Main Menu

Флейта — символ любви и печали (продолжение)

(Продолжение. Начало в №27)

А ведь началось всё с чоора, который он любил, как свою жизнь! И руководители, довольные талантом Байымбета, пригласили его на работу в столичную филармонию! Случилось так, что герою, который должен был участвовать в концерте на Большом Чуйском канале, суждено встречать делегацию артистов Казахстана. И когда он стоял, смущённо держа в руке букет и не зная, кому его вручить, светлоликая Шолпан, словно свалившаяся на него с луны, сверкнула улыбкой и произнесла: «Агай, дайте ваши цветы мне. Я хочу свои цветы отдать моей подруге Зине, а ваши — взять себе. А можно мне послушать чоор, который вы держите в руках?» Вот и представилась возможность познакомиться! Влюблённость зарождается от одного взгляда, а влюблённость — это первая искорка любви. Айтматов — писатель, воспевающий любовь, а поэтому главное, чтобы любовь созрела в душе у героя. Сладкое чувство, вспыхнув, должно разгореться и превратиться в пламя любви. А если искреннее чувство переросло в любовь, то его уже никто не сможет остановить — ни сам герой, ни кто-нибудь другой.

Тема любви в этой незавершённой рукописи Айтматова в общем созвучна с другими его произведениями. Иначе и быть не может. Потому что формула любви — одна, она пик внутреннего мира человека. И хотя пути, ведущие к этой любви-вершине, различны, люди переживают мучения и печали одного и того же чувства, одинаково радуются, ликуют, волнуются, иначе говоря, психологическое состояние человека, ведомого чувством, по сути, одно и то же. Разве не так?!.. Так же и Байымбет попадает в объятия этого светлого чувства, ревнует Шолпан к сопровождающему её парню. Ну а первая стадия ревности — это та самая первая искра, о которой мы говорили. Образ девушки снова и снова возникает перед его глазами, лишает сна, он молит бога, чтобы на завтрашнем концерте Шолпан прекрасно выступила. Сам он горячо желает посвятить ей народную мелодию «Гульгаакы», выразить в ней свои чувства. Приводя мелодию «Гульгаакы», писатель показывает, что любовь и в древности, и сейчас, и в будущем всегда будет иметь одно и то же значение, всегда будет на той же высоте — чистому чувству всегда присуща высота. И дервиш, по древней легенде полюбивший Гульгаакы, и Байымбет, полюбивший Шолпан, несмотря на то, что живут в разное время, находятся в одном состоянии — в объятиях любви. А в этом Ч. Айтматов — мастер слова, он сводит воедино, переплетает древнюю легенду и судьбу своего героя, превращает их в неразрывное единство. Как и ожидалось, перед концертом Байымбет встречается с Шолпан и желает, чтобы она, забыв о волнении и держа себя свободно, сохраняя тембр голоса, смогла хорошо выступить перед людьми. Более того, выясняется, что они горячо болеют друг за друга. Посредством музыки легенда полностью овладевает сердцем главной героини, а в глубине зарождается едва заметное, ещё по-юношески трепетное чувство. Может быть, если б судьба больше не свела их вместе, это чувство замкнулось бы в их душе и затем постепенно погасло. Кто знает?!.. Если считать, что встреча влюблённого человека со своей возлюбленной — это необходимость, тогда и встреча Байымбета со случайно уехавшей в столицу Шолпан вполне закономерна. Ведь оказывается, что и девушка приходит к главному герою, которого переполняла боль возможной потери найденного счастья, потому что и она его искала! О-о, какой же огромной была радость двух молодых в этот миг! Родившемуся в них чувству не могли бы помешать ни другие, ни они сами. Писатель предельно свободен в описании овладевшей молодыми сердцами любви. Героев не волнует даже то, что они голодны. Взяв на всякий случай с собой три лепёшки, они едут за город, и звучит на свирели мелодия «Гульгаакы», а они, растаяв от любви, сливаются воедино. Байымбет изумляется тому, как становится явью тот сон, который он часто видел с детства. В том его сне паслись на лугу кони, одним из которых был он — Байымбет. Не обращая внимания на остальных, он ждал лишь одну, особую кобылицу, которая должна была прискакать издалека. Красота, стать этой кобылицы, её бег волновали кровь коня-Байымбета, заводили его, побуждали его устремиться ей навстречу. А когда они идут к прозрачному потоку, пьют воду, в которой отражаются их глаза, когда его охватывает чувство томления и нетерпения, ощущение того, что они созданы друг для друга, кобылица вдруг устремляется прочь. Конь-Байымбет бросается за ней, но не может догнать, земля, песок под ногами словно бы мешают ему, он злится, а из-под копыт кобылицы, казалось бы, рождаются музыкальные звуки, наполняя его наслаждением. Чем больше он отстаёт, тем больше усиливаются в нём нетерпение и тоска. Когда он пересказал этот сон деду, тот истолковал его к добру. Но с тех пор, как дед ушёл в лучший мир, он ни с кем не делился этой тайной. И вот теперь, тая в объятиях Шолпан, он чувствовал, как пересекаются сны и реальная жизнь, и не мог понять, происходит ли это наяву, или же вновь впал он в сон…

В рукописи о дальнейшей судьбе влюблённых не говорится — автор ограничивается всего лишь одним предложением: «Это была последняя встреча наших героев». Но почему?! То, что до сих пор не найдены последние листы рукописи, затрудняет поиски ответа на вопрос. Может быть, с Шолпан произошла трагедия? Если проследить логический ход событий, то можно прийти именно к такому выводу. Почему Байымбет садится на автобус и едет в Кайынды? Что связывает его с этим местом? В его словах: «Ты меня, Кайынды, пригласи, о судьбе моей распроси» чувствуется, что в душе есть какая-то большая печаль, так и не ставшая реальностью надежда…

Почему Байымбет не находит общего языка со своей дочерью Айзадой, зятем Евгением, внуком Славиком и вступает в конфликт с ними? Потому что он живёт старыми понятиями? Потому что он не в состоянии понять целей, устремлений, желаний образованной молодёжи?! Или он отстал от нынешнего течения жизни, оказался на задворках общества? Почему нынешние молодые люди не приемлют народных инструментов, таких как чоор? Почему все ставят на первое место свои личные эгоистические планы, а когда дело касается проблем общества, то становятся такими равнодушными?! В этом ли глубинная суть, идеология социализма?..

Сколько бы людей ни встречал Байымбет в жизни, со сколькими бы ни знакомился, он так и не обрёл настоящего друга. Партийный работник Асакеев, Олег Завадский, с которым Байымбет едва успел познакомиться и с которым у него, казалось бы, начали складываться отношения, как у отца и сына, погибли на войне. Главный герой, чувствуя, что проходящее время лишь усиливает его одиночество в жизни, пытается сблизиться с дочерью, внуком, они же не подпускают его, не в состоянии открыть ему своё сердце.

Однажды Славик разрывает фотографию, на которой его дед снят с Асакеевым на фоне изваяния Будды. Это была самая дорогая вещь в жизни Байымбета. Увидев дома разорванную фотографию, старик Байымбет не выдержал и заплакал. Его зять Евгений ведёт себя так, будто ничего не случилось, хлопает тестя по спине и, словно одобряя поступок сына, властно говорит: «Что ты так расстраиваешься, война — это война, на войне кто-то умирает, кто-то выживает, дело не в том, сколько погибло людей, а в том, чем это закончилось». А затем добавляет: «Ты, что, не желаешь нашей победы, она тебе не по душе? Я ведь могу сообщить, куда надо». «Идиот!» — отвечает ему Байымбет. В отрицательном образе Евгения просматриваются черты манкурта. Точно так же, обращаясь к ещё одному отрицательному персонажу — Сабитжану, Ч. Айтматов устами Эдигея бросает: «Ты манкурт!»

В эпоху глобализации (тогда использовали слово «интернационализация»), эпоху политической, культурной, экономической интеграции, понимая, что невозможно ограничить, остановить, резко критиковать этот процесс, учитывая, что всё связано не с национальными особенностями, религией человека, а с его намерениями, человечностью, воспитанием, писатель в качестве альтернативы отрицательному образу Евгения в повести «Белый пароход» создал образ другого зятя — Орозкула.

Если в «Белом пароходе» рядом с дедом подаётся близкий ему чистый образ его внука — Мальчика, то в повести «Чоор и земля» рисуется противоположный деду образ Славика. Если Мальчик, услышав от деда сказку о Рогатой матери-оленихе, поверил в неё, жил в мире этой сказки, узнал обычаи народа и в его чистой, как горный родник, детской душе зародились романтические мечты, то Славик вырос в городе, ходил в детский сад и не знал кыргызского языка, слышал от отца лишь ругательные слова и научился у него неправильному поведению, своими поступками расстраивая и огорчая деда. С помощью подтекста писатель намекает на то, где лежат корни воспитания детей, показывает, что в смешанной семье может возникнуть множество проблем. А ведь в то время прославление многонациональной советской семьи было одним из главных идеологических лозунгов. Говоря прямо, было неожиданностью, что у Ч. Айтматова была идея, противоположная социалистическому принципу строительства семьи, идущая вразрез с принципами партии.

Хотя Байымбет жил вместе со своей единственной дочерью и её мужем, между ними не было внутренней близости, они были чужими друг другу. Дочь с зятем забрали его в город не потому, что думали о его интересах и не хотели, чтобы он чувствовал себя одиноко после смерти своей старухи, а лишь потому, что хотели получить квартиру с лишней комнатой. Байымбет на примере своих дочери и зятя чувствует и понимает, что труд и жизнь его поколения, посвящённые им, благополучию будущего поколения, не только не были оценены по достоинству, но к ним относятся с насмешкой, как к чему-то тёмному, и это огорчает его. Неизвестно, вспомнят ли дочь и зять о нём после его смерти. Мало того, что жизненные принципы дочери и зятя доставляют ему психологические страдания и лишают последней надежды, теперь могут быть обрезаны и его духовные корни. Выясняется, что на месте села, где он родился и вырос, будет построено водохранилище для электрической станции. А для этого требуется переселить не только жителей села, но и раскопать находящиеся там могилы. Пришло официальное предложение из исполкома о необходимости переноса могил в другое место. «Вам нет надобности туда ехать, там покоятся ваши предки и родственники, я сам съезжу, просто помогите мне деньгами», — обращается Байымбет к дочери и зятю. «А нам что до этого, не можем мы деньги на ветер выбрасывать», — отказывают те. Этим событием писатель тоже передаёт драматическую коллизию между старым и новым поколением, распространение в обществе манкуртизма.

В шестидесятые годы во всесоюзном масштабе проходила кампания, целью которой было укрупнение сельского хозяйства, освоение целины, строительство водохранилищ. Жители многих сёл и деревень были вынуждены оставлять насиженные места и обживаться на другой территории. Большей частью это имело место в Западной Сибири и Средней Азии. Для большинства местных жителей это стало тяжёлым, драматическим событием, что нашло отражение и в литературе того времени. Например, в киносценарии М. Гапарова «Улица» (1968) оно описывается в возвышенном, романтическом духе, а вот в киноповести М. Байджиева «Чужое счастье» (1969) старик, обиженный тем, что колхоз перепахал его яблоневый сад, чтобы превратить это место в посевную площадь, поджигает свой дом и хозяйство и уезжает в город, в дом престарелых. Писатель-сибиряк

В. Распутин, чья родная деревня осталась под водой, написал об этом в 1976 году в своей повести «Прощание с Матёрой».

«- Товарищи! Тут с вашей стороны непонимание. Есть специальное постановление, — знал Жук силу таких слов, как «решение, постановление, установка», хоть и произнесённых ласково, — есть специальное постановление о санитарной очистке всего ложа водохранилища. А также кладбищ… Прежде чем пускать воду, следует навести в зоне затопления порядок, подготовить территорию…

Дед Егор не вытерпел:

— Ты не тяни кота, кажи, кресты по какой такой надобности рубил?

— Я и отвечаю, — дёрнулся Жук, от обиды заговорил быстрей: — Вы знаете, на этом месте разольётся море, пойдут большие пароходы, поедут люди… Туристы и интуристы поедут. А тут плавают ваши кресты. Их вымоет и понесёт, они же под водой не будут, как положено, на могилах стоять. Приходится думать и об этом…

— А о нас вы думали? — закричала Вера Носарева. — Мы живые люди, мы пока здесь живём. Вы загодя о туристах думаете, а я счас мамину фотокарточку на земле после этих твоих боровов подобрала. Это как? Где я теперь её могилку стану искать, кто мне покажет? Пароходы поплывут… это когда твои пароходы поплывут, а мне как теперь здесь находиться? Я на ваших туристов… — Вера задохнулась. — Покуда я здесь живу, подо мной земля, и не нахальте на ней. Можно было эту очистку под конец сделать, чтоб нам не видать…

— Когда под конец? У нас семьдесять точек под переселение, и везде кладбища. Не знаете положения и не говорите. — Голос у Жука заметно потвердел. — Да восемь кладбищ полностью переносятся.»

Так и в Кыргызстане, при строительстве Токтогульской ГЭС сельские жители были переселены с мест, где веками жили их предки.

Будучи депутатом Верховного Совета Киргизской ССР и Верховного Совета СССР, Ч. Айтматов неоднократно встречался со строителями Токтогульской ГЭС и жителями села, участвовал в решении многих проблем и, самое главное, видел все происходящие изменения своими глазами. Возможно, некоторые подумают, что на Ч. Айтматова могла повлиять и повесть В. Распутина. Но, как выше уже говорилось, повесть Ч. Айтматова «Чоор и земля» была опубликована в Болгарии двумя годами раньше «Прощания с Матёрой». Повесть В. Распутина от начала и до конца посвящена событиям, связанным с переселением людей, а у Ч. Айтматова это лишь один эпизод. Чтобы подать негативные впечатления, связанные с переселением, не напрямую, на основе реальных событий, а через образную, абстрактную ассоциацию, Ч. Айтматов использует каменное изваяние Будды, связывая его с эпосом «Манас». Для этого он в ретроспективном плане возвращается к строительству Большого Чуйского канала. Если посмотреть с внешней стороны, то видишь, как идут большие стройки, которые особым образом служат народу, а страна развивается и процветает. В действительности же уже начался период развала социализма, утери духовных и материальных богатств народов, всё разрушается. Через эти события рисуются образы Байымбета, Айзады, Евгения, вскрывается их психологическое состояние. Вместе с тем через скрытый подтекст писатель показывает и то, как советская власть присваивает, отбирает у народа землю его отцов, подрезает корни нации, уничтожает её историческую память.

Во время строительства Большого Чуйского канала находят исторический памятник — каменное изваяние Будды. По приглашению Асакеева из центра приезжают Надежда Ивановна и ещё один русский парень. На месте они устанавливают историческую древность найденного памятника. Байымбет играет для гостей на чооре. Слушая мелодию чоора, Надежда Ивановна глубоко задумывается, а затем, когда музыка замолкает, задает вопрос: «О чём вы думали, играя эту мелодию?» «Я ни о чём не думал, задумался Будда», — отвечает Байымбет. «Мне тоже так показалось,» — говорит Надежда Ивановна. О чём же мог задуматься Будда? Откуда памятник Будды оказался в месте, где рыли Большой Чуйский канал? Кто принёс его сюда? Более того, автор говорит о том, что мысль о Будде высказывается в эпосе «Манас», и приводит следующие строки. Скорее всего, этот текст был придуман в соответствии с течением сюжета самим автором.

«Он надменен, непроницаем, как лёд,
Точно бы в целом мире один он.
И творец, и каган, и владыка.
Точно бы знать не желает
Никаких он иных богов
Он надменен, он спокоен и вечен,
Как море, как глыба скалы.
Он, как пещера глубокая, —
Неизвестно, что в мыслях его затаено,
Он скопец и мудрец,
И мужчина и женщина телом.
Он сидит, руки скрестив на груди,
Не боится ни пики, ни сабли.
Только свалить его можно,
Обвязав волосяным арканом,
Чтобы лежал он, в землю уткнувшись,
Чтобы не думал, что выше людей он,
Чтобы не сглазил батыров в набеге,
Чтобы вольные крики носились,
Чтобы вольные кони бежали».

Здесь мы видим непоколебимый образ каменного Будды, который не боится ни хана, ни бека, ни копья, ни меча.

Конечно, это фантазия, абстракция, а на самом деле в эпосе «Манас» нет ни слова о Будде, это лишь строки, рождённые воображением писателя. Насколько бы правильным с практической точки зрения ни казалось решение властей, для местных жителей, могилам предков которых суждено было остаться под водой, это обернулось трагическим событием.

Иногда приходит мысль о том, что сам Чингиз Айтматов мог в молодости заниматься пересказом «Манаса», потому что, во-первых, его размышления всегда отличаются широкой эпической масштабностью, присущей «Манасу», а во-вторых, я сам был неоднократно свидетелем того, как он приводил из эпоса отдельные фрагменты. Эпос «Манас» всегда был неким художественно-эстетическим источником во внутреннем мире Чингиза Айтматова.

Переживая нелёгкие времена, Байымбет вдруг подумал, схватил чоор, на котором давно не играл, и отправился на базар. В ожидании, что звуки чоора заинтересуют народ, а сам он сможет развеять тоску, устраивается на краю рынка и с волнением начинает играть мелодии, по которым истосковался. Удивлённые и даже настороженные, люди проходят стороной, бросая на него равнодушные взгляды. Конечно, главный герой повести пришёл на базар не за тем, чтобы собрать денег. Он пришёл в надежде, что его будут слушать так же, как когда-то, в дни строительства Большого Чуйского канала. Старый Байымбет всё уповает на свой чоор, хочет донести до людей, что чоор отнюдь не вреден для нового времени, однако никто к нему не прислушивается. Байымбета огорчает и гнетёт, что в широкие массы всё больше проникает громкая, шумная западная музыка, что она оказывает на молодых негативное влияние. Но зачем забывать об инструменте кыргызского народа, который пережил не одно столетие, передавался из поколения в поколение? Разве можно искоренить его, как классового врага? Почему нельзя учить игре на чооре, преподавать его? Чем чоор-то виноват?! Дочь Байымбета — Айзада — оперная певица, человек искусства, и тем не менее она смотрит на чоор с пренебрежением, его зять Евгений называет чоор пережитком феодализма, говоря, что сжёг бы его, если бы у него была печь, а внук, которого он растил, сам водил в детский сад, грозится его поломать. Неужели они проливали пот, отдавали свои жизни для того, чтоб построить вот такое общество?!

Возможно, из жалости к старику, играющему на свирели, человек со сверкающим орденом на груди даёт ему пять сомов, а затем выясняется, что он его старый знакомый, с которым они работали на строительстве Большого Чуйского канала. Автор даже не даёт ему никакого имени, просто с восхищением называет его Орденоносцем. Оба они скучают по старой жизни, вспоминают прошлое, а значит, хорошо понимают друг друга, тогда как новое поколение, казалось бы, совсем не интересуют их взгляды и мнения. Как бы то ни было, но жизнь Орденоносца течёт своим чередом, и едет он на Анархай помогать своему младшему сыну. Когда Орденоносец хочет взять билет на самолёт, кассир отказывается продать, ссылаясь на то, что у того нет паспорта. Не соглашается, даже когда он предъявляет ему другие документы. Люди в очереди разделяются на два лагеря, а начавшиеся долгие разговоры переходят в конце концов на политику. «Во времена Сталина был порядок, тогда не допустили бы подобного беспорядка,» — к такому заключению приходят Байымбет и Орденоносец. Здесь в известной мере затрагивается и политика, которая, провозглашая, что сельским жителям не нужны паспорта, что с паспортами все переедут в города и тогда некому будет пасти скот, доить коров, убирать пшеницу, а значит, некому снабжать горожан мясом, маслом, хлебом и другими продуктами, и вплоть до 1960-х годов эта политика держала сельчан в сёлах и лишала их всяческих прав.

Абдылдажан АКМАТАЛИЕВ.
Окончание в следующем номере.






Добавить комментарий