«Когда началась война, мы, дети, вначале ничего не поняли: какая война, с кем? Ведь у нас в Смоленском никто не стрелял — было тихо  и на земле, и на небе, — вспоминает Ида Михайловна Шмакова. — Но сразу заплакала мама — она подумала об одном из своих братьев, который как раз проходил действительную, и встревожилась за нашего отца Михаила Тимофеевича Савельева…  Мы поняли: пришла большая беда…»

     Смоленское — это село в алтайской глубинке.  Алтай далеко от линии фронта. Потому и было там тихо.
…Отец вернулся из военкомата с «белым» билетом, и тогда семья узнала, что он болен астмой, которую  скрывал от всех. «Помню, мама сказала, — продолжает Ида Михайловна, — уж лучше бы ты был здоров и ушел на фронт,  тогда бы хоть оставалась надежда, что вернешься живым».  Отец и в самом деле прожил  совсем недолго. Он работал инспектором в районном отделе образования. Уехал однажды проверять школу в одном из сел района, не успел вернуться домой затемно, остался там ночевать. Намерзшись за день, попросился у хозяев лечь спать на печи, а утром не проснулся.
     …Ида родилась  на Могилевщине, в селе Загоренка. Мама назвала ее Диной, а отец вернулся из сельсовета со словами, что записал дочь Идой.  Мать всплеснула руками: «Так это же нерусское имя!» У них в  округе жило много евреев,  и среди них нередко встречалось имя  Ида. «Ну и что, зато коротко и звучно», — ответил     отец. Он работал учителем химии и биологии в местной школе. В семье росли две дочери и сын. Все вроде складывалось нормально, да тут арестовали младшего брата отца — Сашу. Он был начинающим ученым-агрономом, окончил Тимирязевскую академию. Еще будучи студентом, приезжая на лето в родную Загоренку, проводил сельскохозяйственные опыты на делянках односельчан. Мужики с готовностью отдавали ему свои участки под эксперименты, ведь урожай на них вырастал отменный. Итоги  своих наблюдений Александр Савельев изложил в  книге о правильном севообороте.
     Ида была несмышленышем и не знает, за что арестовали  дядю, но помнит, что однажды удивленно обнаружила зашитую в матрасе книжицу — ту самую, о правильном севообороте, в мягкой зеленого цвета  обложке. Сжигать труд жизни ученого брата рука не поднялась, а держать в доме было опасно, вот и спрятали в матрасе. Через некоторое время арестовали и увезли в райцентр Чаусы и Михаила Тимофеевича. Семью выселили из учительской квартиры, пришлось снимать угол. Корову запретили выгонять в колхозное стадо,  Ида с сестрой и братишкой пасли ее в пойме реки. А у отца в тюрьме все выпытывали, не состоит ли он в какой-то там  ячейке, грозили расстрелять, если не сознается. Однажды велели выходить из камеры с вещами. Отец подумал:  ведут на расстрел. Оказалось, нет — выписали пропуск. Но один из охранников, улучив момент, прошептал ему: «Уезжай мужик. Все равно заграбастают».
Собрав семью, Михаил Тимофеевич по совету знакомых решил ехать в Томск. В поезде он разговорился с одним из попутчиков, и тот, узнав, что Савельев — учитель, сказал: «Поезжай-ка на Алтай —  в  мое село Точильное, у нас  учителя нужны». Попутчик поехал  дальше — ему надо было кого-то там проведать. Семья вышла в Бийске, села на подводу и приехала в Точильное. Приняли их  хорошо, истопили баню, накормили  пельменями. «Для нас, выросших в Беларуси, — вспоминает Ида Михайловна, — они были в диковинку, мы даже не знали, как их есть». Вскоре приехал тот самый попутчик, повез отца в райцентр Смоленское, где находилось районо, и Михаила Тимофеевича  взяли на работу  инспектором.
…С началом войны в Смоленское эвакуировали детский дом.  Ида училась в 10-м классе, когда ей поручили заниматься там после уроков с детьми. И она работала  воспитательницей, хотя некоторые дети были выше  ее на голову.
     …Все время хотелось кушать. Хлеб отпускали по карточкам: рабочим — 500 граммов в день, служащим — 400, иждивенцам — 200. Карточки выписывали на месяц, и все берегли их пуще глаза, потому  что потеря означала голодную смерть. Работающим в колхозе давали на трудодни зерно, но очень мало. Колхоз сеял пшеницу,  ячмень — все выращенное отправлялось на  фронт. Люди выживали за счет  коровы, у кого была, и огородов. Картошку ели и на завтрак, и на обед, и на ужин: и отваривали, и запекали… Как-то на цвет  черемух, росших во дворе Савельевых, слетелся рой  пчел. Михаил Тимофеевич  поставил для них улей, потом прилетел второй рой, затем  еще один… Так образовалась пасека в 7-8 ульев. За сезон удавалось накачать одну кадушку меда. Мед не продавали: сами спасались им от простуды и  соседей выручали. «Поразительно, — говорит моя собеседница, — голодное было время. Но никто ни у кого не воровал. Отец отгородил часть веранды, и все скромные  припасы нашей семьи, та же кадушка с медом, хранились в этой кладовке, запиравшейся лишь на крючок. Все старались помочь друг другу, а главное — победить во что бы то ни стало фашистов».
…В школе  собирали посылки для  фронта. Каждый из учеников приносил что мог: рукавицы, носки, вязанные из овечьей шерсти,  несколько   кусков сахара, если имелся дома… Михаил Тимофеевич курил и сажал для себя табак, развешивая  потом во дворе его листья  для сушки. Ида брала  несколько листьев,  измельчала их, заворачивала в кулечек и клала в посылку. Каждый из школьников  сопровождал свой  подарок запиской: «Самому  храброму бойцу», «Самому одинокому  воину» и т.д. С фронта приходили в ответ письма. Как-то получила «треугольник» и Ида, а в нем: «Спасибо тебе за табачок».
Мама, Мария Львовна, прошла поварские курсы и  трудилась в колхозном садике. Самим есть нечего, а она, бывало, завернет в тряпицу кусочек еды и несет на работу, объясняя своим детям, что там один мальчик болен рахитом и не наедается.
В Бийск эвакуировали  Воронежский  университет. Иде  легко давалась математика, поэтому после  десятилетки она поступила на технический факультет университета.  Каждому студенту полагалось по 400 граммов хлеба. «Получив их утром перед занятиями, мы не выдерживали, — рассказывает Ида Михайловна, — на лекциях съедали, отщипывая по кусочку. В обед в университетской столовой давали какой-нибудь супец — настолько жидкий,  что обходились без ложек, пили его через край. Но поскольку хлеб был уже съеден, то в желудке очень скоро  начинало сосать. И тогда мы придумали: стали передавать свои доли хлеба друг другу на хранение — я свой, скажем, Полине, а она мне свой. От чужого-то не  отщипнешь. Однако и это не помогло: по аудитории пошли гулять записки типа: «Передай от моей доли кусочек»…
Не успела Ида отучиться и год, как ее и односельчанку, тоже студентку Воронежского университета, во время очередного приезда домой вызвали в районо  и сказали, что  в школе не хватает  учителей, надо идти работать  туда. Мол, не до учебы сейчас в институтах, докончите после войны.. Ида растерялась: «Так кто ж меня в школе будет слушать, сама вчера за партой сидела». Ничего, успокоили ее, мы тебе дадим младшие классы. И после окончания трехмесячных курсов при Бийском учительском институте Ида стала преподавать  в 5-7 классах родной школы математику.  После уроков она торопилась в районную больницу, подменяла медсестер: измеряла  больным температуру, раздавала лекарства, разносила миски с супом. Знакомые девчонки по выходным и праздникам  спешили на танцы, а ей надо было проверить ученические тетради. Летом на каникулах работала весовщицей на токе…
Война близилась к концу, но никто не знал, когда это произойдет. Помнится, 1 мая  1945 года  все учащиеся школы и колхозники прошли по площади перед сельским советом с  транспарантами, призывающими трудиться еще больше, еще лучше, чтобы скорее  добить врага. После демонстрации сложили в школьном уголке знамена и древки с лозунгами, а  через несколько дней объявляют: война закончилась! Подхватили те же транспаранты и, ликуя, прошлись с ними по площади.
…Александр Тимофеевич домой так и не вернулся: сгинул в лагерях. Из  пятерых братьев матери один погиб под Сталинградом, второй пропал на фронте  без вести, третий всю блокаду прослужил военным инженером в Ленинграде, у четвертого была «бронь»: он трудился геологом в Киргизии, избороздил вдоль и поперек, разведывая и открывая месторождения необходимых для страны полезных ископаемых. Он и позвал вскоре после войны сестру с ее семьей во Фрунзе. Страна поднимала экономику, рабочие и специалисты требовались везде. Иду взяли учетчицей в артель «Текстиль». Перед этим в конторе артели поинтересовались: «Арифмометром владеешь?» Владею, ответила она, хотя со счетами была знакома хорошо, а арифмометр и «в глаза» не видела. Но надо — значит надо, и за один вечер девушка освоила счетную машину. Затем ее назначили кассиром. На эту работу брали тех, у кого были дом или живность, чтобы смогли расплатиться в случае растраты. «У меня же ничего нет», — удивилась  Ида. «А мы и так видим, что ты честная», — ответили ей.
…Когда  артель стала ткацкой  фабрикой им. 8 Марта, Ида руководила на ней отделом кадров. В последующие годы фабрику соединили с хлопкопрядильной, Иду Михайловну избрали парторгом этого предприятия. Потом она руководила партийной организацией кенафной  фабрики. Оттуда ее пригласили во Фрунзенский  горком партии заместителем заведующего отделом промышленности, и она  помогала развивать легкую промышленность столицы. Затем Ида Михайловна руководила партийной комиссией  горкома партии. Через 47 лет после Победы ее наградили медалью «За доблестный  труд в годы  Великой Отечественной войны 1941-1945 гг.».
…Михаил, младший мамин брат (тот, что погиб под Сталинградом), уходя на  фронт, поставил на стул свою единственную  дочурку Эмилию и сказал: «Обязательно дождись меня». Много лет спустя в дверь двухкомнатной квартиры, где тогда жила с мамой и сыном Ида Михайловна, позвонила молодая симпатичная женщина со светлыми волосами.
— Здравствуйте, тетя, — сказала она  Марии Львовне. — Узнаете?
— Нет, — растерялась мать.
— А говорят, что я похожа на отца, — промолвила незнакомка.
— Ох, — всплеснула руками Мария Львовна. — Ты же дочь Михаила!
Это была Эмилия. Она рассказала, что родню своей мамы  знала хорошо, а вот о близких отца — ничего. Ей   всегда хотелось разыскать  их, и  вот, став взрослой, она нашла их во Фрунзе. С тех пор семьи поддерживают связь.
Эмилия — инженер, живет в Новомосковске. Когда ее  дочь Ирина подросла, в школе, где она училась, для старшеклассников организовали туристическую поездку  на поезде  по Средней  Азии. Эмилия специально послала Ирину, чтобы познакомилась с родней дедушки. Семья Иды Михайловны встретила девочку на вокзале, забрала на день и показала ей горы, покатала на лошади. Горы Ирине понравились. Спустя годы, уже выйдя замуж и работая  врачом  в воинской части, дислоцированной в Казахстане, Ирина  вместе с мужем, тоже военным врачом, специально приедет отдыхать в Тамгу, чтобы еще раз встретиться с родными дедушки.

Кифаят АСКЕРОВА.
Фото автора и из семейного альбома И.М. Шмаковой.