрестанно сигнализируют об этой эсхатологической опасности отчаянно пульсирующим знаком — тавром на лбу беременных женщин.

Как действовать человеку перед лицом социальных катаклизмов и надвигающихся антропологических катастроф, чреватых вырождением и самоуничтожением мировой цивилизации?! Есть ли пути-выходы из этой экзистенциальной ситуации? Может, искомый образ жизни кроется в том, как это показано в повести «Пегий пёс, бегущий краем моря», когда попавший в стихию Хаоса людской род ради сохранения и во имя продолжения бытия, передав весь свой нравственно-духовный опыт потомку, покидает земной мир, превращаясь потом в ветер, звезду, волны — природные силы, сопутствующие выживанию молодого преемника. И преодолевает тем самым ценою самопожертвования бездну Хаоса, обратив его в конечном счёте в упорядоченный Космос. Может, смысл человеческого существования состоит именно в этом — в достижении гармонической целостности его социоприродных и социокультурных измерений?..

Вот что нам оставил великий писатель-мыслитель, гениальный представитель мировой интеллектуальной элиты, лидер многих престижных международных общественных организаций, человек колоссального духовного потенциала, который оставался одержим в своём дерзновенном устремлении постичь самые сокровенные загадки бытия и никак не собирался останавливаться на этом пути. Но, увы, человек предполагает, а Бог располагает. И пока пребудут Земля и Вода в нескончаемом времени, на земле существует род людской, и он продолжит шуметь над морем бытия, как ветер Орган, катиться по морю, как волны-акимылгуны, и вечно станет сиять на краю светлеющего небосклона, как лучистая звезда Эмрайин. Он прожил, как молния, однажды сверкнувшая и угасшая. А молнии, как сказал сам Чингиз Айтматов, высекаются небом. А небо — вечное. И в этом — наше утешение.

Калык ИБРАИМОВ,
член Союза писателей СССР, кандидат философских наук,
лауреат премии ленинского комсомола Киргизии.






Добавить комментарий