Main Menu

Смелая песнь мужества (правовые вопросы в романе «Плаха»)

Если смотреть на художественный путь, пройденный каждым писателем, то их приход в литературу был разным. И ушли они из неё также по-разному. Кто-то вспыхнул, словно яркая звезда из бездонных глубин Вселенной, и, подобно стремглав мелькнувшей комете, оставил после себя яркий след. Кто-то ушёл в забвение, едва успев хоть как-то блеснуть. Одним словом, творческая судьба складывалась непохоже. На литературном небосклоне звезда Айтматова зажглась довольно рано и светила долгие годы, его книги разошлись по всему миру на разных языках. В свои тридцать пять лет он получил Ленинскую премию — самую высшую награду в тот период в области литературы и искусства.

Как и зарождавшаяся жизнь, каждый писатель начинается из маленьких рассказов или стихов. И Айтматов не стал исключением. Такие рассказы, как «Газетчик Дзюйдо», «Ашым», «Сыпайчи», «Соперники», «Белый дождь» оказались самыми ранними произведениями мастера, открывшими ему двери в огромный мир литературы. Они помогли ему стать слушателем Высших курсов при литературном институте имени М. Горького. Поворотной в творческом пути Айтматова стала его повесть «Джамиля», которая вывела молодого кыргызского писателя на международную литературную арену и принесла ему мировую известность. Здесь нужно отметить, что высшие литературные круги Кыргызстана, проще говоря, местные литературные «боссы», к творчеству молодого самородка отнеслись поначалу скептически, мол, какой писатель может выйти из выпускника сельхозинститута по специальности «ветеринарный врач», и душевно посоветовали ему заняться своим делом.

В августе 1958 года в журнале «Новый мир» появилась повесть в авторском переводе Чингиза Айтматова «Джамиля». Название ей, как признавался сам Айтматов, дал А. Твардовский, главный редактор журнала «Новый мир». Когда повесть перевели на европейские языки, её прочитал известный французский поэт и писатель Луи Арагон и сразу же назвал её «самой прекрасной историей любви в мире». Западные читатели обнаружили в ней нечто совершенно неожиданное: наличие у человека глубоких, утончённых чувств при всей твёрдой цельности его характера. Хотя на родине писателя, в Киргизии, эту «смелую песнь мужества» восприняли неоднозначно (слишком свободной и независимой представил писатель восточную женщину), тем не менее для самого автора эта повесть во многих смыслах стала определяющей. Таким образом, можно сказать, что благословили Айтматова в большую литературу два выдающихся человека — А. Твардовский и Л. Арагон.

Произведения Айтматова, безусловно, обогатили и нашу правовую культуру, поскольку практически в каждом из них так или иначе герои сталкиваются с правовыми вопросами, и таких эпизодов много. Сила айтматовского слова в том, что он объяснил читателю вопросы прав и законности доступным и простым языком, веско заявив, что всякое преступление наказуемо. К примеру, в романе «Плаха» трагедия начинается с охоты на сайгаков в саванне Моюнкум, где волчье семейство Ташчайнара и Акбары впервые встречается лицом к лицу с человеком. Волки сами не знали и не ведали, что людская облава на измор намного страшнее, чем их собственная охота на сайгаков.

Не знали волки и о том, что люди проложили дорогу на Моюнкум, провели газовые трубы и тем самым нарушили тысячелетний покой здешних обитателей. Кроме того, они увидели ещё и «дополнительные резервы» для выполнения плана по заготовке мяса. И здесь и волки, и сайгаки оказались в равном положении. «И теперь уже они сами оказались в плену, в гуще этого великого бегства, невероятного и немыслимого, — если вдуматься, ведь волки спасались вместе со своими жертвами, которых они только что готовы были растерзать и растащить по кускам, теперь же они уходили от общей опасности бок о бок с сайгаками, теперь они были равны перед безжалостным поворотом судьбы. Такого — чтобы волки и сайгаки бежали в одной куче — Моюнкумская саванна не видывала даже при больших степных пожарах».

Писатель считает волчью охоту естественней, чем ту, когда охотятся люди. Волкам не известно и то, что сайгаки нужны людям для выполнения плана по мясозаготовке. Единственная цель — собрать готовое мясо, сдать государству и тем самым спасти свою шкуру от неминуемого гнева высшего начальства. Поэтому легче истреблять сайгаков, чем быть уволенным с должности. И люди старались. Если вспомнить, то, действительно, в советский период существовало специальное постановление, в котором в случае невыполнения государственного плана было предусмотрено вынужденное изъятие у населения частного скота. Наше старшее поколение хорошо это помнит. Приходили часто неизвестные люди и изымали скот прямо со двора, никто из хозяев и возразить не смел. В Гражданском кодексе Киргизской ССР от 1961 года чёрным по белому написано: в случае необходимости частный скот сдаётся государству на основе договора. То есть, грубо говоря, если вдруг план по мясозаготовке сорвётся, то государство имеет полное право забирать частный скот. И за это оно платило людям какие-то копейки, а на казённом языке это называлось «на договорной основе».

В 1976 году я работал прокурором Тянь-Шаньского района. В декабре, когда подводились итоги года, выяснилось, что план по мясозаготовке оказался под угрозой срыва. Собрали всех руководителей районных учреждений и организаций, провели жёсткое совещание. Первый секретарь райкома партии Арзынбек Осоров поставил мне следующую партийную задачу: «Ты, как представитель района, закреплённый за совхозом «ТОСЖИВ», поедешь в его отделения «Жеркочку» и «Лахол» в Кара-Кужуре и осуществишь контроль над сдачей частного скота в государственный сектор. Этим займутся местные власти, а ты проследишь просто, чтобы всё прошло законно. Если кто заартачится, будет лучше, если ты объяснишь им требования закона». К счастью, А. Осоров до этого руководил административным отделом Ошского обкома партии, был хорошо знаком с работой прокуратуры и поэтому особых препятствий нашей работе не чинил.

Приехав в Жеркочку, я увидел, что народ собрал для выполнения плана по сдаче мяса 114 лошадей. Когда шла проверка, как составлены договоры с владельцами скота, жители подняли шум, почему, мол, все мы выполняем закон, а один человек не хочет, почему он личные интересы ставит выше общественных. Смотрю, стоит угрюмо в сторонке молодой парень невысокого роста с камчой в руке и молчит. Я сначала хотел на него надавить, дескать, ты что, умнее и лучше всех, но передумал. Сказал только: «Может, он держит дома скот и кормит его украденным кормом?» И тут же один из стоящих сельчан выпалил: «Только вчера вечером он выгрузил у себя во дворе машину комбикорма!» Парень переменился в лице, повернулся и пошёл прочь. Через некоторое время он привёл своего коня и, молча сдав, ушёл, даже не оглянувшись. В то время я вряд ли посмел бы написать об этом случае. Видно, парень очень любил своего коня и не желал его сдавать на мясо. Позже я услышал, что парень тот был заядлым игроком в кок-бору, со своим конём не раз выигрывал большие призы, и вот тогда я понял, почему не хотел отдавать он своего коня. А тут, к великой радости и под ухмылки злопыхателей, забирают его верного друга. Судьба того парня в какой-то мере является схожей c судьбой айтматовского Танабая и его верного друга Гульсары.

Любой закон меняется, примеряется к обстоятельствам в зависимости от изменений в обществе. Во времена Н. Хрущёва провозгласили пустой и бессмысленный лозунг: Советский Союз должен догнать до 1980 года Америку, и вместе с этим участились в стране различного рода приписки и случаи очковтирательства. Именно в то время внесли изменения в Уголовный кодекс Киргизской ССР, вернее, вписали дополнительно статью 159. Согласно ей, должностные лица, допустившие приписки при выполнении государственного плана, привлекались к ответственности или лишались должностей.

Термин «жел козу», или буквально по-русски «ягнёнок из воздуха» появился именно в те годы. Прокурорам, работавшим с животноводческими хозяйствами, приходилось регулярно вести контроль за утверждённой формой отчётности 24ф. В 1980 году по окончании пятилетнего конституционного срока прокурорства меня перевели в Ленинский (ныне Ноокенский) район Джалал-Абадской области. Это были годы повальных приписок. В соседнем Узбекистане московская группа во главе со следователем по особо важным делам Генеральной прокуратуры СССР В. Калиниченко расследовала ставшее знаменитым «хлопковое дело». Приписки коснулись и нас. И в Киргизии также пришлось расследовать такого рода уголовные дела.

В Ноокенском районе есть небольшой городок нефтяников Кочкор-Ата, основанный в 1954 году. Там строили 45-квартирный дом и, не завершив его возведение, внесли в отчёт о проделанной работе. Возбудили уголовное дело, и, когда оно уже находилось на стадии завершения, меня вызвали в райком партии и начали давить при представителях обкома, приехавших разбираться с этим вопросом. Сказали, что незавершённый дом внесён в отчёт по указанию секретаря обкома партии И. Донченко, что нужно немедленно сократить уголовное дело. Я объяснил, что не могу просто так взять и сделать это, тем более что расследование к тому времени уже почти завершилось. Сказал, что для этого требуется указание областного прокурора. Через некоторое время прокурор Ошской области П. Дрыжак лично забрал уголовное дело и поручил его следователю Майли-Сайской городской прокуратуры. Уже позднее за сокращение уголовного дела его понизили в должности и назначили прокурором города Кок-Жангака. Однако позже Дрыжак стал даже генеральным прокурором республики.

В таком же обмане был уличён и другой руководитель — генеральный директор предприятия «Киргизнефть» Диких, по указанию которого для выполнения плана поставок нефть перемешивали с водой и таким образом увеличивали объём нефтяной продукции. Я вызвал этого руководителя в прокуратуру и подробно разъяснил требования закона и последствия столь опрометчивого шага. Он понял всё и написал заявление о добровольном уходе с должности. Считаю, что именно таким должен быть каждый руководитель, уважающий законы. А у нас же стоит посадить вора-руководителя или высокопоставленного коррупционера, тут же люди выходят на всевозможные акции протеста и открыто защищают преступника, убеждая общество, что был, дескать, «политический заказ».

Кроме приписок, в тот период в районе стали известны факты совершения преступлений, связанных с употреблением наркотиков, и, по нашим наблюдениям, их число стало довольно быстро расти. И хотя преступные деяния, связанные с наркотиками, жёстко контролировались и пресекались законом, эффект оказался минимальным. С невероятной быстротой наркотики распространялись среди молодых людей.

Эту напасть Айтматов ярко характеризует в романе «Плаха» в письме Авдия к Инге Фёдоровне: «…Лет пятнадцать тому назад, как утверждают местные жители, никто и не помышлял собирать эту злую штуку, или, как именуют её анашисты, травку, ни для курения, ни для иного потребления. Это зло возникло совсем недавно, в немалой степени под влиянием Запада. И вот теперь мне предлагают ограничиться какой-то докладной запиской в какие-то инстанции — это просто уму непостижимо. Понимаю, что тут особый разговор, ведь ложное опасение, что остро сенсационный материал о наркомании среди молодёжи — оговоримся для порядка: среди части малосознательной молодёжи — якобы причинит ущерб нашему престижу, может вызвать лишь гнев и смех. Ведь это и есть страусовая политика. Зачем он нужен, этот престиж, если за него надо платить такую цену!»

Великий писатель отчётливо показывает, что наркотики — это тупик и величайшая беда человечества, и призывает нас защищаться от этой всесильной напасти. Вдумайтесь только, это произведение написано Айтматовым 30-40 лет назад, но вопросы, поднимаемые им, актуальны и по сей день. В этом и заключается прорческий дар величайшего мастера слова.

Кубанычбек ОСМОНКУЛОВ,

советник юстиции I класса.






Добавить комментарий