«Легенды солнечного Кыргызстана» — так называется недавно вышедшая книга бишкекской поэтессы Марьям Кострыгиной. Как видно из названия, посвящена она сказаниям земли кыргызской, переложенным автором на стихи. Здесь и о знаменитой в республике башне Бурана, и об озере Иссык-Куль, и о Сулайман-Тоо, и о Таш-Рабате, и о многих других замечательных памятниках истории, городах и природных достопримечательностях нашей родины. Сюжеты многих легенд известны многим кыргызстанцам, но поэтические вариации Кострыгиной привлекают лёгкостью рифмы и оригинальностью подачи. Итак, читаем.

АЛА МЫШЫК*

До нас доходят сквозь века

Легенды, словно облака.

Их вроде нет, и вдруг плывут

Как будто в прошлое зовут.

А было это или нет? —

В легенде может быть ответ.

Давным-давно в горах Алая,

Жила ворон крикливых стая.

В долине под горой айыл.

Чабан с семьёй там бедно жил.

Он был работником у бая.

В долине без конца и края

Он пас овец из года в год.

Не ведал, что в горах живёт

Ала мышык.

Она овец безбожно крала.

Тащила их за перевалы.

Но эта ли была беда?

Любимый сын исчез тогда.

Чабан с ружьём ушёл искать,

А дома горевала мать.

Казалось, слёз уж больше нет.

Ей опостылел белый свет.

А между тем чабан в горах,

Забыв про время и про страх,

Плутал среди камней и скал,

Он тщетно сына там искал.

Чабан в один из этих дней

Заметил кошку у камней.

В зубах у кошки кто-то был.

Чабан бежал что было сил.

Хотел догнать, стрелять боялся,

Попасть в «кого-то» опасался.

А кошку, видит, не догнать,

В сердцах её стал проклинать.

Она упала в тот же миг.

Проклятьем он её настиг.

То, что несла она в зубах,

Лежать осталось на камнях.

Остатки сил чабан собрал,

На перевал к ней побежал.

Надеялся увидеть сына.

Но там — ужасная картина:

Мертва была Ала мышык,

А рядом он услышал писк.

Слепой котёнок маму звал,

Случилось что? — не понимал.

Чабан растерян. Сам не свой

Котёнка он принёс домой.

С бедой к себе домой пришёл,

А сына так и не нашёл.

В горах Алая с той поры

На перевал одной горы

Есть чуть заметная дорожка,

Лежит там каменная кошка.

Так перевал в горах возник

С названием Ала-Мышык.

 * Ала-Мышык пёстрая кошка.

 

 СУЛЕЙМАН-ТОО

Сколько в мире легенд,

Если честно,

До сих пор никому не известно.

Но в одной из прекраснейших стран

Жил красавец султан Сулейман.

Был он молод, силён и горяч,

А на скачках бесстрашный лихач.

Сулейман был наездник отменный,

Но притом, говорят, был степенный.

Он в народе пророком прослыл,

И его соплеменник решил:

Сулеймана чудесное имя

Будут помнить потомки отныне.

Сулейман был любитель коней,

Их пятьсот у него всех мастей.

Что ни конь, для него самый лучший,

Седока, как стрела, вдаль несущий.

Скакунами он горд был всегда.

Но однажды случилась беда:

Быстрой скачкой увлёкся в тот час

Сулейман.

Он забыл про намаз.

И, когда полагалось молиться,

Он летел на коне, словно птица.

Испугался он гнева Аллаха,

Наяву вдруг пригрезилась плаха.

Чтоб прощенье себе заслужить,

Скакунов всех решил погубить.

Жертву эту Аллах оценил,

Царским троном его одарил.

Джины трон впятером поднимали,

И под тяжестью быстро устали.

Всё ж его донесли к тем горам,

Где сидел, отдыхая, Адам.

Вырос город потом под горой

Многолюдный, шумливый, большой.

Сулейман приказал своим джинам

Трон по склону поднять на вершину.

День был ласковый, тёплый, лучистый,

Воздух свежий, духмяный и чистый.

В мыслях часто читая Коран,

Был доволен судьбой Сулейман.

Всё ж чего-то ему не хватало:

Захотелось, чтоб речка бежала,

Ударяясь о камни, бурлила.

Шум реки бесшабашной любил он.

Сулейман от народа узнал:

За горами, за тысячей скал,

Дремлет озеро с чистой водой.

И султан, увлечённый мечтой,

Джинов срочно к горам отослал,

Сделать русло реке приказал.

И отправились к озеру джины

Гнать озёрную воду в долину.

Джины глыбы камней разбросали

И кетмень, и кайло применяли.

Для реки всё же путь проложили,

По ущелью ей русло открыли.

Воду буйную, шумную, злую

Речка мчала, бурля и ликуя,

Как песок, унося валуны

От весны и до новой весны.

За характер такой непростой

Эту речку зовут Ак-Буурой.*

Тахти-Сулейманом* гора называлась.

Только это название в прошлом осталось.

Кто в Оше и поныне живёт,

Гору Сулейманкой любовно зовёт.

*Ак-Буура — белый, буйный.

*Тахти-Сулейман — трон Сулеймана.

 

ДВА ЛЕБЕДЯ

Много-много лет назад

В Кунгей-сырте, говорят,

Был ремесленник, бедняк,

Жил не сладко, кое-как.

Дочка славная росла

И красавицей слыла.

Ей не в тягость бедный дом,

Всё родное было в нём.

Жил в айыле этом хан.

Говорят, он был тиран.

Сорок визирей ему

Угождали одному.

А в гареме сорок жён

Ублажали ханский сон.

Но однажды хан узнал,

Что у дальних стройных скал

Чудо-девица живёт

И разумницей слывёт.

Лунолика, но бедна,

И, как лань, собой стройна.

У неё родные есть.

Возбудила хана весть.

Он сказал, ему нужна

Сорок первая жена.

И пошёл к отцу девицы

С намерением жениться.

С ханом в дом пришла беда.

Дочка в слёзы: «Никогда!»…

 

Был пастух девчонке мил,

И пастух её любил.

Девушка всю ночь рыдала,

Утром к милому сбежала.

У реки вдвоём грустили,

Силы Высшие просили

Уберечь от злого хана,

И случилось, как ни странно,

Силы чудо сотворили,

В лебедей их превратили.

И цветы, и родники

Ликовали у реки.

Радостно, взмахнув крылами,

Взмыли птицы над горами.

Попрощались с милым краем

И примкнули к белым стаям.

Святы стали для людей

Пары белых лебедей.

В них влюблённых узнавали

И ревниво охраняли.

Но с тех пор живёт молва,

Что любовь всегда жива.

 

БУРАНА

Знает башню вся страна

Под названьем Бурана.

До сих пор легенды живы

О красавице стыдливой.

Всемогущий хан Байтык*

Страны покорять привык.

И при этом был жесток.

Захватить решил Токмок.

Он в ущелье дочь оставил,

Войско на Токмок направил.

Беспощадный, злобный хан

Не жалел в нём горожан.

Убивал он всех подряд,

Даже деток, говорят.

Подошла старушка к хану,

Говорит: «Я лгать не стану.

Ты убил моих детей,

Старых не щадил людей.

Здесь погибли наши дети,

Дочь твоя за них в ответе,

И она в шестнадцать лет

Не увидит больше свет.

От укуса каракурта

Поминальной будет юрта».

Хан Байтык от слов взбешён.

И убил старуху он.

Всё же хану было страшно.

Приказал построить башню,

Чтобы в небо упиралась,

Чтобы дочь в живых осталась.

На вершине башни дочка

В светлой комнатке цветочком

Подрастала, слуги рядом,

Не сводили с дочки взглядов.

Слуги ищут по приметам

Каракурта чаще летом.

День за днём, за годом год,

Думал хан: «Старуха врёт,

Скоро ей шестнадцать лет —

Каракурта в башне нет».

Паука не находили,

Все о нём потом забыли.

В день рожденья хан принёс

Дочке золотой поднос.

Виноград янтарной грудой

Дорогую скрыл посуду.

Дочка весело смеялась

И по-детски забавлялась.

Кисть большую присмотрела,

И уж взять её хотела,

Каракурт тут появился

И на яд не поскупился.

Вскрикнув, девушка упала, —

Обожгло паучье жало.

Не поверил хан глазам.

Сразу вспомнил он слова

Убиенной той старухи.

Уж давно ходили слухи,

Что ведуньей та была,

И ему не солгала.

Хан в слезах и быстро слёг,

Горе пережить не смог.

Не встречали больше хана

На просторах Кыргызстана.

Помнят жители Токмока,

Как расправился жестоко

Кровожадный хан с народом

Под лазурным небосводом.

От Токмока в стороне

Одиноко Буране.

Редким путникам видна

Башня-крепость Бурана,

Крышей небо подпирает,

Степь собою украшает.

В башне лестница витая,

Очень узкая, крутая,

По которой хан принёс

Дочке дорогой поднос.

 * не путать хана Байтыка

с легендарным Байтиком баатыром.

 

МАТЬ АРЧА

В далёкие дикие смутные дни

Кочевник не мог жить без кровной войны.

Соседу сосед угрожал каждый год,

Страдал безутешно в тех войнах народ.

Сжигали жилища, казнили людей,

Пощады не знали для малых детей.

И старые люди в плену не нужны,

Нет жалости к старым в глазах у войны.

В рабов превращала она молодых,

Весь скот, скакунов забирала лихих.

В айыл, где жила молодица Арча,

Нагрянул нежданно отряд палача.

Ей с сыном сбежать от врагов удалось,

В высокой траве им скрываться пришлось.

Спешила Арча от погони уйти,

Но скалы преградой стоят на пути.

Ей надо с сыночком достичь перевала,

А сил уже нет, мама очень устала.

Вдруг сын покатился к обрыву по склону,

А там ни куста, ни травинки зелёной.

За выступ скалы он успел ухватиться.

Ждёт хищная пропасть.

Легко в ней разбиться.

А мама Арча дотянуться не может,

Готова в ту пропасть сорваться

с ним тоже.

В слезах на коленях к Тенгри обратилась:

— Владыка небес, окажи свою милость,

Спаси только сына, тебя умоляю,

Рабыней твоей быть всю жизнь обещаю.

Услышала голос с небес мать Арча:

— Ты просишь за сына сейчас сгоряча.

Готова ль ты жизнь за спасенье отдать?

Готова ль потом ты другим помогать?

— Готова, готова, великий Тенгри,

Ты сыну скорее сейчас помоги.

 Небес повелитель волшебником был

И женщину в дерево вмиг превратил.

Стоит у обрыва с тех пор мать Арча,

И ветки, как косы, у скал на плечах.

Они дотянулись до сына, и он,

Цепляясь за ветки, взобрался на склон.

Мать спрятала сына, прижала к груди.

Их след оборвался у них позади.

Стоит мать Арча с этих пор на Тянь-Шане

И ветки всё время над пропастью тянет.

Они, словно мамины руки, нежны,

И сына ласкали бы вечно они.

Давно её сына на свете не стало,

Но мама его всё на склонах искала

И верила: сын где-то рядом, в горах.

По кручам ползла, отгоняя свой страх.

А страждущих соком, плодами лечила,

И ягодой птиц перелётных кормила.

Вползала на скалы, шагала по склонам,

Метель удивляла нарядом зелёным,

И всюду кудрявой арчой прорастала.

Лечила людей, их теплом согревала.

Исполнила всё, что Тенгри обещала.

Легенда гласит, что давно это было.

Любви материнской безмерную силу

Измерить никем никогда не удастся.

Понять ли — зачем по горам ей скитаться?

А в парке, скворцов приютив вечерком,

(Арча, может быть, и не знает о нём),

Растёт можжевельник в убранстве богатом,

Арче, говорят, он приходится братом.