В этом выпуске мы начинаем публикацию повести «Туркестанская трагедия». Её автор — Валентин Яковлевич Мельников, перу которого принадлежат и поэтические сборники, и произведения, написанные в жанре басни, притчи, сказки. Литературный дар проявился у В. Мельникова в достаточно зрелом возрасте и стал одним из способов самовыражения, мировоззрения и самопознания. Эта повесть — основанный на архивных документах обзор одной из самых трагических страниц нашей истории — Уркун. Автор попытался взглянуть на события через призму времени, взвешенно и объективно, с использованием литературно-художественных приёмов, и, на мой взгляд, ему это удалось. Неоценимую помощь в подборе исторических материалов оказала директор издательства КРСУ Л. Тарасова. Фотографии с сайтов topwar.ru, akipress.org.

Ирина ПРОКОФЬЕВА.

История кыргызско-российских отношений не укладывается в обычную схему дипломатии. Главное отличие в том, что исходной точкой были не межгосударственные отношения, а консолидированные устремления, постепенно вызревавшие в кыргызской племенной элите. Суть их состояла в поиске сильного союзника, способного защитить от внешнего нашествия и феодальных междоусобных распрей. Взоры патриотической верхушки естественным образом обращались к могучей России, равноудалённой от мирных и немирных соседей. Чтобы понять, насколько важными для кыргызов были связи с Россией, нужно хотя бы вкратце проанализировать обстановку вокруг кыргызских земель, начиная с раннего средневековья.

В тот период относительное благополучие сохранял лишь главный кыргызский племенной союз — государство Караханидов (X-XII вв.). Остальные родственные племена отставали в культурном и экономическом развитии. Однако нашествие кара-китаев, Чингисхана, а затем и Тимура, явившегося из пределов Мавераннахра, привело к полному разгрому государства. Но тяжкие испытания кыргызов на том не кончились: усилился гнёт моголистанских ханов, участились набеги калмыцких феодалов, ширилась экспансия Китайской империи, захватившей Прииссыккулье. Росла угроза порабощения и со стороны Кокандского ханства, которое от отдельных набегов на Чуйскую долину перешло к полному её завоеванию. В первой четверти XIX столетия кокандские войска под предводительством хана Ляшкар Кушбеги оккупировали Чуйскую долину и для поддержания своего господства укрепили старую Пишпекскую крепость, превратив её в удобный форпост. Стратегическое значение Пишпекской крепости усиливалось благодаря дороге на Ташкент и схождению торговых и скотопрогонных путей. Само поселение Пишпек представляло собой теснящееся за крепостными стенами беспорядочное скопище туземных кибиток и лавок кокандских торговцев, домов военачальников и сборщиков податей, соседствовавших с казармами и военными складами.

В середине XIX века обострилась борьба между племенами бугу и сарыбагыш. Постоянными набегами сарыбагыши вытесняли бугинцев с плодородных земель в восточном Прииссыккулье, и те вынуждены были бежать в безопасные места в долинах казахских рек Кеген и Текес. Под давлением этих обстоятельств бугинцы стали одними из первых, кто вступил на путь сближения с Россией. Костяк их составляла родственная группа, именовавшаяся джельден. Родоначальником её считается Туума-кашка — сын знатного человека по имени Алсеит и пленной калмычки Чеджимджен. Прапрадедом Алсеита был Тагай — родоначальник одного из крупнейших делений у кыргызов. Алсеит сделал рабыню своей наложницей, а родившегося у неё ребёнка признал своим сыном. Сама Чеджимджен, согласно языческим верованиям кыргызов, стала персонажем легенды о Рогатой матери-оленихе, поскольку якобы произошла от оленей. Бугинцы считали её своей прародительницей («бугу» по-кыргызски — «олень»). Что касается родового названия «джельден», то оно генеалогически восходит к человеку с таким именем — одному из сыновей Туума-кашки по имени Каракозу. Впоследствии джельденами стали называть не только прямых потомков Джельдена, но и других родичей.

В 1814 году совет старейшин племени бугу единогласно решил направить в Россию своих представителей для переговоров о вхождении в подданство русского царя. Делегация отбыла в город Тобольск к генерал-губернатору Западной Сибири. Но конкретной договорённости не было достигнуто, и через десять лет бугинцы направили ещё одну делегацию — на этот раз в Омск. Ходатайство бугинцев было принято, и в знак признания делегацию в обратный путь сопроводил небольшой отряд во главе с хорунжим Нюхаловым. Однако потребовалось ещё 30 лет для окончательного решения вопроса о подданстве бугинцев в составе вновь образованного Алатавского административного округа. Дипломатическая инициатива бугинцев была не единственной. Об отправке своего посольства заявило и другое иссык-кульское племя — сарыбагыш.

Первое посольство сарыбагышей

Зима люто хозяйничала на сибирских просторах. Солнце светило недолго и скупо, плотный морозный воздух сбивал дыхание, оседал узорчатым инеем на ветвях деревьев, конских крупах и воротах шуб всадников из посольского обоза. Кони устало топтали хрусткий наст, треск его был единственным звуком в белой пустыне. Путники не подгоняли коней, те и сами чувствовали, что нужно поскорее, дотемна добраться до тёплого жилья.

Посольский обоз сопровождал офицер сибирского драгунского полка с подорожной грамотой, обязывающей местных жителей оказывать содействие посольству кыргызов. Офицер ехал в санях, завернувшись в нагольный тулуп и накрывшись волчьей шкурой. Впереди трусили верхами Абдрахман Кучаков и Шергазы — доверенные лица правителя многочисленного племени сарыбагыш — бия Атаке баатыра. Это были люди, умеющие вести переговоры и знающие толк в торговых делах. Путь их лежал в Санкт-Петербург. С собой везли послание императрице Екатерине и сибирскому правительству.

Говорят, события — хлеб истории. Это правда. Но ещё не факт, что этот хлеб всегда полезен и вкусен. Может горчить, киснуть, сыреть изнутри. Конечно, так бывает только у плохих хлебопёков. А какими мастерами окажутся те, кто подтолкнул соплеменников в объятия малознакомой огромной страны? Трудно сказать на будущее. Но теперь… разве есть другой выход? Кыргызские племена слабы и разобщены, нет мира не только с казахами, но и с близкими соплеменниками. А тут ещё постоянные набеги джунгарских ойратов, китайцев, кокандцев. Поработили Семиречье, добираются до Иссык-Куля, Оша, Узгена… Кыргызскому народу нечего противопоставить захватчикам. Значит, надо просить помощи у сильных. Так думал Атаке баатыр и всё твёрже уверялся в своей правоте. Его мысли обращались к огромной стране, которую называют Россией и которой управляет умная женщина. Страна эта расположена далеко от кыргызских кочевий. И поэтому ей нет смысла нападать на нас, выгоднее дружить с нами и бороться против общих врагов. Пора объединяться под крылом России. Направим туда полномочное посольство с подарками и грамотой о вхождении в состав России, а окончательное решение оставим за курултаем. …Все — молодёжь и аксакалы внимательно слушали Атаке баатыра. Всем запомнились его слова: «Россия — сильная страна. Все боятся нападать на неё, потому что не смогут победить. Русские защищают тех, кто хочет дружить с ними. Мы идём не в рабство, а ради защиты. Если будем вместе, никто не посмеет даже пальцем тронуть нас. Так говорят наши купцы, знающие люди. Давайте поверим им».

Курултай одобрил обращение к российской императрице о вхождении в состав России кыргызского племени сарыбагыш.

Через месяц холодным январским днём медленный обоз добрался до резиденции сибирского генерал-губернатора. Оттуда повернули на Санкт-Петербург.

Чиновники Высочайшего двора не заставили долго ждать аудиенции. Постарались побыстрее навести справки о политическом, хозяйственном положении кыргызов и оценили выгоду России от государственного сближения с ними. Выводы оказались благоприятными, и царица, выслушав доклад, начертала резолюцию:

«Приём их полагаю не только не излишним, но делом полезным, тем паче, что посредством таковой присылки сии чиновные отдалённых орд могут ближе с нами познакомиться и будут оказывать готовность к доброй воле и тем услугам, в которых заинтересована Россия». Императрица проявила благосклонность к послам с далёкого Тянь-Шаня и поблагодарила их за визит в присутствии европейских особ. Здесь же в зале приёмов Зимнего дворца советник по внешней политике князь Безбородко огласил послание императрицы Верховному правителю сарыбагышей Атаке баатыру, а посол Абдрахман Кучаков в свою очередь зачитал послание от Атаке баатыра с извещением о подарках от собственного лица. Императрица «отдарилась» 500 рублями — бию Атаке, «сотенной» — послу Абдрахману Кучакову и «четвертной» — Шергазы. По тем временам деньги немалые.

23 января 1787 года член Совета при Высочайшем дворе князь Вяземский отправил от имени Екатерины ответное послание бию Атаке, в котором сообщил, что предложение кыргызской стороны о вхождении её в состав России принимается и ему будет дан ход. В том же послании князь просил кыргызскую сторону оказывать «вспомоществование» в российской торговле.

Процесс сближения с Россией пошёл. Однако от официального вхождения в состав России сарыбагышей отделяли долгие десятилетия. В подобных деликатных случаях государственная машина предпочитает не спешить. Но скоро политику в отношении Центральной Азии пришлось поправить по причине обострения соперничества с Англией и Турцией за рынки сбыта, сырьевые ресурсы и доступ к колониальной экономике. А для России источником беспокойства была ещё и безопасность своих юго-восточных границ.

К середине XIX столетия препятствий к вхождению кыргызских земель в состав России не осталось. Кыргызы получили российское подданство и военную защиту. 4 октября 1860 года верненский военный отряд поддержал восстание кыргызов против кокандцев и вместе с дружиной Байтик баатыра штурмом взял крепость Пишпек и изгнал кокандцев из Чуйской долины. С их засильем было покончено навсегда.

Важные события произошли и в политической жизни. 13 мая 1878 года в Пишпек из Токмака было переведено уездное управление, и с этой датой официально стало связываться основание столичного города Пишпека. На первых порах он мало чем отличался от деревенских поселений Чуйской долины — такие же саманные или глинобитные дома, крытые камышом или дёрном крыши, пыльные немощёные улицы, арыки, надворные колодцы. И полное отсутствие водопровода.

Пройдёт несколько десятилетий, и кыргызские земли обретут государственный статус.

Семья

В роду у Дмитрия Кузьмича Николаева не было военных. А происходил он из семьи мелкого губернского чиновника. Однако по пути родителя не пошёл. Окончил Оренбургское юнкерское училище и получил назначение в туркестанский линейный стрелковый батальон. Там дослужился до должности командира роты, затем был направлен на вакантную офицерскую должность в городе Оше.

На осенних полковых учениях поручик Николаев опасно простудился и срочно был направлен на лечение в военный госпиталь к молодому терапевту Махабат Рузиевой. Дмитрий скучал в своей палате и с нетерпением ждал врачебного обхода, вносившего хоть какое-то разнообразие в скучный больничный распорядок. Но главное было всё-таки не в этом — он с безотчётным волнением и тайной радостью ждал появления Махабат. В подразделении Николаева было немало солдат кыргызской национальности, и благодаря им он довольно сносно усвоил кыргызскую речь на бытовом уровне, знал, что Махабат — это «любовь» в переводе на русский язык, и в первый же день стал называть её Любашей. Закончив обход, врачи расходились по своим местам, но Махабат-Любаша не спешила расставаться, находила причину побыть ещё немножко с больным.

В один из вечеров Дмитрий, осмелившись, предложил Махабат стать его женой, но она вначале не восприняла это всерьёз.

— Поверьте, я говорю серьёзно, и вам нечего бояться.

— Нет, есть чего. Брачные союзы кыргызов с русскими очень редки. У нас разные обычаи и традиции.

— Но вы-то совсем другая.

— Да, я исключение, и за это спасибо моим родителям. Сами выбились в люди, и мне помогли. Им повезло, оба с детства росли у богатого русского купца Александра Евграфовича Мостового и у него научились правильной русской речи, получили хорошее образование и воспитание. Устроились на работу в городе. Поженились по любви, без калыма и прочих церемоний. При всём при том у папы, помимо кыргызских, были уйгурские корни, а у маминой бабушки — таджикские.

— У вас всё имеется: образование, хорошая специальность, государственное содержание… И я благословляю болезнь, познакомившую нас… Не молчите же, а то приму это за недобрый знак, начну думать, что у вас кто-то есть. Не опоздал ли я?

Махабат снова промолчала. Лицо её осветилось быстрой лукавой улыбкой: понимай, мол, как хочешь. И он понял — его ждёт великий подарок судьбы!

…Восток аккуратно добавил Махабат своих красок и ни в чём не переборщил — ни в чуть вытянутом овале лица, ни в миндалинах глаз, ни в подтянутой фигуре. Её красота была как обруч, скрепляющий не до конца устоявшуюся любовь.

Махабат родила сына. Дмитрию хотелось назвать его Алексеем. Съехавшиеся родственники немного поспорили, но волю отца поддержали.

К двадцати годам Алексей вырос в крепкого парня, немного скуластого и смугловатого. Он, как и отец, сам избрал стезю офицера; окончил Ташкентский университет со степенью кандидата военных наук. Овладел, помимо русского, кыргызским, узбекским и английским языками. Командование пошло навстречу — направило служить в Ошский гарнизон.

Служба самого Дмитрия Кузьмича шла успешно. К пятидесяти годам, отучившись в офицерской школе, он стал начальником Памирского отряда, потом ошским уездным начальником. Во все годы службы он активно пропагандировал научные исследования Тянь-Шаньских гор; предпринял два путешествия по Алаю и Памиру. Благодаря его поддержке в офицерском собрании Оша выступали с докладами известные русские землепроходцы, действовал постоянный лекторий по краеведению. Молодые офицеры, прибывшие на службу в Ош, чуть ли не с первых дней приглашались к участию в исследовательских работах, изучению местных наречий, нравов и обычаев. При содействии русских военных в Оше появились своя метеостанция, пункт ветеринарного надзора, сейсмическая станция; проводились занятия на курсах по хлопководству и пчеловодству. Гостеприимный дом Николаевых был почитаем гостями. Здесь собирались люди разных возрастов, но чаще молодёжь — друзья Алексея. Чаёвничали со сладкой выпечкой, музицировали, читали стихи, проводили диспуты.

Территориальные приобретения Китая в Тибете и в провинции Синьцзян накладывали тревожный отпечаток на восточную границу России. Здесь сходились интересы трёх держав — России, Англии и Китая. Надо было постоянно заботиться о своей безопасности. При настойчивом участии Николаева были возведены военные укрепления, проложены дороги и телеграфные линии, открыто регулярное почтовое сообщение между российским Ошем и китайским Кашгаром. Дмитрий Кузьмич много раз объезжал военные объекты, вникал во все дела и старался получать оперативную информацию из первых рук.

Казалось бы, вот оно полное счастье и другого не надо. Но судьба нанесла жестокий удар. На оживлённой улице, что вблизи базарной площади, лихая купеческая пролётка насмерть сбила Махабат. Родной дом опустел. Радушные хозяева больше не встречали гостей. «Нет мочи жить здесь, — думал бессонными ночами Дмитрий Кузьмич. — Надо уезжать. Но куда?»

Смерть жены перевернула всю его жизнь. Дмитрий Кузьмич постарел и редко выходил из дома. Слава Богу, уже был в отставке и мог свободно распоряжаться своим временем. Но затворничество не помогало, стало ухудшаться здоровье.

— Надеялся, что дома отойду, — как-то пожаловался сыну, — ан нет, не могу. Уехать куда-нибудь, что ли… чтоб не будоражить себя каждый день.

— А что это даст? По крайней мере, здесь я с тобой, друзья, товарищи. Надо подыскать тебе какое-нибудь хорошее занятие. Похорохоримся… по старой привычке.

Дела нашлись, и все интересные: рыбалка на Ак-Бууре, археологические раскопки на старом городище и на Чаян-Тепе, работа в гарнизонном совете ветеранов, куда его избрали после ухода в отставку.

Но то, что предложил Терентий Зайцев, исследователь и бродяга, ни с чем не шло в сравнение. Пробудилась душа странника и позвала за собой. Как-то ночью Дмитрий долго не мог уснуть. Не покидали мысли о путешествии. Тогда и решил — отбросить все колебания и идти, идти… Наутро отправил письмо другу с выражением брагодарности и согласия. Между прочим намекнул, что хотел бы взять с собой сына. Правда, с ним ещё не говорил, поскольку не уверен относительно принятия своей идеи.

Согласие последовало. Осталось поговорить с Алексеем. Может статься, будет отговаривать, ссылаясь на возраст и здоровье. Но сын так не думал, ничто для него не было препятствием.

— Ты ещё не такой старый, да и здоровьем крепок, — говорил он. -Не отказывайся. И возьми меня в помощники.

— Значит, согласен? Я рад. Втайне надеялся, что ты поступишь именно так. Не сомневаюсь, будешь хорошим помощником и многому научишься. Только вот… деликатный вопрос. Барышня, с которой ты каждый день встречаешься …она-то как отнесётся к твоему долгому отсутствию? Согласится ли ждать?

— Не знаю. Но постараюсь ей всё обьяснить. Если любит — подождёт.

— Дай Бог. Но всё-таки сильно не надейся. Время не только лечит, но и ломает…

Наконец, всё уладилось. Из Оша через Уч-Турфан отец и сын верхами добрались до Пржевальска, где 6 июня 1915 года соединились с экспедицией Терентия Зайцева.

Отыскание, проверка качества и закупка у заранее извещённых торговцев всего необходимого для экспедиционного употребления оставили всего полдня на обозрение маленького городка, встретившего путешественников домишками из азиатского самана. Однако улицы были сплошь европейской планировки — прямые и достаточно широкие, заботливо озеленённые. Дотоле Дмитрий Кузьмич, за годы службы немало поездивший по Центральной Азии, совершенно не подозревал, что к азиатским корням города так быстро и разумно добавятся европейские черты. Пржевальск по-сыновнему прильнул к восточной оконечности бирюзового озера и с трёх сторон глядит на величественные вершины Тянь-Шаня. Не эта ли природная красота, окружающая город, так привлекала к нему Н. Пржевальского, П. Семёнова-Тян-Шанского и других прославленных путешественников? Отсюда уходили и сюда возвращались усталые караваны русских землепроходцев. Первым среди них по длительности пребывания в Караколе был Пржевальский. В свою последнюю экспедицию великий путешественник намеревался отправиться именно отсюда. Исходный пункт путешествия надлежало покинуть осенью 1888 года, и дальше маршрут должен был, пройдя через Тянь-Шаньские горы, достигнуть северо-западной части Тибета с городом Лхасой. Исследовательскую работу там предполагалось закончить осенью 1890 года. Но этому плану не суждено было сбыться. Выехав из города Верного и подъезжая к Пишпеку, Николай Михайлович увидел в камышах и кустарниках по течению реки Чу великое множество дичи. Взыграла страстная натура охотника. Хорошая добыча и жаркая погода разгорячили стрелка, и он несколько раз пил воду из реки, не зная, что сырая вода может быть заражена ходившим здесь брюшным тифом. Через две недели коварная болезнь проявила себя. Больному изо дня в день становилось хуже, и его поместили в барак каракольского военного лазарета, где 20 октября (1 ноября) 1888 года в 9 утра он скончался. Спутники по жизни выполнили последнюю волю покойного -похоронить непременно на берегу Иссык-Куля, в походной экспедиционной форме, со скромной надписью на могиле: «Путешественник Пржевальский».

В его честь маленький иссык-кульский город был переименован в Пржевальск. Сохранился барак, в котором скончался великий землепроходец, с медной доской, имеющей надпись: «Генерал-майор Пржевальский». 26 июня 1894 года состоялось открытие памятника Пржевальскому, сложенного в виде скалы из глыб местного гранита. Скала увенчана бронзовым орлом — символом ума и бесстрашия. В клюве орла — оливковая ветвь, в когтях — бронзовая карта Центральной Азии.

(Продолжение следует.)

Валентин МЕЛЬНИКОВ.