Main Menu

Эднан КАРАБАЕВ: Есть караванщики, нет каравана. Почему?

Центральная Азия может стать реально независимой, только если превратится в командного игрока

На недавнем «круглом столе», организованном «Регионом.кg», экс-министр иностранных дел, директор Форсайт-центра «Barometer.kg» Эднан Карабаев достаточно скептически оценил перспективы возможной  интеграции  в Центральной Азии (ЦА), в то же время отметив ее жизненную важность. По его мнению, Казахстан и Узбекистан, конечно, могли бы возглавить этот процесс, однако главным препятствием стало даже не отсутствие такого желания, а  соперничество: не дать другому стать главным.
О том, как сложится судьба региона, быть нам вместе или порознь, разговор с Эднаном КАРАБАЕВЫМ.


— Эднан Осконович,  президент Н. Назарбаев на днях выдвинул инициативу создания нового интеграционного объединения — Союза центральноазиатских государств. Как вы расцениваете этот шаг? Означает ли он, что Казахстан претендует на лидерство?
— Начнем с того, что разговорам об интеграции региона уже больше двадцати лет. Еще до официального распада Советского Союза Нурсултан Назарбаев предложил образовать подобное региональное объединение, чтобы было легче преодолеть последующий неминуемый кризис. За пару недель до встречи в Алматы, где окончательно создали СНГ, главы пяти центральноазиатских государств встретились в Ашхабаде, где обсудили создание Конфедерации туркестанских государств. И тогда все-таки решили вступить в СНГ, потому что это позволяло решить главную задачу — максимально постараться сгладить риски от развала единой военно-политической и экономической системы. Союзные республики были «завязаны» на Москве, и, что бы мы ни создали, для решения  военно-политических и экономических проблем все равно требовалось  участие России.
Второй причиной стали политические элиты, каждая из которых в то время думала даже не о региональном лидерстве, а о максимальной свободе в международных отношениях. Ведь союз или конфедерация — это уже ограничение, а делиться только что наметившейся свободой никто не был готов. Все понимали, падение «железного занавеса» приведет к вхождению западного капитала.
Кстати, неготовность делиться суверенитетом и сегодня тормозит интеграцию в Центральной Азии. Политические элиты — причем я говорю не только о главах государств, сюда входят и оппозиция, и гражданское общество — еще не готовы к объединению. Плюс разный уровень экономического и социального развития, разное количество свободы на душу населения. Представьте, мы объединились, значит, открыли границы. Мы-то своим революционерам даже чемоданы донесем до пункта пропуска. Но нужны ли наши демократические порывы в других республиках с жестким централизованным управлением?
Плюс экономический фактор. Все-таки рост ВВП у всех, мягко говоря, разный. И долгое время об интеграции никто не говорил — свою экономику поднять нужно, и вешать себе на шею проблемы соседей никто не хотел. Да и борьба за инвестиции между нашими республиками с начала 90-х разгорелась нешуточная. Даже если по всему региону реализуется единый проект с единым финансированием, каждый действует по принципу «дайте мне больше, потому что  я не только самый лучший, но еще и самый жадный». Сегодня же ситуация изменилась с вхождением Казахстана в Таможенный и Евразийский союзы. Соответственно встал вопрос: как входить, как получить больше преференций? И мы, тюрки, знаем ответ на вопрос, какого хана будут больше уважать: того, кто пришел сам по себе, или того, кто придет как глава жуза, возглавляя еще правителей…
— Чем будет приходиться СЦГ (Союз центральноазиатских государств) СНГ: собратом, младшим братом, сыном?..
— Я бы говорил все-таки не только об СНГ. В рамках Содружества мы уже присутствуем как ЕврАзЭС в экономическом плане или ОДКБ в сфере безопасности. И это даже не родство, скорее части тела, как ноги или руки. В принципе социальное или экономическое сотрудничество уже осуществляется  как на двухстороннем, так и на многостороннем уровне.
Сегодня мы говорим о Евразийском союзе, который может стать более реальным интеграционным объединением. Как некогда СНГ формировалось на экономической привязке к Москве, так сегодня складываются Таможенный и Евразийский союзы. В товарообороте всех стран Содружества Россия если не лидирует, то занимает ведущие позиции. Так что сегодня каждая постсоветская республика определяет для себя, кем станет. Партнером, как страны Закавказья или нейтральный во внешней политике Туркменистан? Собратом, какими хотят видеть себя Белоруссия и Казахстан, или самым любимым братом, чего добивается Украина?
Конечно, вхождение не одной страны, а целого союза может повысить статус до «старшего сына». А для Казахстана как инициатора станет показателем регионального лидерства и сильной заявкой на лидерство в новом союзе. Но только в том случае, если это будет действительно Союз центральноазиатских государств. Потому что у меня вызывает большое сомнение вхождение Узбекистана, который сегодня стремится к максимальной независимости, отгораживаясь от ОДКБ, выходя из единой энергетической системы. Туркменистан изначально ведет обособленный образ жизни. Таджикистан значительно продвинулся на пути в ВТО, а свой курс чаще сверяет с Ираном, чем с СНГ. Остается Кыргызстан, однако мы уже работаем в рамках советов на уровне глав государств с Казахстаном и Таджикистаном, готовимся войти в Таможенный союз, но по своим преференциям. А вот отдавать еще часть своего суверенитета такому экономически ослабленному государству, как наше, еще большой вопрос. Так что вся Центральная Азия будет думать, хочет ли стать хоть и любимой, но токол.
— И эта несогласованность в позициях видна практически во всех сферах. Насколько вероятна угроза распада ЦА как единого региона, о чем пишут в зарубежных изданиях?
— Распад — это если мы завтра изменим границы своих государств и часть территории перераспределим между собой, остальное уйдет Китаю, России или еще кому-то, с кем мы граничим. Но для этого нужны война или выдвижение какого-либо этноса как политической силы с требованием  независимости. Так что не нужно драматизировать, хотя риски существуют.
Мы двадцать лет не можем утвердить границы внутри региона и с трудом определяем внешние. Естественно, угроза трансформации Центральной Азии, территориального сдвига региона будет сохраняться. Опять же «холодная» водноэнергетическая война. Распад единого энергетического кольца неизбежно приведет к более обособленной внешнеэнергетической политике. Но главным риском для распада, безусловно, остается отсутствие общих региональных интересов, которые бы стимулировали интеграцию. Мы поддерживаем необходимые отношения друг с другом, но Центральная Азия не позиционирует себя как единую силу, единого игрока в международных отношениях. Командной игры не получается, потому не распределены роли. И, кстати, внешний фактор, который активно присутствует в регионе, также чаще всего работает по принципу «разделяй и властвуй».
— Некоторые отечественные эксперты (Кадыр Маликов) считают, что противостояние  США с Россией в ЦА не только продолжится, но и будет носить разноплановый и где-то жесткий характер (дипломатический, политический, экономический). Вы поддерживаете эту точку зрения?
— Сегодня весь мир переживает трансформацию, идет перераспределение сил и ресурсов, формируются новые центры мировой политики, новые союзы и объединения. На всех континентах региональные организации становятся более влиятельными. Взять те  же Африканский союз или Ассоциацию стран Юго-Восточной Азии. Усиливаются межконтинентальные объединения, к примеру БРИКС. Соответственно и борьба за союзников становится жестче.
Постсоветское пространство хотят трансформировать в евразийское. Согласитесь, такая махина, какой уже стал Таможенный союз с многомиллионным населением, запасами нефти и газа, не может не стать активной участницей мировой политики и серьезным конкурентом. И Центральная Азия способна сместить чашу весов в ту или иную сторону.
Так что будут и противостояние, и сотрудничество. Причем не только между США и Россией, есть еще Китай, который расширяет свое влияние в мире в целом и у нас в частности. Есть Турция, арабские страны, которые также хотят участвовать в переделе мира. И, безусловно, используются и будут использоваться все виды  дипломатии — от традиционной политико-экономической до парламентско-народной.
— Высказывается также мнение, что тактика США в ЦА изменилась: постепенно создается новый альянс союзников из числа  мусульманских стран, так как партнеры по НАТО намерены в 2014 г. покинуть Афганистан. Одновременно, цитирую эксперта,  союзники нужны для уменьшения влияния России в Центральной Азии, привязки стран региона к Афганистану,  поддержки антииранских действий США и Израиля. Также для этих целей будут использоваться «карманы»  арабских стран Персидского залива, Турции и т. д. Что вы думаете по этому поводу?
— Изменилась тактика не только США,  но и остальных стран. Россия, Персидский залив, Турция, Иран, Пакистан, Индия, Китай и еще ряд государств стремятся если не в мировые, то в региональные лидеры. Соответственно меняются союзники и договоренности. Хотя  в принципе сотрудничество  США — Израиля, США — Саудовской Аравии или США — Турции в большей или меньшей степени, но неизменно после Второй мировой войны.
И это нормальная практика в международных отношениях — решать свои задачи при помощи союзников. Причем последние не только «раскрывают карманы», как вы сказали, но и решают национальные интересы — получают влияние в регионе, ресурсы, инвестиции. Эта же практика есть и у России, которая находит подспорье в СНГ.
Каждый, естественно, стремится уменьшить влияние другого, причем не только в Центральной Азии. Оставлять тот же Афганистан никто не будет, включая союзников США по НАТО. Ведь это ценный приз, который даст больше очков конкурентам. Основная задача дипломатии — получить больше чужими средствами.
— Политологи прогнозируют активизацию в регионе  экстремистских групп — ИДУ, СИД, салафито-джихадистских джамаатов. Пишут о возможных ударах по нефтяным и газовым объектам, ГЭС и другим стратегически важным точкам. Ваша точка зрения?
— Угроза экстремизма действительно только возрастает, и усиление этих организаций в Центральной Азии не может не вызывать беспокойства. Религиозные течения разного толка  расширяют сетевую структуру во всех наших странах. И, на мой взгляд, рост числа якобы мечетей и медресе, отход от традиционного ислама, смена ценностей намного опаснее предполагаемых ударов по стратегическим объектам. Ведь нынешний терроризм давно уже сменил инструменты и вместо кувалды использует отмычку, вместо гранаты — чековую книжку. А самое лучшее поле действий —  отсутствие социальной справедливости, разрыв между богатыми и бедными и крах национальной идеологии.
— Прогнозируется также усиление внутриполитической напряженности в странах региона, в частности, рост сепаратистских настроений в Узбекистане. Пишут  о вероятной активизации «спящих» приграничных конфликтов в Ферганской части Кыргызстана, Таджикистана и Узбекистана. Хотелось бы узнать ваше мнение.
— Уровень внутриполитической напряженности как в Центральной Азии в целом, так и в каждой республике в отдельности будет зависеть от того, как и о чем договорятся ведущие внешние игроки. Поддержат ли они сохранение нынешних режимов или помогут подняться оппозиции, ограничат инвестиции или усилят вливания, какое решение примут по вопросам безопасности? Причем для нас важны решения и по Афганистану, и по Синьцзяню, и ситуация в Пакистане.
Что касается приграничных конфликтов, то, безусловно, риск есть, и, думаю, в ближайшие пять лет мы пожнем плоды. Поскольку дадут о себе знать в первую очередь замороженные этнические конфликты, а они потянут за собой и территориальные вопросы. Зоной постоянного риска остаются анклавы. А неконтролируемая миграция между нашими странами только усугубляет неопределенность.
— Российские «Ведомости» 28 апреля в статье «Китай готовится выйти из тени» предрекают, что в течение нескольких лет в китайской внешней политике могут произойти более крупные изменения, чем за предыдущие 30 лет. Вы согласны?
— Последний съезд Компартии Китая утвердил новые ориентиры во внешней политике. Но в целом последние десять лет наглядно демонстрируют активизацию этого государства, значительное усиление в международном сообществе. Большое значение для этого имел тот факт, что Китай вышел на второе место  в мире по объемам ВВП и продолжает увеличивать инвестиции по всему миру — от Европы до Южной Америки, от Африки до Персидского залива. Во многом это связано с тем, что ранние вливания в Азиатский регион не принесли столь высоких экономических показателей, какие могут дать на других континентах. Правда, была решена задача политического влияния. Кроме того, благодаря китайской поддержке Азия легко пережила глобальный финансовый кризис и продолжит экономический рост в этом году.
Сегодня Пекин готов расширить экономическую поддержку, а значит, и политическое управление в других регионах. Кроме того, нужно отметить военный рост Китая. Это и программа завоевания космоса, и первый авианосец, что позволяет бороться за контроль над Тихим океаном. Кстати, по этому же пути идет сегодня Индия, которая активно вооружается и стремится лидировать.
Правда, рост Китая несет ему и риски. Нужно поднимать благосостояние внутри страны, но тогда большие корпорации, на которых она поднялась, перенесут производство в государства с более дешевой рабочей силой. И, конечно, чтобы нести ответственность за Азиатско-Тихоокеанский регион, нужно будет интегрироваться. Ответ на вопрос: с кем объединится Пекин, в какой союз войдет или создаст собственный? — окажет значительное влияние на весь мир.
— Возвращаясь к нашей стране. В последние два месяца во взаимоотношениях Кыргызстана и Азербайджана после долгого застоя наметился мощный прорыв: Президент А. Атамбаев нанес визит в Баку, в Бишкеке побывали две азербайджанские  делегации, недавно прошло первое заседание межправительственной комиссии, на котором достигнуты устные договоренности о строительстве перерабатывающих предприятий, нефтеперерабатывающего завода, об открытии прямого авиарейса.  Каких результатов можно ожидать от этого вектора во внешней политике?
— Ахиллесова пята Кыргызстана — отсутствие транспортного сообщения. Мы полностью зависим от того, пропустят ли наши грузы соседи и не отменят ли два рейса, связывающие нас с внешним миром, — через Москву и Стамбул. И то, что у нас появится еще один канал выхода в мир, только увеличивает экономические и политические возможности. Точно так же усиливает нашу самостоятельность наличие взаимоотношений со странами Закавказского и Кавказского регионов, поскольку дальше путь может лежать в Европу или на Ближний Восток. Да и в целом, находясь двадцать лет в одной организации — СНГ, мы в принципе не продвинулись на уровне двустороннего взаимодействия. Хотя, казалось, лучше работать с партнером по союзу, чем искать деньги на стороне. Если Азербайджан, имеющий опыт в нефтяной отрасли, готов еще и инвестировать, просто замечательно.
Я всегда говорил, что являюсь сторонником многовекторности во внешней политике, несмотря на то что некоторые относятся к этому скептически, хотя в ответ вряд ли назовут современное государство с одновекторным приоритетом. Но уровень эффективности внешней политики Кыргызстана определяется вовсе не тем, что работать со многими странами невыгодно или многовекторность — плохая штука. Это как выбирать  между демократией и диктатурой. И то, и другое имеет право быть, если обеспечивает народу достойную жизнь и не дает властям погрязнуть в коррупции.
Также и многовекторность. Можно из сорока ручейков создать чудесное озеро Иссык-Куль, а можно оказаться перед сорока разбитыми корытами. Все дело в качестве политической элиты и в качестве тех, кто будет реализовывать многовекторность.
— Для Кыргызстана показателем такого качества всегда являлись инвестиции. В свое время наша страна активизировалась на Ближнем Востоке, пытаясь повернуть сюда капиталы богатых стран Персидского залива. Об арабских миллиардерах говорят как о прагматичных и осторожных дельцах. Курманбек Бакиев тоже пробовал их привлечь, но ничего из этого не вышло. Есть ли перспективы продвижения нашей внешней политики на Ближнем Востоке? Какие совместные выгодные проекты вам видятся?
— Любой семь раз измерит, прежде чем вложить деньги в нестабильную страну, имидж которой тесно связан с переворотами. И, будучи министром иностранных дел, я как раз побывал со вторым после Акаева официальным визитом в Саудовской Аравии и Эмиратах. Тогда арабской стороне был передан большой пакет документов.
К примеру, интерес у Исламского банка развития вызвала идея создания в Бишкеке Центральноазиатской водноэнергетической академии, а также региональной водноэнергетической биржи. Были предложены варианты  инвестирования во все отрасли. Тогда же, кстати, обсудили и открытие саудовского посольства в Кыргызстане, что недавно произошло. Безусловно, это показывает, что Ближний Восток видит перспективность взаимодействия с нами. Кстати, в качестве площадки для диалога мы еще в то время предложили создать  межправительственные комиссии на двустороннем уровне либо проложить мост «Центральная Азия — страны Совета сотрудничества государств Персидского залива» со штаб-квартирой в Бишкеке.
Эта необходимость какого-то механизма между Кыргызстаном и арабскими государствами сохраняется и сегодня. Ведь, прежде чем перейти к проектам и идти за инвестициями, нужно сформировать правовую базу. Но, к сожалению, межправкомиссии, которые обеспечивают систематическую работу,  устанавливая сроки реализации и контроль за исполнением, так и не создали. Потому  воз и ныне там, включая так и не подписанные соглашения.

Кифаят АСКЕРОВА.

 






Добавить комментарий