В декабре   1825 года в Петербурге  разыгралась реальная общественно-политическая трагедия: друзья и единомышленники известного в России поэта А. С. Пушкина вышли  на Сенатскую площадь. Восстание  декабристов, вошедшее в историю под таким  названием, было жестоко подавлено верными правительству войсками.

«…В бумагах каждого из действовавших находятся стихи твои…», —  сообщает в апреле 1826 г. поэту В. А. Жуковский о ходе следствия над  восставшими. В июле того же года пять вождей восстания были казнены, хотя в России смертная казнь была отменена.
Через месяц с небольшим «по высочайшему государя императора повелению»     А. С. Пушкин получает срочный вызов в Москву. Поэт спрашивает себя: почему в Москву, а не в Петербург? Что ждет его там? И  хотя «освобождения» от ссылки ждал очень долго, «высочайший вызов»  озадачил его своей неожиданностью да еще подобным способом: с  фельдъегерем.
Встреча царя Николая I и А. С. Пушкина произошла в Чудовом  дворце, и она до сих пор вызывает разночтения у наших современников. Разумеется, и современники поэта, особенно  «светская чернь», также недоумевали. Терялись в догадках даже его друзья.
Сам Александр Сергеевич из разговора с царем понял и даже  поверил в то, что царь намерен встать на путь широких реформ. Поверил    он на какое-то время, что, возможно, и ему предназначено быть  сподвижником и вдохновителем нового реформатора, как это случилось с  его знаменитым предком у трона Петра Великого.
Увидел Александр Сергеевич в поведении царя и озабоченность  выходом на Сенатскую площадь революционеров-дворян. На какой же  слой в обществе опираться царю в проведении своих реформ? А главное: с  кем же будет дворянское общество теперь, если не с царем, против  которого они выступили, в  случае, не дай Бог, новой крестьянской войны,  подобной восстанию Пугачева?
А. С. Пушкин, пользуясь «идеалами царя», забывавшего порой о  самом существовании поэта-вольнодумца, много разъезжает, словно не  может насытиться неожиданной вольностью. Каждый год он бывает  в Михайловском, часто ездит из Петербурга в Москву  и обратно… И пишет…
Сегодня как-то  бездумно мало стали люди читать вообще, и  Пушкина в том числе. Но, наверное, еще реже встретишь семью, в  которой, пусть даже на небольшой книжной полке, не нашелся бы томик  Александра Сергеевича с его «Капитанской дочкой».
Однако мало кто знает, что свое прозаическое произведение  «Капитанская дочка» А. С. Пушкин опубликовал в 1836 г., в том же  году, когда было написано им поэтическое произведение «Я памятник себе  воздвиг нерукотворный…». Оба эти произведения специалисты считают  эпитафией на творчество Поэта, завещанием будущим поколениям.
Еще одна историческая деталь — «Капитанская дочка» опубликована  через несколько лет после «Истории Пугачева».
Нас в данный момент интересует А. С. Пушкин с его  «яснозрением» не как поэт, а именно как историк, тем более что он и сегодня остается признанным первым историком, описавшим историю  крестьянской войны под водительством Пугачева. Мало того, «История  Пугачева» оказалась его единственным научным трудом, доведенным до  полного завершения…
Летом 1831 г. Пушкин был привлечен на службу в  Министерство иностранных дел с последующим разрешением изучить  секретные правительственные документы в государственном архиве  для написания истории Петра I. В архив допускались только служащие этого правительственного департамента.
Однако Пушкин-поэт с его романтическим  устремлением к  образу «бедного дворянина», подобного его Дубровскому, увлекся поисками образа офицера-«пугачевца», дворянина — участника народной  войны. Как свидетельствует история, эти романтические  намерения поэту  не удались… А. С. Пушкин создал научное историческое исследование,  основанное на строго документальной основе, то есть на основе  исторического  факта.
Сегодня  трудно сказать, что сыграло в этом успешном историческом  действе главную решающую роль — его «яснозрение» (по выражению М. Цветаевой) или научный подход поэта, когда факт «Истории Пугачева» дешифровался в «Историю пугачевщины», то есть кровавый бунт. А  история этого «кровавого бунта» по историческому времени совпадает с  событиями, связанными с историей сложения кыргызско-российских взаимоотношений.
Александр Сергеевич подробно изучает  события 1773-1775 гг. по материалам архивов, запискам, опубликованным и неопубликованным очевидцами, их рассказам, историческим  поискам  исследователей.  Причем  его интересует не только  «сам факт» восстания  Пугачева, но и все события, связанные с ним, особенно  какие социальные слои или народы участвовали или как-то соприкасались с этими  событиями.
Поиски исторической истины  привели А. С. Пушкина к литературе, к  беседам с современниками событий времен Петра I и крестьянской войны  — восстания Пугачева, происходящих особенно на Востоке. А события эти развивались достаточно бурно и трагедийно для народов  «околороссийских» или сопредельных с Россией.
В этот период здесь, на Востоке, происходила борьба народов Средней Азии за свою национальную независимость. И в этой борьбе  важное место занимали их взаимоотношения с Джунгарией,  ее извечными проблемами в борьбе с Китаем.
Джунгарский правитель Цэван Рабтан в 1721 г. направляет к Петру I  своего посла Борокургана с просьбой  о помощи войсками для борьбы с  китайцами и о разведке в ханстве «всяких руд». Мало того, посол  джунгарского правителя заявил о том, «что Цэван Рабтан решительно желает вступить  в подданство к русскому царю».
В феврале 1722  г. посольство во главе с  Иваном Унковским выехало  из Москвы. Унковский был снабжен инструкцией, согласно которой следовало добиться у хунтайджи Цэван Рабтана позволения на постройку в  ханстве ряда крепостей, выбрав  для них удобные места. Вместе с  Унковским в Джунгарию направлялись 57 человек. Это были первые русские люди, побывавшие на территории Киргизии и оставившие  письменные свидетельства о ней.
В частности, в путевом дневнике И. Унковского впервые было  упомянуто  о киргизах, называемых по-ойратски «бурутами». «Геодезии  учеником» Григорием Путиловым были составлены  три  подробные карты,  сослужившие немалую  роль в дальнейшей дипломатической практике  России. В путевом дневнике можно было обнаружить  подробные сведения о взаимоотношениях джунгарского правителя  с Китаем, а также с народами, находящимися во власти джунгар.
Разумеется, и эти события эпохи Петра I стали известны А. С.  Пушкину, работавшему в  архивах. Следует заметить, что записки  поместного дворянина, капитана от артиллерии Ивана Унковского,  полномочного посланника Петра к хунтайджи джунгарскому Цэван Рабтану, полтора века пролежали в делах  Московского главного архива  Министерства иностранных дел, пока не были опубликованы русским  ориенталистом Н. И. Веселовским…
В «Истории Пугачевского бунта» А. С. Пушкин употребляет в качестве  источника множество важных исторических документов, в первый раз  обнародованных, в  том числе множество писем знаменитых особ,  окружавших Екатерину, — Панина, Румянцева, Бибикова, Державина и  других. С 31 января по 17 августа 1833 г. происходит подробное научное  исследование событий 1773-1775 гг. по материалам архивов,  запискам  очевидцев (опубликованным и неопубликованным), их рассказам.
А потом А. С. Пушкин посетил места, где произошли главные  события эпохи, «поверяя мертвые документы словами еще живых, но уже  престарелых очевидцев, и вновь поверяя их дряхлеющую память историческою критикою».
В «Истории Пугачева»    А. С. Пушкин впервые опубликовал отрывок из еще не изданной книги Н. Я. Бичурина — отца Иакинфа: «Историческое обозрение ойратов, или калмыков, с ХV столетия до настоящего времени».  В этом произведении на богатом документальном материале из китайских источников и исторических произведений русских — ученых-путешественников Н. Нефедьева, П. И. Рычкова, С. В. Липовцева, И. К. Рассохина и других отец Иакинф знакомит с неизвестными в России  историческими  судьбами калмыцкого народа, причем в хронологической  последовательности и во взаимоотношениях их с  киргизами.
Многозначительные слова из пушкинского преуведомления: «Самым  достоверным и беспристрастным известием о побеге калмыков обязаны мы  отцу Иакинфу» свидетельствуют о том, что поэт изучил и «недостоверные», и «пристрастные» источники. Наверное, поэтому он ценил научную достоверность материалов Н. Я. Бичурина.
В пушкинскую  эпоху     Н. Я. Бичурин — о. Иакинф был известен как знаток Востока и замечательный синолог. Однажды, посетив Петровский завод в Забайкалье, он познакомился с декабристом Н. А. Бестужевым. В знак  глубокого уважения к монаху-вольнодумцу Н. А. Бестужев подарил ему собственноручно  изготовленные из кандалов четки, которые     о. Иакинф хранил всю жизнь. Незадолго до своей кончины  вручил этот бесценный дар своей внучатой  племяннице Н. С. Моллер  и назидательно сказал: «С той минуты, когда я получил эти четки, я никогда не снимал их: они мне очень дороги. Был у меня дорогой друг, в Сибирь сослали его…».
В «Истории Пугачева» использованы также материалы из  бичуринской книги «Описание Чжуньгарии и Восточного Туркестана  в древнейшем и нынешнем его состоянии». Немало подробных, хотя и  новейших сведений о народах Поволжья и Приуралья — башкирах, татарах, чувашах и других, как говорили в то время, «инородцах», участвующих в восстании 1773-1775 гг., представил Н. Я. Бичурин А. С. Пушкину.
Исключительное внимание А. С. Пушкина в «Истории Пугачева» к событиям 1771 года позволило впервые вывести этноним «кэргызец-бурут», то есть коренной киргиз,   на страницы русской классической  литературы.
Случилось так, что гений русской словесности стал по существу первым историком этой крестьянской войны, оказавшись одновременно стоящим у истоков истории кыргызско-российских взаимоотношений и кыргызоведения вообще.

Валентина ВОРОПАЕВА,
профессор Кыргызско-Российского Славянского университета.