Восемнадцать лет назад, поступив в аспирантуру и начав свое научное исследование, я нашла в архиве НАН КР военные блокноты и дневник известного талантливого кыргызского писателя, переводчика, участника Великой Отечественной войны Узакбая Абдукаимова.

     Военные блокноты были первыми фронтовыми записями писателя, и датируются они 16 августа 1942 года — практически через три месяца после призыва его в армию. На сохранившихся первых страницах дневника записи сделаны тоже в августе, но уже 1944 года. К сожалению, титульные листы двух блокнотов уже утеряны, но кожаная обложка дневника сохранила даже красный цвет флага и лозунг на нем:  «Все силы народа — на разгром врага». И. Сталин».  Под красующейся в самом центре надписью «Дневник» выведено: “мл. лейтенанта Абдукаимова».
Узакбай Абдукаимов был призван в армию в мае 1942 года (об этом он упомянет на одной из страниц своего дневника) в возрасте 32 лет. Практически с первого месяца призыва в действующую армию он начнет делиться на бумаге своими впечатлениями и мыслями, которые впоследствии станут документальной основой романа «Битва». Примечательно, что все военные записи У. Абдукаимов вел на русском языке, только небольшие абзацы или один-два предложения да два стихотворения — на кыргызском.
Позднее некоторые страницы дневника будут опубликованы в Москве в сборнике «Советские писатели на фронтах Великой       Отечественной войны»  наряду с дневниковыми заметками таких корифеев советской литературы, как М. Шолохов, А. Твардовский, К. Симонов, Исаковский и др. В 1975 году эти же страницы, но уже в сокращении, будут напечатаны в книге «С пером и автоматом», вышедшей во Фрунзе. Сегодня два блокнота военных лет и «дневник младшего лейтенанта Абдукаимова» находятся в Рукописном фонде архива Академии наук КР.
Особая ценность этих документов в том, что они смогли не только сохранить хронологию событий личной, фронтовой жизни писателя, но и раскрывают его внутренний мир, размышления. Сегодня это не только бесценные письменные свидетельства о войне, но еще и зеркало, которое отражает духовную красоту, чистоту мыслей, доброту автора.
     1 сентября 1944 года он сделает следующую запись в своем дневнике (здесь и далее тексты публикуются с сохранением стилистики автора): «Русский офицер должен серьезным образом думать о своем воспитании. Он должен блистать во всем. Ведь Европа не должна разочароваться нами. В нас должны видеть не только людей с хорошей думой, но и высокого сознания, культуры и умения. Мы находимся в Прибалтике… Мы не только воюем, но и несем народам что-то новое. Ой как трудно некоторым быть и воином, и порядочным человеком».
«29.1. Все ближе приближаемся к Кенигсбергу. В 14 км от Кенигсберга оказался лес, где имелись большие подземные склады с ж/д сетями, соединяющимися с Кенигсбергом. Теперь немцы, немки, дети (Боже!) в условиях зимней стужи возвращаются, оказавшиеся отрезанными. Теперь чаще всего встречаются дома с нетронутыми хозяевами. Когда мы ласкаем немецких детей, плачущих от невзгод длинной зимней дороги, немцы, разинув рот, смотрят на нас, как будто мы проглотим их детей. Потом, успокоившись, немки улыбаются какой-то тяжелой улыбкой. Вот идет молодая фрау, опершаяся к велосипеду. Видно по виду, что страшно устала, но идет. Надо идти… Не могу смотреть. Лучше стрелять на войне, чем смотреть или делать в тылу. Вот солдаты, молодые, старые, собрались около старушки с детьми и осыпают благородными сочувствиями. Дети плачут, их ведут в теплое помещение. Одно другому противоречит, — это всегда бывало и будет — одни мстят, другие произвольно действуют. Третьи совершенно по-другому относятся».
Еще одна интересная запись, сделанная писателем на войне, которая характеризует его отношение и раскрывает мысли.
«Немцы все больше и больше сдаются в плен. Я с ними еще не говорил, но говорят, что они боятся русских, потому только не могут сдаться, хотя об этом давно узнали у немецких мирных жителей. В этом отношении я писал в «Мыслях русского офицера» «мы уничтожим гитлеризм, уничтожим идеологию фашизма, уничтожим немецкую армию и всех тех, кто с оружием в руках встанет в освободительный путь русской армии, русского офицера. Но мы не враги немецкого народа, мы не можем уничтожить ту культуру, которую создавал немецкий народ в лице таких гениев, как Гете.
Когда русский солдат обласкивал немецких старух, плачущих детей, я радовался сильной душевной радостью и думал: «Этим им показываем свою высокую человечность, этим мы уничтожаем пропаганду Гитлера, Геббельса. Мы протерпели все горе именно из-за вас, господа, из-за ваших господ, но мы направим немецкий народ на новый лад. Советский народ дошел до истребления, но он победил. Однако мы не звери, а прекрасные люди».
Но когда немецкие женщины поголовно насиловались, расстреливались или выбрасывались со второго этажа, я был огорчен, расстроен.      Это делали большинство тыловики, которые, быть может, ни разу не видели немца в лицо, не побывали в боях. Отдельные шарлатаны, выдав себя за мстителей, наделали страшные произволы, которые невозможно импровизировать. Я им ничего не говорил, потому что в руках были статьи Ильи Эренбурга (а он во многом и  навредил).
Здесь нужно пояснить, что, скорее всего, речь идет о статье И. Эренбурга «Убей!», напечатанной в «Красной звезде» 24 июля 1942 г. В ней есть следующие строки: «… Мы знаем все. Мы помним все. Мы поняли: немцы не люди. Отныне слово «немец» для нас самое страшное проклятье. Отныне слово «немец» разряжает ружье. Не будем  говорить. Не будем возмущаться. Будем убивать. Если ты не убил за день хотя бы одного немца, твой день пропал. Если ты думаешь, что за тебя немца убьет  твой сосед, ты не понял угрозы. Если ты не убьешь немца, немец убьет тебя. Он возьмет твоих близких  и будет мучить их в своей окаянной Германии. Если ты не можешь убить немца пулей, убей немца штыком. Если на твоем участке затишье, если ты ждешь боя, убей немца до боя. Если ты оставишь немца жить, немец повесит русского человека и опозорит русскую  женщину. Если ты убил одного немца, убей другого — нет для нас ничего веселее немецких трупов. Не считай дней. Не считай верст. Считай одно: убитых тобою немцев. Убей немца! — это просит старуха мать. Убей немца! — это молит тебя дитя. Убей немца! — это кричит родная земля. Не промахнись. Не пропусти. Убей!».
И далее в записях У. Абдукаимова:
«…Когда-то я Илью Эренбурга уважал за его правдивость, искренность, задушевность. Но когда он поднял меч на мирных жителей, на все немецкое, я тогда от него отошел. Он слишком выдает себя за русского, тогда как он только лишь честный еврей. Он изволил назвать немецких малюток «их выкормышем». В этом отношении русский солдат оказался умнее Эренбурга. Я видел своими собственными глазами, когда русский солдат давал немецким детям сало, хлеб. Он их жалел,  когда те шли в мороз, грязь неведомо куда.
Было время, когда мы заботились, а наша пропаганда боролась за боеспособность наших солдат. Теперь политработники бездельничают, т.к. им нечего агитировать солдата. Но я бы хотел, чтобы наши солдаты не только хорошо воевали, но и являлись воспитанными, принципиальными, сознательными. Чтобы они не погибали от метилового спирта, не насиловали своих же единокровных русских девушек, которые были целы даже у немцев.
У наших многих солдат, офицеров нет воспитания, они его нигде не получали и не могли получить. Поэтому для них все безразлично, все нипочем. Они не следят за своим поведением, поступком. Они делают то, что запрещается. Они слишком добры, но нет у них правдивых проповедников. Илья Эренбург не может служить им, он слишком односторонен, нет у него духовного размаха, русской правдивости.
Я видел одну характерную разницу. Солдат или офицер, воевавший долго, совершенно отличается от тыловиков. Фронтовики (большинство) смотрят на жизнь правдиво, не убивают, не насилуют, так как делают тыловики. Тыловики жадны, за чемоданами гоняются. А фронтовики пленных не бьют, дома не сжигают,  к женщинам, детям относятся более мягкосердечно».
… Дневник завершается записью 9 мая 1945 года:
«9.5. 1945 г. ПОБЕДА.
Вчера лег во втором часу ночи. Я моментально уснул крепким сном. Но вдруг зашумел наш старик Малышев. «Победа! Победа!» — слышу крики. Где-то раздается «Ура!». Потом началась пальба. Стреляли солдаты, все, кто имел оружие. Ракеты ярко освещали небо.
Так наступило утро победы, которое я встретил в Пруссии».
Далее идут два четверостишия на кыргызском языке.
В переводе Рувима Морана они звучат так:

     Многие эпизоды из военной жизни писателя, его характеристики, оценки отдельных людей в дальнейшем послужили основой для создания целых глав и художественных образов романа «Битва». Аналогии не кончаются явным созвучием фамилий героев и их прототипов. Так, например, в дневнике младшего лейтенанта Абдукаимова упоминается младший лейтенант Кедин, в романе «Битва» тоже есть младший лейтенант Кедрин; Николай Бабалов в дневнике и Николай Кабалов в романе; Софронов в дневнике и Сафронов в романе.
Отдельные имена, фамилии, звания остались в художественном произведении без изменений. Это и капитан Кавалеров, и моряк Захаров, и медсестра Люся, и многие другие. Всего в романе упоминаются свыше тридцати имен, фамилий, о которых автор  рассказывает в своих дневниках. Это Наташа, Паня, Женя, лейтенант Газаров, Мишка Анкудинов, Москвичев — земляк из Алма-Аты, капитан Трофимовский, младший лейтенант Щербань и многие другие. Частушки, стихотворения, встречающиеся на страницах фронтовых заметок, практически без изменений внесены в ткань художественного произведения.
Немало изображено грустных сцен, щемящих душу и сердце автора. Так, например, радость от встречи с земляками передается не только в дневниковых записях, но и на страницах романа:
«…Земляки твои пришли! Вставай! — разбудил его Мишка-цыган.
Качике открыл глаза и стал озираться.
Возле вагона стояли двое в гражданской одежде и глядели на него…
— Вы из Киргизии? — спросил его светлый, весь в веснушках, рослый и широкоплечий парень. — Пошли к нам в штаб. И незнакомый парень потащил Качике за собой…
— Я из Каракола, — заговорил парень, — до войны три года служил на границе. В первые же дни нашу заставу разгромили, я бежал, скрывался в белорусских лесах. Организовал партизанский отряд, воевал с немцами…
— Соскучился я по киргизам, по Киргизии! — сказал, улыбнувшись, парень. — Где-то наши воюют; с тех пор как ушел в армию, первого киргиза вижу. — Они чокнулись. — За нашу Киргизию!
— По вагонам! — раздалась команда. Эшелон медленно тронулся.
Качике смотрел на незнакомого парня, пока поезд не повернул и того не стало видно.
— Забыл даже имя спросить! Ай-яй-яй! — завздыхал Качике и в последний раз помахал земляку».
Эта же встреча описана в личных записях автора, в частности, в «Дневнике младшего лейтенанта Абдукаимова».
Текстологический анализ романа показывает, что не только имена, фамилии некоторых героев невымышленные, но и даже картины Прибалтики, Восточной Пруссии военного времени нарисованы почти с фотографической точностью.
Так, к примеру, в романе можно прочитать: «В Восточную Пруссию пришла весна. На улицах Кенигсберга все еще стоят крупнокалиберные четырехствольные пулеметы. На реке Прегель… качаются полуобгоревшие баржи… Баррикады на улицах, мешки с песком…».
В “Дневнике младшего лейтенанта Абдукаимова” видим:
«Восточная Пруссия оделась в зеленый бархат… Наступила весна.
…На многих улицах воздвигнуты баррикады, где установлены были автоматические четырехствольные  крупнокалиберные пулеметы… На Кенигсберском канале стоят полусгоревшие баржи».
Кроме точности, документальности изображения исторических событий, находим географические параллели романа с дневником. В общей сложности около 12 наименований городов, рек упоминаются и в дневниках, и в художественном произведении.
У. Абдукаимов встретил победу в Восточной Пруссии. Один из главных героев романа «Битва» Качике Ормонов заканчивает свой военный поход там же. Но в отличие от реального прототипа, художественный герой умирает от пули немецкого снайпера.