Прошел год, как он на своем  посту. Министр полон оптимизма и делится самыми радужными прогнозами.

— Перед кыргызстанцами  весь предыдущий год маячила перспектива вступления в Таможенный союз.  На каком этапе  этот процесс?
— У нас есть план вхождения в ТС, создана межведомственная рабочая группа, в которую  вошли  представители государственных органов, которые в той или иной форме соприкасаются с внешней торговлей.  Возглавляю  эту комиссию я. Думаю, что 2013 год для нас станет решающим, мы должны  завершить переговоры, адаптировать и синхронизировать    наше законодательство и Таможенного союза,   определить, по каким товарам нам должны предоставить  преференции. Затем станем   ждать решения членов альянса.
Следует отметить,  что   Таможенный союз выполняет  две функции: экономическую, которая открывает для нас новые возможности по продвижению  товаров и капитала, и  политическую.  С обеих — и  с экономической, и с политической — точек зрения Кыргызстану выгодно это вступление.

—  Удалось ли  обеспечить экономический рост в 2012 году?
— Прогнозы были достаточно оптимистичны. В принципе в экономике рост есть —  4%, если не учитывать месторождение Кумтор.  В  промышленности, строительстве  дела пошли лучше, в прошлом году  мы выработали  больше  электроэнергии. Правда, остались нерешенными многие проблемы в  сельском хозяйстве. Зато уровень сервиса поднялся на   110,8%.

— Если оглянуться  назад, вспомнить 20-летнюю историю независимого Кыргызстана, были ли прежде  в нашей стране  аналоги подобных  пессимистичных показателей?
— Да, конечно. Приведу в пример  2002 год, когда  экономического роста вообще не наблюдалось. Провальными  оказались и 2005-й, и 2010-й. В остальные  периоды  республика  всегда имела тенденции к росту. Самый большой рост в экономике отмечен в 2007 году (тогда  обстановка в развитых странах мира   складывалась весьма благоприятно).

— Иностранцы, приезжающие в наш край,  поражаются: «Какая же это бедная страна, если ваши люди ездят на шикарных авто, посещают дорогие рестораны, строят элитные особняки?  Кто они, в какой сфере они работают и платят ли налоги?».
— Деньги в экономике есть,  взгляните на  депозиты. С другой стороны, у нас достаточно высокие показатели потребления. Покупательская способность населения на  высоком уровне. Конечно, не сравнить с россиянами или казахами, у них и доход на душу населения совсем другой.  Большое вливание идёт за счёт трудовых мигрантов. По официальным подсчётам, они дают 1,8 млрд. долларов, но фактически это более 2,5 млрд. Деньги мигрантов  работают на экономику Кыргызстана, поддерживая достаточно высокий спрос и на жильё, и на автомобили, и на товары народного потребления.
Второе, у нас функционируют рынки «Дордой» и «Кара-Суу», где  за счёт упрощенной системы налогообложения  (патента) вращаются огромные  деньги и приносят хорошие дивиденды. Внешнеторговый оборот в республике по сравнению с 2011 годом  вырос на 133%. В том числе идёт большой рост импорта. Часть предпринимателей  работает в теневой экономике. А есть еще и «серая» — это когда продают товары или выпускают продукцию, вообще не имея на то разрешения или регистрации, то есть противозаконно. Есть те, кто хорошо зарабатывает, но скрывает определенную часть доходов.  А еще существуют так называемые «грязные деньги», криминальные. К сожалению, мы находимся на тропе наркотрафика и часть денег от наркооборота оседает в нашей республике. Это около полумиллиарда долларов ( данные российских экспертов).

— Недавно прозвучала информация, что размеры теневой экономики в Кыргызстане  достигают 39% ВВП. Объясните, что это значит?
— Такова доля предпринимателей, которые не платят налоги, скрывают свои доходы, не отчитываются, не покупают лицензии, занижают  суммы налоговых отчислений, и бюджет соответственно недополучает почти 40 процентов  налогов.

— Почему предприниматели идут на это? У нас что — драконовские налоги?
— Причины разные. Одни считают, что налоги в Кыргызстане высокие  (хотя  у нас  налоговое  бремя гораздо  ниже, чем в Казахстане или России, к тому же  либеральные законы), а  социальные отчисления большие. И доля выплаты зарплат в конвертах тоже достаточно высока. По данным исследований, которые провели сотрудники Министерства экономики и антимонопольной политики,  47% индивидуальных предпринимателей и 53% юридических лиц выплачивают зарплату в конвертах и не платят вообще никакие налоги. Это очень большой объём.

— Если бы эти 39% не были в тени, какую выгоду получало бы государство?
— Ну считайте, мы получали бы дополнительно около 28-30 млрд. сомов,   увеличили поступление налогов на 50%.

— Понимаю, какая это  польза для бюджета. Но и  по  размерам своего кошелька могу предположить, что интересней всё-таки скрыть истинное положение финансовых дел. Как  бороться с такой психологией?
— Следует  создать такие налоговую систему и законодательство, чтобы, во-первых, предпринимателю выгодно было платить все налоги, а во-вторых, страшно не платить.

— То есть вы признаёте, что выгодно не платить?
— С точки зрения предпринимателя, даже если оставить лишь 1% налогов, ему всё равно будет казаться, что он много платит. Никто из бизнесменов никогда не признается, что платит мало. Необходимо принять меры, чтобы предпринимателю  невозможно было не платить,  удобно стало администрировать налоги и вся эта  система была прозрачна. Игнорирование  Налогового  кодекса должно караться  сурово. С одной стороны, пряник, а с другой  — кнут. Это основное требование любой государственной системы,  каждый гражданин должен соблюдать закон. Требуется  большая просветительская работа, человеку следует  понимать: раз я плачу — значит,  помогаю государству. Сегодня он имеет возможность работать и получать  деньги, но если завтра государство развалится, он ничего не заработает. Придётся эмигрировать в другую страну и начинать все заново. То есть надо работать с сознанием людей, призывать к патриотизму.

—  Согласитесь, Темир Аргембаевич,  один из главных китов, на которых держится наша экономика, — трудовые мигранты.  Если бы не они, что тогда?
— Во-первых,  в стране была бы огромная  безработица.  Правительству  пришлось бы платить пособие безработным. Но главное, возникли бы большие внутренние проблемы, потому что на сегодня мы не в состоянии обеспечить работой всё трудоспособное население Кыргызстана. Мы лишились бы вливания  денег трудовых мигрантов  в нашу экономику, которые сегодня страна  получает. Следует признать: трудовая миграция — вынужденная мера, с подобными  ситуациями сталкиваются многие развивающиеся страны. Но, с другой стороны, на подготовку, скажем,  специалиста с высшим образованием государство тратит до 25 тысяч долларов в год. Посмотрите, сколько мы расходуем бюджетных денег, чтобы потом молодые специалисты уехали из страны. Когда я был депутатом Жогорку Кенеша, на парламентской сессии ОБСЕ часто поднимался этот вопрос. Сенаторы говорили, что все  индустриальные страны обязаны нести определенную социальную нагрузку, так как мы готовим для них квалифицированных рабочих, инженеров, техников. Здесь должна быть  солидарность. Думаю, что этот вопрос надо продвигать и в дальнейшем.

— Второй «кит»  отечественной экономики — рынки «Дордой» и «Кара-Суу». Долгое время мы были страной, которая только перепродавала китайские товары…
— Структура нашей экономики очень интересная, эластичная. Около 48-50% составляют услуги и торговля,  18%  — сельское хозяйство, 20% — промышленность. С этой точки зрения у нас есть определенные подвижки —  многие страны хотели бы иметь подобную структуру. Проблема в том, что у нас  небольшие объёмы экономики. Нам бы их нарастить, тогда увеличили бы и доход на душу населения. При больших объемах да при наличии нашей структуры экономики поднялась бы  промышленность. Нам есть над чем работать.

— В ушедшем году правительство пошло на решительный шаг — отменило визы для развитых стран. Как     отразилось новшество на развитии туризма,  который отнесен к экономике?
— Отдельно взятые меры дают небольшие результаты, и они должны быть взаимоувязаны со многими  обстоятельствами. Что мы получили от отмены виз? Благоприятные условия для зарубежных путешественников. По данным Пограничной службы за прошлый год, поток туристов вырос на одну треть. Приведу пример:  если в 2011-м  Нарынскую область с целью экотуризма посетили 350 человек, то в 2012-м —  3,5 тысячи,  то есть в десять раз больше.

— Поговорим о коррупции. В республике есть очень состоятельные  люди, но  не всегда их богатство законно. К  «белым воротничкам»  относятся таможенники и налоговики. Почему так происходит? Откуда у них  деньги?
— Прежние власти долгое время создавали специальную систему для получения незаконного дохода, в основном за счёт ущемления госбюджета. Из физики мы знаем: ничто не исчезает бесследно, и если что-то  куда-то перетекает,  то оно  имеет тенденцию скапливаться. Наши предприниматели давно уже адаптировались к условиям, у них была определённая ставка, сколько они должны отстегивать фискалам, чтобы не потерять бизнес и получать прибыль. Именно эту сумму они платили. Лишь  40% поступали  в  бюджет, а 60% оседали в чьих-то карманах.
Чтобы узаконить и систематизировать эти поборы, таможенники и налоговики создавали различные серые схемы, которые работали слаженно,  как швейцарские часы. Проводились  различные конкурсы, шло явное   лоббирование, чтобы трудоустроиться на  таможню или в налоговые инспекции. Люди видели:  вот их сосед, который устроился на таможню, через месяц уже купил дорогую машину, а через три приступил к  строительству особняка. Все знали, что он зарабатывает незаконные деньги.
Принято было делить, определенную сумму брали инспектор, а также  смежные структуры:  ГКНБ, милиция, прокуратура, санитарный и ветеринарный врачи… Конечно, большая  часть взяток  доставалась  верхушке. Там у них находился свой  сборщик. В последней, бакиевской системе главным сборщиком был старший сын экс-президента — Марат Бакиев, заместитель председателя ГКНБ.
Эту систему мы постарались сломать. Когда  я в 2010 году пришёл во Временное правительство и возглавил Министерство финансов (Кулматова  назначили главным таможенником страны), был приказ отказаться от полутора тысяч долларов, которые еже-    дневно шли  с каждой машины в карман Бакиеву. В день через пропускные пункты  проходило и сто, и двести машин. Это только по Торугарту. А еще Иркештам есть.  Мы отказались от этого сразу. Доходы тогда резко возросли.

— А сейчас как  обстоят дела?
— Сигналы поступают, остались отдельные схемы.  Боремся с этим злом. К примеру, подняли ставки на прохождение товаров через границу. При Бакиеве предприниматели официально платили  0,15 цента за килограмм,  остальное шло неофициально. В итоге получалось 0,25 цента. Сегодня мы подняли  ставки до 0,35 цента за килограмм, чтобы деньги, которые раньше  оседали в карманах  таможенников, направить  в бюджет. Но, повторяю,  проблемы с незаконными поборами и в таможенной, и в налоговой службе  остаются.

— Это очевидно, судя по тому, что массового увольнения из этих структур пока не наблюдается.
—  Да, этого нет. И огромные конкурсы по-прежнему остаются. Сегодня  опросы показывают, что по степени коррумпированности и взяткам эти службы опять в топ-лидерах.

— Какой видите выход?
— Надо постепенно отказываться от упрощенной системы,  переходить на инвойс. Должны приводить зеркальную статистику, то есть сравнивать с Китаем,  переходить на автоматизацию,  минимизировать контакты предпринимателя с проверяющими.

— Почему мы до сих пор не можем автоматизировать таможню? Это  больших денег стоит?
— У нас разработан проект, но всякий раз его реализация  по разным поводам  затягивалась. В июне прошлого  года  должны были закончить автоматизацию в налоговой и таможенной инспекциях. Но, ссылаясь на различные причины,  перенесли работы  на следующий год. Очень надеюсь, что к марту-апрелю 2013 г. программа будет  все-таки внедрена. Сложно начать, нужно создать  базу данных, иметь адаптированную систему. В перспективе туда войдёт и Социальный фонд. Вот когда будет единая система, мы сможем проследить, кто, где и сколько  получает.

— Какие антикоррупционные меры  уже  приняты в  нашей республике?
— Где обычно наблюдается коррупция? Там, где есть контакт предпринимателя и чиновника. Прежде всего  это разрешительная  и лицензионная системы, где присутствует человеческий субъективизм. В прошлом году мы  сократили лицензирование на 127 видов предпринимательской деятельности. То есть было 580, сейчас около 360. Намерены мы и дальше уменьшать  количество разрешений. Внесли в правительство проект, по которому  общее количество лицензий будет не более ста. Тем самым уберем огромный  пласт  нахлебников-чиновников. Если раньше предприниматель шёл получать лицензию и чиновник мог тянуть с ее выдачей, вымогая взятку, то  теперь такого не будет.
Второе, мы ввели в лицензирование принцип «Молчание — знак согласия». Если  предприниматель обратится в государственный орган за разрешением или лицензией и тот  не отвечает  в течение 30 дней, то бизнесмен  может смело приступать к своей работе. Мы заставим государственные учреждения  укладываться в те сроки и нормативно-правовые акты, которые предусмотрены законом. В случае несогласия  министерство   обязано  представить мотивированный  отказ. Невыполнение влечет за собой ответственность должностных лиц.

— В прошлом году сократили количество государственных услуг. Намного?
— Да, значительно. В нашей стране их насчитывалось около 20 тысяч. На сегодня осталось не более 360, то есть сократили в 54 раза. Чиновники оказывали услуги частично бесплатно, а кое-что за деньги. Мы разработали новый  реестр, где перечислено, какие виды сервиса  оказывают      госорганы на платной, а какие — на бесплатной основе. Высвободившийся перечень — более 19 тысяч наименований  — идёт сегодня на аутсортинг, на рынок. Услуги  будут предоставлять  частники, индивидуальные предприниматели, юридические организации.
Введены также  проверочные листы,  приход   на предприятие  инспектора   основывается  на  критериях риска. Это существенный момент. Раньше каждый госорган как хотел, так и  проверял. Теперь, прежде чем наведаться  на производство, нужно проанализировать данные и определить высокий, средний и низкий уровень риска. Там, где высокий риск (касается безопасности и здоровья человека), госорганы могут проверять  предпринимателей 4 раза в год, предприятия со средним риском — раз в три года и с низкой степенью риска — один раз в 5 лет. Напомню: прежде чем идти проверять,  чиновники  обязаны  получить  разрешение в Министерстве экономики и антимонопольной политики.
Кроме того, вдвое сокращено число контрольно-надзорных органов. Из 20 осталось только 12. То есть всё  делается для того, чтобы минимизировать вмешательство государства и влияние чиновника на бизнес. Тем самым стараемся улучшить бизнес-среду, исключать  возможные злоупотребления.

— Есть ли конкретные результаты внедрения этих мер?
— Безусловно. Проверки перестали быть тотальными, их количество снизилось  в разы. Сократилось и  время их проведения. Конечно, мы еще далеки от идеала, но бизнес-сообщество уже чувствует позитивные  изменения, я это знаю наверняка, так как  регулярно  общаюсь с деловыми людьми. Государство и бизнес становятся настоящими партнёрами, а не начальниками друг над другом. Наша задача — создать комфортные условия для ведения бизнеса, равные возможности доступа к ресурсам, поддерживать конкуренцию. Тогда регулярно  сможем пополнять свой бюджет. Только так можно развивать нашу экономику и гражданский сектор.

Интервью вела Галина ЛУНЕВА.
Фото предоставлено  пресс-службой  Минэкономики.