В жизни каждого человека есть незабываемые события, встречи, беседы, оставляющие глубокий след. Именно они — эти моменты — превращают "прозу" повседневной жизни в "лирическую поэзию", заставляют звучать нежные струны души, видеть и ощущать мир в полноцветной гамме красок и чувств. Земная жизнь, отпущенная тебе свыше, воспринимается чистой, как горные альпийские родники, яркой, как солнечные лучи в безоблачный день.

     К самым счастливым моментам своей жизни я отношу дружеские встречи и беседы с одними из самых ярких писателей и поэтов советской многонациональной литературы — Расулом Гамзатовым, Мустаем Каримом, Камилем Яшеном, Зульфиёй Исраиловой, Олжасом Сулейменовым, Абдыжамилем Нурпеисовым и многими другими. Целые поколения юных читателей приобщались к высокой литературе на их книгах, старались "делать жизнь" на примере этих ярких, самобытных личностей. Но, конечно, осветила и освятила мою судьбу встреча, а затем и многолетняя творческая и семейная дружба с Чингизом Айтматовым.
     Много было на моем жизненном пути встреч, задушевных бесед с людьми, коих смело можно отнести к великим личностям. К сожалению, не приучены мы систематически вести записи, что называется, "по горячим следам", писать дневники, надеемся на свою память… Часто в разговорах с молодежью, студентами и аспирантами приводим мудрые слова Уильяма Шекспира в переводе Самуила Маршака:

Запечатлейте беглыми 
                                   словами
Всё, что не в силах память 
                                удержать,
Своих "детей", давно 
                        забытых вами,
Вы встретите когда-нибудь 
                                     опять.
Как часто эти найденные 
                                   строки
В себе таят бесценные 
                                    уроки…

     Перелистываю свой дневник, в котором до безобразия много лакун — не только дней, но и недель, месяцев… Сколько мыслей, чувств, встреч в свое время показавшихся мне не столь существенными, а на самом деле имеющими огромное воспитательное значение, так и останутся втуне для современников, моих детей, потомков. Только с возрастом мы начинаем понимать, как важны для следующих поколений кажущиеся мелочами события жизни их предков.
     Человек так устроен, что вопреки библейскому "не сотвори себе кумира" старается еще в детстве и отрочестве найти себе пример для подражания и следовать ему по жизни. Чаще всего такими примерами для подражания становятся герои любимых книг и сами авторы этих произведений. Для меня любимым писателем с детства стал Чингиз Айтматов. Как и многие мои сверстники, впервые я увидел великого писателя на фотографии. Мало того, с того времени как я начал заниматься исследованием его творчества, Чингиз Айтматов стал сниться мне во сне. Конечно, я мечтал увидеть его наяву. 
     1 октября 1980 года я увидел его крупную фигуру в приемной Института языка и литературы, но подойти не посмел. Оказалось, он пришел узнать о нашей готовности к проведению всесоюзной научной конференции "Закономерности развития новописьменных литератур и проблемы социалистического реализма", которая должна была состояться на следующий день.
     Наутро большой зал Академии наук был полон. Я, как, впрочем, и многие участники пленарного заседания конференции, с нетерпением ожидал прихода Айтматова, но он почему-то запаздывал. Избрали президиум, известный литературовед из Москвы Георгий Иосифович Ломидзе начал свой доклад. В это время зал захлопал, люди вставали, встречая любимого писателя. Айтматов шел по проходу, извиняясь, руками показывая, чтобы все успокоились, но участники конференции, стоя аплодировали до тех пор, пока Чингиз Торекулович не занял место в президиуме.
     Слово дали Айтматову, он извинился за опоздание, потом стал делиться своими мыслями по важнейшим проблемам литературы, много внимания уделил анализу исследований литературных взаимосвязей, тем направлениям работы, на которые ученым следует обратить первостепенное внимание. Мне особенно запомнились его теплые слова в адрес молодого алтайского поэта Боронтоя Бедюрова: "Я продолжительное время отслеживаю процессы, происходящие в литературах малых народов, говорящих на тюркских языках и сумевших сохранить многие свои национальные традиции… Вот, к примеру, казалось бы небольшая литература алтайского народа. Я с огромным удовольствием прочитал стихи молодого поэта Бедюрова Боронтоя. В его поэзии сокрыта глубокая философия… Он сумел поднять и донести до нас, читателей сегодняшнего дня, всё богатство алтайского народа, алтайского национального художественного сознания. Этот факт свидетельствует о том, что в каждой национальной литературе таятся огромные ресурсы развития". 
     Люди слушали его с неподдельным интересом. Конечно, участие знаменитого писателя вызвало к конференции большой интерес.
      В перерыве Айтматов оказался в тесном кольце знакомых и почитателей. Я выждал момент, когда он остался наедине с какой-то девушкой, подойдя к ним, поздоровался и выпалил от волнения: "Могу я к Вам обратиться?" — "Обращайтесь", — улыбнулся он и двинулся к выходу.
     — Чингиз Торекулович, я недавно был в командировке в Алма-Ате. Ваши друзья Калтай Мухамеджанов, Олжас Сулейменов, Зейнулла Кабдолов передавали Вам привет. Вот это я Вам хотел сказать.
     — Спасибо! Как тебя зовут и зачем ты ездил туда? — повернулся он ко мне.
     — Мелис Акматалиев, — торопливо ответил я. — Интересуюсь Вашим творчеством, пишу диссертацию, в Алма-Ату ездил собирать материал.
     — А-а, хорошо. Значит, беседа с Калтаем, опубликованная в "Советтик Кыргызстан", твоя работа? — спросил он, остановившись у автомобиля.
     — Да, — зарделся я от волнения и ощущения гордости от того, что великий писатель читал мое интервью и запомнил фамилию.
Айтматов крепко пожал мне руку и сел в машину. Как я был в тот день рад и горд от сознания своей значимости, казалось, я своей головой подпирал небо…

1981 год

     Лето… Жара стояла несусветная. Я заметил, что Чингиз Айтматов зашел в почтовое отделение, что располагалось на первом этаже Академии наук. Взлетев на четвертый этаж, я схватил какую-то свою книгу, быстро что-то написал и бросился вниз. Через несколько минут Чингиз Торекулович показался в дверях. Я, подойдя к нему, поздоровался и протянул книгу. Он бросил взгляд на обложку, видно только тогда вспомнил меня, улыбнулся и спросил: "Бываешь в командировках?". Я ответил, что вскоре собираюсь в Алма-Ату. Подойдя к машине, он открыл заднюю дверь, сел и принялся перелистывать мою книгу. Я стоял, как солдат, навытяжку, не зная, что предпринять. Айтматов сказал: "Ну ладно", — закрыл дверь и уехал. 

* * *

     Вскоре после этого случая по какому-то делу вечером я зашел в Дом кино. В не столь большом кинозале было темно, на экране шел какой-то фильм. Зрителей не было, один Айтматов сидел в середине последнего ряда. Я стал осторожно пробираться к нему в полутьме, по дороге споткнулся и едва не упал, вызвав шум. Писатель повернулся на шум:
     — А-а, Толомуш, проходи (наверное, он подумал, что пришел Океев).
     — Я не Толомуш-агай, — только и сумел произнести я, запинаясь от волнения, чувствуя, как горят щеки и уши. Затем, не осмелившись сесть рядом с Айтматовым, я сел, пропустив одно сиденье. 
     Айтматов очень внимательно, весь отдаваясь, смотрел на происходящее на экране, иногда что-то негромко говорил. Я незаметно наблюдал за его реакциями.
     Он громко смеялся при виде безуспешных попыток членов бригады "Шумкар" (кречет) подоить вола. Глядя, как женщины на тое разбрасывают на стол с яствами курагу и орешки (это традиционное действо, символизирующее у кыргызов достаток в доме), писатель произнес в мою сторону:
     — Наверное, этот эпизод снимался на юге. У нас обычно разбрасывают боорсоки и конфеты.
     — Да, скорее всего, — только и нашелся я что ответить.
     — Что они делают?! — вдруг возмутился Чингиз Торекулович. 
     — Как можно так обращаться с природой?!
     Я взглянул на экран. Школьники-подростки, влезши на верхушки деревьев, брезентовыми рукавицами сдирали с ветвей листву в мешки.
     — Корма заготавливают, — сказал я (были в советские времена и такие годы, когда в бескормицу люди собирали и сдавали в колхозы и совхозы листья деревьев).  
     Чувствовалось, что Чингиз Торекулович не может в душе смириться с подобными методами работы и таким отношением к природе. После окончания фильма он уходил из зала в глубокой задумчивости…

 * * *

     Дом кино. Вместе с гостем из Болгарии мы одни смотрим фильм "Белый пароход". Некоторые эпизоды я ему вполголоса объясняю.  
     По национальности он турок, доктор наук. Ему 47 лет. Прибыл к нам для встречи с Чингизом Айтматовым, хочет выяснить какие-то вопросы по его творчеству. Через некоторое время его увели, сказав, что писатель освободился и ожидает. Я тоже вышел из смотрового зала.
     Вскоре вышли Айтматов, Суйменкул Чокморов, ещё какие-то люди. У гостя из Болгарии был с собой фотоаппарат. Он пригласил нас сделать совместный снимок. Мы встали сбоку, но кому-то из функционеров-прилипал, которых в те годы было много рядом с Чингизом Торекуловичем, это не понравилось, и он громким шепотом велел нам отойти. Эх, как мне стало обидно, до сих пор иногда вспоминаю тот случай со стыдом, что не дал отпор тому нахалу. Конечно, неплохо было бы иметь тот снимок в семейном архиве.

* * *

     27 октября 1981 года. Я сижу в приемной Чингиза Айтматова, пришел по делу. Не так давно оставлял его секретарю несколько вопросов к писателю по проблемам кыргызско-казахских литературных связей. Когда секретарша объявила, что я могу зайти, попытался унять дрожь волнения и вошел в кабинет. Чингиз Торекулович сидел в глубине просторного кабинета, в очках, просматривал бумаги. Подняв голову, он пригласил меня сесть, поинтересовался, какие проблемы привели меня к нему. Я сказал, что хотел получить ответы на вопросы, которые раньше оставлял секретарше.
     — Очень срочно нужен этот материал? — спросил Чингиз Торекулович.
     — Хотел использовать в диссертации.
     — Когда защита?
     — В начале следующего года, — ответил я.
     — Без ответов на эти вопросы материалов хватает? — поинтересовался он.
     — В принципе, да.
     — Тогда успешно защищайся! Сейчас я очень занят, выберу время, отвечу, используешь в докторской диссертации, — улыбнулся писатель.
     — Спасибо большое, агай. Извините, что отнял Ваше время. 
     Чингиз Торекулович взял со стола книгу "И дольше века длится день…" на кыргызском языке и, надписав ее своим крупным летящим почерком, вручил мне. Я ещё раз извинился и, поблагодарив, вышел. Только на улице открыл книгу. Там была следующая надпись: "Одному из талантливых джигитов кыргызского литературоведения — моему младшему брату Акматалиеву Абдылде, 27 октября 1981 года". Книга с этой душевной надписью с того дня заняла почетное место в нашей домашней библиотеке, принесла и продолжает приносить мне и моим близким много счастья…

1983 год

     Бывает, что все у человека получается! Если бы кто-нибудь спросил меня: "Что бы ты чувствовал, если бы Айтматов пришел к тебе в гости?", я бы, не задумываясь, ответил: "Да брось шутить, разве такое возможно!" Но такое фантастическое событие отразилось в нашей семейной хронике 25 ноября 1983 года. В гостях у нас был сам Чингиз Айтматов…
     В холодный слякотный день — 24 ноября — я пришел к нему в кабинет. Поздравил с присуждением Государственной премии СССР за роман "И дольше века длится день…", сообщил, что мне присуждена премия Ленинского комсомола. Чингиз Торекулович от души поздравил меня, пожелал успехов в дальнейшем. Я неожиданно для себя осмелился сказать: "Чингиз ага, было бы хорошо, если бы Вы нашли время прибыть к нам на чай".
     Он поинтересовался моими домашними условиями, спросил, с кем я живу, кто еще будет гостем, затем просто сказал: "Давай я посмотрю на свои дела. Оставь адрес и телефон".
     Когда я вечером сказал дома, кто к нам придет в гости, они не поверили, затем озаботились, мол, нужно несколько дней, чтобы подготовиться достойно принять такого великого человека, как мы все успеем.
     Назавтра в 11 утра зазвонил телефон, я поднял трубку.
     — Это дом Абдылды?
     — Да, это я.
     — Я — Айтматов.
     От неожиданности у меня перехватило дыхание, показалось, что сердце мое остановилось.
     — Ты извини, наверное, с гостями не получится. Дочка Ширин простыла, у нее высокая температура.
     — Как же так, агай, мы так ждали, готовились. Может, к вечеру Вашей дочери станет лучше, — сам не ожидая от себя такого нахальства, сказал я.
     — Если придем, ненадолго. Думаю, часа на два-три, договорились? Посидим, пообщаемся. Если я захвачу с собой ректора Ж. Акималиева и писателя К. Акматова, не будет тебе в тягость? — спросил Айтматов.
     — Ну что Вы, будет очень даже хорошо, — обрадовался я такому повороту событий.
     — Ну тогда до вечера.
     Я действительно обрадовался, словно гора упала с плеч. Конечно, нужны будут собеседники.
18.00 часов. На улице разыгралась целая вьюга. Я вышел во двор встречать гостей, а их все нет. Через некоторое время показался Казат Акматов. Поскольку мы не были до этого лично знакомы, представились друг другу, и сразу завязался разговор. Я время от времени посматривал в пелену снега, летевшего с той стороны, откуда должны были прибыть остальные гости. Появилась "Волга", у меня отлегло от сердца.
     Гости сели за стол, мы познакомились, зазвучали вопросы. Моя мама с большим достоинством, будто всю жизнь только и делала, что встречала высоких гостей, отвечала на них. Неожиданно мне предложили сказать как хозяину первый тост. Я поздравил Айтматова с государственной премией, отметил, что мы, кыргызские исследователи его творчества, пока не можем похвастать большими успехами, но надежду дает появление новой литературоведческой поросли, рассказал о ходе подготовки научной конференции, посвященной творчеству Чингиза Торекуловича.
     В тот вечер мы о многом переговорили, что называется, "с душой и сердцем на устах". Чингиз Торекулович был очень доволен, что его роман удостоен государственной премии. Он обратился ко мне со словами: "Ты совсем еще молод, но уже пользуешься уважением коллег, получил премию Ленинского комсомола, стал кандидатом наук. В твоем возрасте многие ребята не могут найти своего места в жизни. Единственное, что тебе сегодня не хватает, — юной спутницы жизни, срочно найди себе достойную девушку, чтобы она стала опорой тебе и маме. Давайте этот тост поднимем за скорую свадьбу!
     Потом мы на 10-15 минут встали из-за стола и прошли в мою комнату, посмотрели альбомы, книги. Взгляд Чингиза Торекуловича упал на баян. 
     — Кто играет на нем? — поинтересовался он.
     — Мой младший брат.
     — Давайте послушаем.
     Болот сыграл несколько мелодий, гости очень внимательно слушали. Потом Чингиз Торекулович позвонил домой, поинтересовался состоянием дочери. В это время сын моего братишки, двухлетний Акылбек почему-то из всех гостей выделил Айтматова, подошел к нему и протянул руку, чтобы поздороваться! Мы засмеялись, а Чингиз Торекулович погладил его по голове со словами: "О-о, какой хороший мальчик!".
     Когда мы вновь сели за стол, Мария Урматовна — супруга Чингиза Айтматова — сказала: "А, впрочем, хорошо, что ты до сих пор не женился". "А почему?" — оживились гости. "Потому, что жена всю жизнь пилила бы, мол, это я сделала тебя кандидатом, лауреатом премии, а ты…" — продолжила мысль Мария Урматовна. Все засмеялись. "На моей свадьбе вы будете самыми почетными гостями", — пообещал я. 
Гости уехали, а я практически всю ночь не спал, вспоминая и переживая вновь эти несколько часов высокого общения…

1985 год

     Прошли дни, месяцы, годы. Я не встречался с Чингизом Торекуловичем без малого два года. Как-то заходил к нему на работу, но не застал. Оставил секретарше Свете роман "И дольше века длится день…", переведенный на казахский язык (передал через меня Айтматову Ш. Муразаев), монографию академика    З. Ахмедова об Абае, а также передал привет от Мустая Карима, с которым я незадолго до этого встречался.
     2 сентября 1985 года я пришел в Дом кино, чтобы передать Айтматову сборник тезисов научной конференции "Современный литературный процесс и Чингиз Айтматов" и заручиться его обещанием прийти и открыть этот форум молодых ученых. В приемной было много посетителей, но писателя еще не было. Вскоре послышался звук шагов человека, поднимающегося на второй этаж. Я сразу определил, что это Айтматов.      А вот и его крупная фигура, в руках много бумаг, настроение, судя по всему, хорошее. Он поздоровался со всеми, потом обратился ко мне: "Хорошо, что пришел сам, собирался искать тебя, есть разговор". Ждал я достаточно долго. В это время подошла целая группа людей из Свердловской киностудии во главе с заведующим сектором "Манас" Самаром Мусаевым. Айтматов вышел, пригласил их в кабинет, сам задержался около меня.
     — Прости, заставил тебя долго ждать, может, в другой день встретимся?
     — Как скажете.
     — Если не торопишься, то подожди.
     Я сказал, что располагаю временем…
     Рабочий стол Айтматова, как и в прошлое мое посещение, в рабочем беспорядке, бумаг много. Я поздравил его с премией имени Джавахарлала Неру.
     — Спасибо большое! Как твои дела, что нового в институте?
     Я ответил, что все идет своим чередом, закончили работу над первым томом "Истории кыргызской советской литературы".
     — Наверное, коллективный труд?
     — Да, с нашего института участвовали К. Асаналиев,     А. Садыков, С. Джигитов, с университета — К. Артыкбаев, Б. Алымов. Скоро завершим и второй том.
     — А что сам, чем занят?
     — Поездил по Средней Азии, Сибири, собирал материал. В прошлом году был в Уфе, встретился и беседовал с Мустаем Каримом. Он говорил много хорошего в Ваш адрес, передавал привет. Наша беседа была опубликована в газете "Кыргызстан маданияты" за 5 июля 1984 года. Я, кстати, газету оставлял для Вас у секретаря.
     — Я получил, спасибо! Как домашние? 
     — Мама жива, здорова, молится за Ваше здоровье. Брат работает.
     — А как малыш, что здоровался со мной за руку?
     — Растет, бегает. Сам я еще не женился.
     — Живете в том же доме?
     — Да, там же.
     Чингиз Торекулович коротко ответил кому-то по телефону, а затем приступил к основному разговору.
     — У нас к тебе серьезное дело. Конечно, если у тебя будет время и желание.  
     — Агай, если Вы считаете, что это дело мне по силам, то я с огромным удовольствием выполню Ваше поручение, это честь для меня.
     — Дело вот в чем, кстати, как ты общаешься с малышами?
     — Я люблю их.
     — Здесь дело не в отношении к ним. Моя дочь Ширин 1-й класс окончила в школе №5. Сегодня с утра я отвел ее в 13-ю школу, хочу чтобы она освоила английский язык. Но и родной язык, конечно, она должна знать. Мог бы ты взять это дело в свои руки?
     — Если Вы мне доверите, я попытаюсь.
     — Конечно, можно было привлечь и хорошего учителя-практика, но нам с Марией Урматовной кажется, что ты с этим делом справишься лучше. Поэтому я собирался разыскивать тебя.
     — Кстати, совсем недавно в школе №5 мы организовали кружок "Малая академия филологических наук". Я проходил педагогическую практику в школах, так что небольшой опыт работы с детьми у меня есть.
     — Тогда договорились, давай чуть позже, когда у дочери стабилизируется расписание, определим один день для занятий. Я скажу секретарю, звони в любое время, она свяжет нас.
     Я собрался уходить, но Чингиз Торекулович остановил меня. Он позвонил домой: "Макен, мы сейчас приедем, дети дома?". 
     Выйдя на улицу, я с волнением думал, сумею ли достойно выполнить эту просьбу     Айтматова. Минут через 10-15 вышел писатель, и мы поехали к нему домой. Некоторое время мы молчали, я не знал, с чего начать, а потом вспомнил статью в "Комсомольской правде" о прекрасной постановке в Москве якутским театром спектакля по повести "Пегий пес, бегущий краем моря". Чингиз Торекулович с видимым удовольствием ответил:
     — В то время мы как раз оказались в Москве. Нас разыскали, несколько артистов вместе с руководителем труппы пришли пригласить нас на спектакль. Постановка действительно оказалась прекрасной,  меня во время просмотра не покидало чувство, что повесть была написана мной специально под артистов этого театра. Под занавес произошло и вовсе неожиданное: маленькая Ширин зашлась в плаче. Долго мы не могли успокоить ее. Зрители вокруг тоже помогали нам унять слезы нашей девочки, говоря: "Вот она — сила истинного искусства!" После представления я поднялся на подмостки, от души поблагодарил артистов…

(Окончание здесь)