Девять лет назад я опубликовал в газете «Слово Кыргызстана» (см.: «СК», 2004, № 22, 27 февраля) статью «Исторический оптимизм распада. Размышления российского историка», в которой шла речь о последствиях крушения СССР и основных тенденциях развития бывших его субъектов в постсоветском и глобальном измерениях. Выдвигались и некие прогностические соображения. Возможно, для того чтобы оценить то, в какой мере они оправдались, следовало бы дождаться десятилетнего юбилея публикации статьи — люди привыкли к разного рода круглым датам. Однако ряд обстоятельств подвиг меня к нынешнему выступлению в вашей же газете.

Первое. В самом конце прошлого года как-то не очень громко, но все же не без воспоминаний отмечалось 90-летие образования СССР. Разумеется, в таком контексте есть все основания вспомнить как о самой советской «империи», так и о ее распаде. Второе. Девятилетний срок — это тоже достаточно солидное время, составляющее, кстати, ни много ни мало, но одну десятую от эпохи существования СССР. Третье. За истекшие девять лет в мире произошло так много изменений, что о них пишут уже не только статьи, а целые книги, число которых в глобальном масштабе измеряется сотнями тысяч, если не более того. Но для меня из всех указанных обстоятельств, безусловно, главным явилось 90-летие СССР.

По сравнению с началом 2004 г. (времени публикации прошлой статьи) количество людей, которые ностальгируют о советских временах, в том числе в молодых и независимых государствах Центральной Азии, возросло, поскольку даже у самых стойких «суверенитистов» уже развеялись мечты о достойной и уверенной, в меру сытной и социально защищенной жизни. Понятно, что мы не имеем в виду тонкий слой национальных элит, которым живется лучше и вольготнее в новых условиях, позволяющих им действовать, не опасаясь никакого над собой контроля. Но к дню нынешнему в каждой стране Центральной Азии за постсоветский период выросли новые поколения, которые уже сами не помнят (либо помнят смутно) советские времена. Однако им рассказывают о них люди более старших поколений. И они как-то даже и не верят тому, что когда-то не человек искал работу, а, напротив, она искала его, причем с большим выбором трудовой деятельности и заработной платы за таковую; что было бесплатное обучение в вузах и техникумах, а студенты получали стипендию, на которую худо-бедно, но можно было прожить; что плата за жилищно-коммунальные услуги (сегодня столь пугающая даже россиян) составляла около 10 % от среднего заработка; что такой же была и плата за содержание малышей в детских садах, а многодетные семьи вообще от нее освобождались. В каждом селе, ауле и кишлаке были фельдшерско-акушерские пункты, дома культуры или клубы, отделения почты, телеграфа, телефона, магазины, дешевое и постоянное автобусное и иное сообщение со всеми населенными пунктами и др. Возможно, выбор товаров был не так велик, как сегодня, но они были лучше по качеству и дешевле, относительно к нынешнему так называемому прожиточному минимуму. Но, главное, были стабильные работа и заработок, а значит, и стабильная жизнь, уверенность в завтрашнем дне.

Кому-то вышеприведенные суждения могут показаться сугубо умозрительными и надуманными. И зря. В Елецком госуниверситете, в котором я работаю уже два десятилетия, в последнее время учились (и учатся) десятки студентов из «титульных» этносов стран Центральной Азии. И, понятно, с ними всегда и обо всем можно было поговорить. Кроме того, сегодня в любом российском городе работает множество так называемых гастарбайтеров, причем большинство из них опять-таки прибыли из Центральной Азии, и Киргизии в частности. Они тоже охотно разговаривают на темы о советском прошлом, которое представляется им в таком же ракурсе, в каком древние греки вспоминали о «золотом веке» писаниями Гесиода и др. В самой России скандалы в сфере ЖКХ, бешеные накрутки «управляющих компаний» за услуги, часто превышающие размеры месячных заработков и пенсий, постоянные неполадки с обеспечением теплом, газом, светом и т.п. тоже вызывают ностальгию по советским временам.

Одним словом, есть немало того, о чем можно говорить, писать, вспоминать, рассуждать, сожалеть и т.д. по итогам 90-летия СССР. И тем не менее в статье девятилетней давности я писал о том, что распад СССР был диалектически объективен и неминуем, выступал против того, чтобы вину за него возлагали на некие исторические персоналии (М.Горбачева, Б. Ельцина, Е. Гайдара и др.).

Древнекитайская мудрость гласит о том, что великие государства нельзя разрушить усилиями людей — они сгнивают сами по себе изнутри. Я отмечал, что В.И.Ленин, как великий диалектик, предвидел возможность распада СССР и боролся за сохранение права сецессии (свободного выхода) республик из его состава. Как известно, И.В.Сталин выступал с проектом «автономизации» как платформы образования Союза ССР, который не допускал такого выхода, что, кстати, заложено в ныне действующей Конституции Российской Федерации 1993 года. Ленин тогда победил, а вместе с ним победила диалектика всемирно-исторического развития. Можно только представить себе, каким котлом или ящиком Пандорры представился бы в конце XX в. СССР, если бы он не имел отводного клапана в виде сецессии, — мог бы взорваться весь мировой порядок. Вместе с тем я не считаю отсутствие права сецессии в нынешней Конституции РФ ее недостатком. В диалектике категория единства столь же значима, как и категория противоположности. Нынешнее единство Российской Федерации зиждется на единстве экономических и иных сформировавшихся на их основе связей — политических, социальных, культурных и прочих, разрыв которых в любой форме (той же сецессии) уже сам по себе был бы антидиалектичен.

Мной отмечалось в первой статье, что распад Советского Союза «как «размежевание» был необходимым этапом в истории народов бывшего СССР, на котором надо было, обозрев пройденный путь, самоопределиться, осознать свое экономическое и иное «Я», выявить приоритеты собственного национальногосударственного развития с тем, чтобы на этой основе вместе с другими субъектами единого постсоветского экономического пространства решить, в каких формах и на какой принципиальной основе созидать исторически новую систему взаимоотношений. От этого никому и никуда не уйти. Изменить исторически сложившиеся векторы экономического и иного сотрудничества не дано никому».

Вместе с тем я высказывался о том, что «признание объективности распада СССР как исторического явления далеко не означает признания диалектически единственной той формы, в которой он произошел. Эта форма могла и должна была быть иной, поскольку диалектика не устанавливает жестких правил взаимодействия и взаимосвязи своих категорий, а предполагает их поливариантный характер. Проще говоря, диалектика определяет направление развития процессов, предоставляя людям возможность сначала правильно понять, куда надо двигаться, а потом решить, как это надо делать: идти уверенным шагом или ползти на брюхе».

Прошедшее девятилетие только подтвердило правоту вышеприведенных выводов. Во время написания той статьи (в начале 2004 года) многие еще считали, что СНГ- явление обреченное, нужное только для того, чтобы обеспечить цивилизованный «развод» бывших советских союзных республик, ставших суверенными и независимыми. Теперь так никто из серьезных политиков уже не полагает.

В формате СНГ на уровне глав государств и правительств, руководителей министерств и ведомств, научных, культурных и прочих (например, общественных) организаций обсуждаются многие важные проблемы совместного сотрудничества, принимаются результативные решения. Разумеется, степень участия тех или иных государств в мероприятиях СНГ является разной, однако в необходимости существования этого содружества уже никто из политических лидеров не сомневается.

За истекший период активизировалось сотрудничество бывших советских союзных республик, а ныне суверенных и независимых государств в рамках ЕврАзЭС. Но, конечно, венцом процесса реинтеграции на постсоветском пространстве явилось образование Таможенного союза России, Белоруссии и Казахстана. Многие по сей день галдят о его «искусственности» и т.п. Как бы не так! Во всемирно-историческом процессе всегда определяющей, императивной, решающей и т.д. была экономическая необходимость. Подобно былинке, она всегда пробивала толщу любых, сугубо политических обстоятельств. В.И.Ленин указывал, что «политика есть концентрированное выражение экономики». Думается, что только та политика единственно верна, которая зиждется на действительном экономическом интересе. Гегель был прав: все действительное -разумно, все разумное — действительно.

Я писал о том, что «врастание Средней Азии в «плоть» единого всероссийского рынка было облегчено тем, что она имела давние и непрерывные торгово-экономические связи с Россией». В советский период эти связи многократно усилились. И нужно быть абсолютным политическим профаном, чтобы утверждать о возможности экономического, а значит, и любого другого действительного прогресса вне таких системных (читай: судьбоносных) связей. Жизнь показала, что игнорирование исторически сложившихся экономических и прочих на них основанных связей — это путь в никуда. И, напротив, признание и использование их обеспечивает позитивное развитие.

В нынешнем Казахстане есть немало оппозиционных «либералов», которые разлагольствуют о каком-то собственном, единственном, самобытном, прозападном и т.д. пути к процветанию. Я не склонен идеализировать Н.Назарбаева, однако, признаю, что он как опытный, сильный и прагматичный политик, желающий добра своей стране и народу, изначально поддерживал Россию в ее стремлении к экономической интеграции бывших субъектов СССР, исходя прежде всего из коренных национальных интересов своего государства. Недавний визит Н.Назарбаева в Россию, его переговоры с В.Путиным обеспечили новые импульсы такой интеграции. Намеченный к подписанию в этом году в Екатеринбурге российско-казахстанский договор о дружбе и сотрудничестве, несомненно, только упрочит базовую основу интеграционного процесса на постсоветском пространстве.

И попираемый западными субтильными политиканами белорусский Президент А.Лукашенко тоже всегда поддерживал интеграционную идею. И, разумеется, тоже исходя из национальных интересов своего государства. Таможенный союз уже сейчас дает своим членам столько преимуществ и выгод, сколько они, по моему убеждению, не имели даже в рамках СССР.

Вообще, если взглянуть на историю, то представляется очевидным, что любая действительно экономическая интеграция всегда начиналась с образования таможенных союзов. Например, так начиналось в первой половине XIX века объединение германских земель. Но в нашем случае все обстоит намного проще — происходит не просто интеграция, а реинтеграция, то есть восстановление, продолжение развития былых экономических отношений, но на качественно ином уровне, обусловленном новыми обстоятельствами всемирно-исторического развития. Сегодня Украина, не желающая вступать в Таможенный союз России, Белоруссии и Казахстана, ищущая сближения с Евросоюзом, ежегодно теряет от своего небрежения к таможенному «братству» десятки миллиардов долларов.

Но экономическая необходимость все же берет свое, и украинские лидеры ни шатко ни валко, но все же развивают свои отношения с Россией, а также с прочими странами СНГ. А уж о чем можно говорить точно, так это о том, что они не собираются выходить из этой организации.

Конечно, политическую независимость и суверенитет важно и нужно сохранять любому бывшему субъекту СССР. И на них никто сегодня не собирается посягать, хотя Запад продолжает гундеть о каких-то «имперских амбициях” России. Но верящих ему становится все меньше, поскольку только дуракам не ясно, что создание империй всегда было весьма затратным мероприятием, а уж сохранение их — и более того. Англия тратила на содержание Британской империи триллионы фунтов стерлингов. Царская Россия платила за свою «имперскость» ежегодно сотни миллионов рублей, советская — миллиарды. Большинство регионов как в царские, так и в советские времена жили за счет дотаций из центра. Это только «сказочники» из клана постсоветских национальных (читай: националистических) историков по-прежнему сипят о каком-то «русском ограблении» народов Центральной Азии. Это еще надо посмотреть, кто кого «грабил».

Но сегодня ясно одно — никто в нынешней России не хочет воссоздавать «империю», то есть обрекать себя на огромные, но ненужные и бессмысленные траты, потуги, заботы и т.п., а проще — на снижение и без того не очень пока внушительного (для большинства) уровня
материального благосостояния. Об «имперских амбициях» России говорят или те, кто запредельно богат и боится потерять награбленное (из элит бывших субъектов СССР), либо те, кто сильно беден и мечтает снова забраться на холку «империи» и спокойно жить за её счет. Но здравомыслящие люди во всех бывших союзных республиках СССР, а ныне независимых и суверенных государствах, в том числе и центральноазиатских, рассматривают возрождение и развитие «имперских» (то есть всеобъемлющих, как ранее) экономических связей как явление оптимистичное и взаимовыгодное. Они видят укрепление политической независимости только через укрепление и совершенствование её экономической подоплеки. Третьего не дано. Что дали, например, политическая независимость и суверенитет Таджикистану, если половину его нынешнего ВВП составляют денежные переводы от мигрантов из России? Далеко ли шагнул Кыргызстан за годы независимости по пути действительного прогресса, если переводы от мигрантов из России составляют треть его ежегодного ВВП? А ведь такого не было ни при царских, ни при советских временах. Жили небогато, но достойно, причем на своей земле, не мыкаясь на чужбине, хватаясь за любую возможность заработать.

Кыргызстану, который мне близок тем, что я прожил в нем без малого три десятка лет, в котором родились и выросли все члены моей семьи, для укрепления политической независимости нужны экономическая самостоятельность и самодостаточность. И только они могут улучшить жизнь так, чтобы человек смог работать у себя на родине, находясь постоянно в кругу своих родных и близких. Мне представляется совершенно очевидным то, что вне рамок Таможенного союза, иных организационных форм сотрудничества в пределах СНГ ни о каком подъеме в экономическом развитии Кыргызстана, а равно Таджикистана и Узбекистана и говорить не приходится. Без ТС судьба этих стран в глобализирующейся экономике будет еще более незавидной, нежели сегодня.

Туркмению, живущую относительно благополучно за счет продажи сырья, в этом плане следует считать скорее правилом, нежели исключением. Живущие в таком же «ключе» некоторые (богатые) арабские страны ничем мир не потрясли — ни техническим, ни научным, ни культурным, ни любым иным прогрессом, и их уж никак нельзя назвать локомотивами всемирно-исторического развития. А сырье, природные ресурсы, как известно, иссякаемы. А что потом?

Поэтому сегодня надо делать перспективный, обнадеживающий, многообещающий и т.п. выбор, поскольку иначе мир становится все более сложным и непредсказуемым, опасности таятся, образно говоря, за каждым углом. Он может сорваться в пропасть «конца света» (столь ожидаемого в конце прошлого года) не из-за неких трансцендентных обстоятельств, а по причине какой-нибудь нелепой случайности, сотворенной самими людьми, что, кстати, не противоречит диалектике, в которой категории необходимого и случайного рассматриваются как парные и синхронно взаимодействующие.

Петр ЛИТВИНОВ, доктор исторических наук, профессор Елецкого госуниверситета имени И. Бунина.

Россия.