Токон Бекбоевич Бекбоев, мой отец, родился 15 мая 1922 года в семье Бекбо — сына Канимета, в колхозе имени 1-го Мая в г. Канте Фрунзенской области (так записано в документах. Он был вторым ребенком, а всего их  родилось пятеро.      Мать погибла от бытовой травмы, когда Токону не исполнилось и семи лет. Некоторое время детей воспитывала одна мачеха (умерла), затем вторая (сбежала с вещами семьи). Отца Токона убили в г. Фрунзе в 1937 году в базарный день с целью ограбления. Дети неделю ждали его возвращения из города, съели все, что было в доме. Спустя какое-то время Токона вызвали в милицию для опознания полуразложившегося трупа мужчины, найденного в канаве у дороги на Кант. По характерной бороде подросток опознал своего отца.
Вернулся Токон домой и стал думать, как жить дальше и что делать с младшими братьями и сестрами.  Вопрос стоял о физическом выживании сирот (иного определения не найдешь),  поэтому он отдал младших сестер и брата в детдом, а сам ушел к двоюродному брату во Фрунзе. Тот учился в гидромелиоративном техникуме и располагал койкой в общежитии. Вот на этой кровати они и спали вдвоем.
Судя по всему, техникум платил стипендию, на которую братья и жили. Но есть хотелось всегда. Отец вспоминал, что в одной комнате с ними жили хохлы из обеспеченных сельских семей,  которым присылали сало. Этим салом ночью Токону мазали губы. Проснувшись, он сердился и переживал, что это большой грех, т.к. Аллах запретил есть свинину. Однако, заметив, что наказание от Бога не следует, от голода стал есть сало, и его уже пришлось прятать от паренька.
На руках у Токона была выписка (аттестат) на киргизском языке об окончании семи классов с отличными оценками по всем предметам, кроме русского языка, знание которого оценивалось  как «жакшы». По-киргизски «хорошо» пишется «жакшы», а «отлично» — «эў жакшы» (т.е. «очень хорошо»). В техникум можно было поступить без экзаменов, имея только отличные оценки по всем школьным предметам.
     Осенью, чтобы без экзаменов поступить в техникум (и тем самым получить место в общежитии и стипендию) Токон дописал перед оценкой по русскому языку приставку «эў», превратив тем самым хорошую оценку в отличную. В техникум его приняли без экзаменов, хотя, разумеется, знаниями русского языка он не блистал. Зимой случилось важное событие — начальник курса организовал материальную помощь для Токона — БОТИНКИ! Какое это было богатство! Парнишка стал заниматься в аэроклубе, аэродром находился  за городом, добираться туда приходилось пешком. Первый полет он совершил на учебном самолете именно в аэроклубе. В 1940-м   по рекомендации поступил в Чкаловское летное училище.
Основной проблемой Токона в те годы было отсутствие нормального среднего образования. Отец вспоминал, как смеялся весь взвод, когда он на плохом русском пытался рассказать теорему Жуковского о возникновении подъемной силы крыла. Приходилось все выучивать наизусть, тем не менее парень  продолжал учиться и учился хорошо.
Ему ничего не давалось легко или даром, за все приходилось бороться. Как по-  казала жизнь, то, что тяжело дается  в обучении и приобретается благодаря воле, упорству, остается на всю жизнь. Трудное восприятие материала в училище и заучивание наизусть всех наставлений инструкторов и уставов военной службы не раз спасало жизнь Токона на фронте. В среднем максимальные шансы быть сбитым приходятся на первые 10 боевых вылетов, после этого у летчика появляется определенный навык, и он не допускает  грубых ошибок. В полку были случаи сбитых летчиков на 2-м,  4-м,  60-м  вылете. Токон совершил 97 боевых вылетов.
Даже в мирное время летчик при взлете должен в определенной последовательности выполнить более 100 операций. Авиация и война не прощают ошибок, а уставы написаны кровью.
     Летая именно так, как учили, как предписано уставами и как он это вызубрил, Токон сохранил и собственную жизнь, и главное — жизнь своего ведущего. Как можно судить по отрывкам из книги «Над полем боя» его фронтового командира А. Н. Ефимова (в последующем маршала авиации, главнокомандующего ВВС СССР), Бекбоев был надежным. А это   — главное качество для летчика, являющегося ведомым. Ведущему жизненно важно знать, что его тыл прикрыт и будет защищен всегда, что бы ни случилось. Надежность и упорство оставались главными качествами отца на протяжении всей жизни.
…В Чкаловском училище первоначально курсантов готовили для полетов на СБ — скоростном бомбардировщике, потом на ТБ-3 — тяжелом  бомбардировщике Туполева. Однако на старших курсах ускоренно переучили для полетов на штурмовике Ил-2, присвоили звание сержанта и отправили на фронт. Так Токон попал в 62-й ШАП (штурмовой авиаполк), в котором и сражался  до конца войны. Точнее это звучит так: 62-й ордена Суворова Гродненский штурмовой авиационный полк 233-й Ярцевской Краснознаменной штурмовой авиационной дивизии 4-й воздушной армии 2-го Белорусского фронта.
На самолете Токона Бекбоева был закреплен фотоаппарат, и его задачей было после штурмовки всем своим звеном (эскадрильей) снова пролететь над тем же местом и сфотографировать  результаты. Без таких фотографий вылет в качестве боевого не засчитывался никому.
Как воевал отец, можно судить по выдержкам из уже упомянутой книги дважды Героя Советского Союза маршала Александра Николаевича Ефимова:
«…Большую угрозу для нашей авиации представляли неприятельские зенитки. Число их не поддавалось учету, так как огонь по нашим самолетам вели и танки, и корабли, и общевойсковые подразделения на передовой, и, конечно же, батареи у объектов штурмовки. Условия для наших полетов были трудными, и мы много думали о том, как избежать лишних потерь.
— Возьми кого-либо из надежных ведомых да слетай-ка на разведку! — предложил мне майор Егоров.
Полетел со мной хороший летчик киргиз Токон Бекбоев. Он окончил Чкаловское училище и был оставлен там инструктором, но Токону хотелось сражаться с врагом. С большими трудностями он все-таки попал на фронт и прибыл в наш 198-й полк, когда мы базировались на аэродроме Желудок под Гродно.
Токон Бекбоев быстро схватывал, чему учили его ветераны-офицеры. …Участвуя в налетах на Осовец, Ломжу, Остроленку, в боях на наревском плацдарме, он показал, что хорошо пилотирует самолет и неплохо разбирается в тактике. Не один раз ему доверяли летать замыкающим с фотоаппаратом, и всегда Бекбоев успевал зафиксировать результаты штурмовых ударов. Гоняясь за разрывами наших бомб, лейтенант привозил хорошие фотографии».
Необходимо разъяснить несведущему читателю разницу между классами авиации. Бомбардировщики — дальние и фронтовые — наносят удар тяжелыми бомбами и с большой высоты. У них есть свои специализированные прицелы, и за точность бомбометания отвечает штурман. Как пример можно привести самолет Ту-16, в котором для прицела впереди и снизу сделана  специальная стеклянная кабина с прозрачным полом, в которой сидит штурман. При этом бомбардировщик должен лететь на постоянной высоте с постоянной скоростью и постоянным курсом примерно минуту.      Это необходимо для того, чтобы штурман успел определить направление и скорость ветра, учесть их путем поправок и нажать на гашетку (пуск).  Самолет в эту минуту  ведет штурман и только он. Именно в это время очень легко сбить бомбардировщик, и их сбивают по большей части именно тогда.
     Целью истребительной авиации являются самолеты противника, а иногда и ракеты. Например, я, как офицер ВВС СССР,  давал присягу Советскому Союзу в авиаполку в г. Василькове под Киевом. В те годы (1973-й) авиаполк летал на МИГ-19, которые к тому времени уже морально устарели, т.к. на вооружение поступали МИГ-21. Основной задачей нашего авиаполка являлось сопровождение  учений черноморского флота. Одновременный залп из всех видов вооружения МИГ-19 был настолько силен, что самолет сваливался в штопор. Во время учений черноморского флота мы барражировали над районом их проведения, и в случае если выпущенная с корабля ракета наводилась не туда, куда надо, самолеты расстреливали ее.  Актуальность указанных мероприятий была доказана, увы, в 2001 г., когда в самостийной и незалежной Украине  ракета  во время учений сбила над Черным морем пассажирский Ту-154.
Третий класс авиации — штурмовая, она поражает с воздуха наземные цели на линии фронта. Летает на малой высоте — от 100 до 300 метров и на относительно малой скорости, чтобы удобно было увидеть, прицелиться и поразить наземную цель. На указанной высоте самолет достигаем для обычного стрелкового вооружения, не говоря уже о зенитках. Поэтому, создавая штурмовик Ил-2, авиаконструктор Ильюшин в первую очередь решал задачу защиты самолета и экипажа от огня стрелкового оружия. Решение он нашел оригинальное: создал единую бронированную капсулу для двигателя и летчика. Это стало возможным в том числе благодаря разработкам знаменитого советского ученого Патона из Киева, который разработал технологию сварки бронированных корпусов и для танков (Т-34),  и для самолетов (Ил-2). Кроме того, именно Патон сделал первый в мире сварной мост — через Днепр в Киеве, который стоит и действует до сих пор. До Патона мосты (и корабли) собирали с помощью клепки.  Что интересно, сваренные образцы разрываются не по сварному шву, а по основному телу металла! Иными словами, шов становится крепче основного металла.
После войны  стали склоняться к тому, что штурмовая авиация свое значение потеряла, мол, все будут решать ракеты. Большую, я бы сказал, определяющую, роль в создании современной штурмовой авиации сыграл Александр Николаевич Ефимов. Будучи заместителем главнокомандующего и затем и главнокомандующим ВВС СССР, он по собственной иницитиве, не афишируя, «уговорил» конструкторское бюро Сухого создать штурмовик в качестве инициативной разработки. И КБ Сухого такой штурмовик сделало — знаменитый Су-25. Жизнь доказала правоту Ефимова и его, если можно так выразиться, стратегический талант.
Броня Ил-2 хорошо защищала. Но, надо сказать, что, если летчика спасала броне-спинка его сиденья, то стрелок сидел снаружи бронекапсулы и никакой защиты у него не было. Поэтому стрелки погибали намного чаще своих летчиков — от истребителей либо от наземного огня. У Токона их сменилось трое.
Следует заметить, что в авиации было мало раненых, в отличие от пехоты и танков. В авиации раненный летчик либо сажает самолет, либо погибает с машиной — об этом рассказывали однополчане отца на встречах 9 Мая. Пилотов заставляли брать в полет табельный пистолет ТТ, по-видимому, для того, чтобы отстреливаться в случае вынужденной посадки на территории врага и потом застрелиться. Кобура с пистолетом сильно мешала в тесной кабине. Летчики сдвигали ее на живот. Однажды во время штурмовки в кабину влетел осколок зенитного снаряда и попал как раз в этот пистолет на животе Токона — это и спасло его от ранения или смерти.
Как вы поняли,  штурмовик предназначен для поражения живой силы противника, его танков и артиллерии и выполняет бреющий полет, т.е. «бреет деревья и здания». Именно на такой высоте летал и именно с нее фотографировал результаты штурмовки Токон. Для фотосъемки самолет должен был некоторое время лететь определенным курсом с постоянной скоростью, на одной высоте и представлял хорошую цель для уцелевших сил противника. Разумеется, те старались сбить его из всех видов оружия — стрелкового и зенитного. Кроме того, в конце войны немцы отчаянно защищались, и каждый вылет был связан с преодолением их сильного огня.
Во время боевых действий в Польше самолет Токона все-таки подбили. Всю верхнюю полуплоскость правого крыла снесло  пулеметным или пушечным огнем. Самолет резко потерял подъемную силу и управляемость, его все время кренило вправо. Ручку управления (РУС) приходилось удерживать в крайнем левом положении и с большой силой, чтобы самолет сохранял  горизонтальное положение. Когда удержать РУС уже стало невозможно, Токон снял ремень, привязал его к конструкции кабины и по связи приказал стрелку А. Носкову прыгать. Тот ответил: «Нет, я с тобой!».
Внизу весенним половодьем разлилась на километры Висла. До берега было далеко. Токон подумал в эту минуту, что в летном училище так и не научили прыгать с парашютом. Но даже если бы он прыгнул, то шансов выжить все равно не было, потому что плавать он не умел. Приходилось лететь.  И самолет медленно, но летел. Если бы набросились мессершмиты, то наверняка добили бы его. Так доползли до нашего берега, стало легче — можно хотя бы прыгнуть с парашютом. Но Токон решил посадить самолет на своем аэродроме, к счастью, тот был прямо по курсу, довел машину и сразу без маневрирования посадил.
Поразительно: благодаря  тому, что Токона не научили прыгать с парашютом и он не умел плавать, он спас жизнь свою и стрелка,   ну и — боевую машину.
Были на фронте и курьезные случаи. Полк базировался в Польше. Токона вызвали к командиру и приказали по-комсомольски «разобраться» с вооруженцем из его экипажа. В авиации в экипаж включены не только летчики, но и все, кто обслуживает и снаряжает конкретный самолет — техник, вооруженец (тот, кто отвечает за боекомплект), радист, иные специалисты, а командиром независимо от возраста и звания считается летчик. Итак, командир объяснил Токону, что до командования дошли жалобы и письма полячек, которые разыскивают своих фронтовых мужей, при этом у одного могло быть несколько польских жен. Оказалось, что молодые (а они ВСЕ были молодые — 19-20 лет, 23-летние считались «стариками») бойцы «подбивали клинья» под красивых полячек. Но те соглашались на «серьезные» отношения только в качестве жены, при этом «жениться» (венчаться) надо было в костеле. Поскольку костел никакой информации о венчании советским органам (командованию и загсу) не передавал, то некоторые парни быстро смекнули, что подобная женитьба их ни к чему не обязывает. Обвенчавшись, они жили с полячкой как с женой, а после перебазирования в другой город, на запад, история повторялась.
После разбора на комсомольском собрании и вмешательства командования никто из экипажа Токона и других экипажей в полку  «не женился в костеле».
Последний боевой вылет у Токона состоялся 30 апреля 1945 г. К тому времени он был  награжден орденами Красного Знамени, Красной Звезды, Отечественной войны I степени, медалями «За боевые заслуги», «За взятие Кенигсберга».
Хорошо усвоенные уроки учителей еще раз выручили отца в полете над белорусскими лесами в 1946-м. Главным и, пожалуй, единственным слабым местом Ил-2 являлся шатун коленчатого вала двигателя — он часто обрывался. Так случилось и во время этого полета. Командир полка Ф. С. Старовойтов учил своих летчиков, что при аварийной посадке на брюхо и особенно на деревья надо беречь голову, для чего в последний момент перед ударом снять ноги с педалей и упереться ими в приборную доску. Токон так и сделал. Самолет упал на лес, но Токон ничего не повредил и в последующем продолжал летать.
В дальнейшем его перевели в родной Кант на авиабазу, где он летал, пока зрение не стало ухудшаться. Встал вопрос о выборе иного рода деятельности, и Токон перешел на службу в НКГБ СССР. В 1950 г. он с разрешения командования женился на Гульнар Биляловне Аюповой. (В те годы офицеры должны были получать разрешение командования для женитьбы вообще и на конкретной девушке в частности). В 1951-м у них родился я. Далее отец служил на Памире — на погранзаставе в Гульче. Я помню, как мы вслед за его назначениями переезжали в Мары, Ашхабад, Самарканд, Алма-Ату. Без семьи отец служил в Чите и в Улан-Удэ, но короткое время. Невзирая на переезды, он учился и заочно окончил юридический факультет Киргизского государственного университета.
Демобилизовался отец, живя в Алма-Ате, в 1964-м. Однако из авиации не ушел —  служил замполитом 228-го объединенного авиаотряда Казахстанского управления Гражданской авиации. В Алма-Ате в 1958 г. родился мой брат — Тимур.
Благодаря упорству и помощи Токона, наша мама защитила диссертацию и стала кандидатом медицинских наук, профессором. Впоследствии она  длительное время была главным педиатром Минздрава Казахской ССР.
Полностью отец  вышел на пенсию в 1983 г., когда родилась  внучка Леночка (Елена Тимуровна), за которой он ухаживал с большим удовольствием, позволяя сыну и невестке продолжать образование.
Отец и в мирное время продолжал жить по-военному. Вставал всегда в одно и то же время — в 6 утра, делал зарядку, затем пробегал 5 км. Потом завтракал и уезжал на работу. Возвращался, как правило, в одно и то же время и обязательно совершал определенный ритуал: сначала чистил пиджак (или китель) от пыли, затем снимал его и передавал «дежурному» по дому, потом  чистил брюки и обувь. И только после этого входил в жилище.
В комнате отца всегда был идеальный — армейский — порядок: вещи лежали на своих местах и туда же возвращались. Он был абсолютно здоровым человеком, болел несколько раз гриппом и больше ничем. Умер в 1986 г. при плановой госпитализации из-за нелепой врачебной ошибки.

Мурат БЕКБОЕВ.
г. Москва.

От редакции: посылая эти заметки в нашу газету, Мурат Бекбоев одновременно направил письмо в правительство Кыргызстана с просьбой  присвоить имя отца одной из улиц Бишкека.

Подготовила публикацию Кифаят АСКЕРОВА.