«И вот приходит дочка вся грязная, заплаканная, говорит, что её отпинал соседский ребёнок. Я вышла, увидела его бабушку и сказала ей, что он опять бьёт мою дочь. Она начала во всём обвинять мою дочь, орать на меня, оскорблять меня, мою мать, всю мою семью. Я поняла, что диалога не выйдет, зашла в магазин, после этого она прибежала, ударила меня, материла, оскорбляла при моём ребёнке», — так в соцсети Facebook бишкекчанка Дания Садыкова пожаловалась на свою соседку. По словам женщины, инцидент произошёл две недели назад: её шестилетнюю дочь, которая играла во дворе напротив магазина, избил соседский мальчик. Дания написала заявление в милицию, но не нашла там защиты: «Милиционеры даже не изъяли записи с камер видеонаблюдения, ни разу не вызвали меня на допрос, а просто отказали, — рассказала женщина. — Неужели можно так себя вести, нападать на людей, и за это ничего не будет?!»

В аналогичную ситуацию — будучи оскорблённым и даже избитым каким-нибудь хамом или моральным уродом — хотя бы раз в жизни наверняка попадал каждый. Бытовая агрессия и насилие уже давно стали частью нашей жизни и воспринимаются как нечто само собой разумеющееся, впрочем, как и бездействие правоохранительных органов в таких случаях. И пока каждый пострадавший гражданин, зализывая раны, по отдельности задаётся вопросом «неужели так можно?», государству стоило бы задуматься, к чему придёт наше общество лет этак через …дцать, если всё будет продолжаться в том же духе. Мы уже сейчас на грани того, чтобы окончательно потерять человеческое лицо, а что же будет дальше?

Как рассказали мне в общественном фонде «Мужчины против насилия», каждый из нас, сам того не зная, подвергается насилию по несколько раз в день. Все привыкли понимать под насильственными действиями исключительно физический контакт, но оказывается, виды насилия бывают самые разные, включая «экономическую блокаду».

— Существуют три формы насилия: физическое, психологическое и экономическое, — рассказал руководитель фонда Марат Алияскаров. — Когда мы ограничиваем наших близких в финансах, это тоже насилие. Например, в семье есть старый человек, которому нужны лекарства и медицинские процедуры. А родственники не дают денег на лечение, говорят: не надо, ты ведь всё равно умрёшь.

— Больше похоже на жестокое обращение, чем на насилие…

— Отчасти. Насилие — это когда мы не идём на конфликт в открытую, но в каких-то вещах ущемляем другого человека. Например, муж говорит жене: «Ты в прошлый раз меня не послушалась, не сделала, что я просил, и я не дам тебе денег на сапоги». Это насилие. Или жена кричит на мужа: «Где деньги?» и по столу кулаком бьёт.

— И это тоже насилие?!

— Да. Потому что у человека нет денег, у него, например, зарплата 5 тысяч сомов, где он достанет ещё? Зачастую все считают насилием только физическое, а психологическое нет. А человек может подвергаться ему сто раз в день. Жёны ведь тоже бывают агрессорами. Если мужчины чаще оказывают физическое насилие, то женщины — психологическое. В семье это может проявляться по отношению к детям, престарелым людям. Даже когда мы ограничиваем детей в карманных расходах — это тоже насилие. Если взять, к примеру, европейские страны, там государством в зарплату каждого работника закладываются карманные расходы на ребёнка, вроде как ежемесячная добавка, и родители обязаны давать деньги детям. За неисполнение обязательств их могут привлечь к ответственности.

— А как это работает? Ребёнок, оставшийся без карманных денег, идёт куда-то жаловаться?

— Да, там дети уже со школы знают, что можно по любому случаю позвонить по телефону доверия, — говорит Марат. — Для этого налажена целая система.

В Кыргызстане тоже есть телефон доверия, в том числе детский, но многие об этом не знают. Вы когда-нибудь встречали номер этого телефона в открытом доступе? Видели в газетах, слышали по радио, может быть, читали в Интернете? Вот и я — нет. Рекламные щиты по всему Бишкеку пестрят коммерческими объявлениями, но хоть бы один из них использовался для социальной рекламы. Наши взрослые, попав в сложную ситуацию, не знают, куда обратиться за помощью, а дети тем более.

А проблема тем временем крепчает. В Кыргызстане уже бывают такие случаи семейного насилия, которые можно сравнить с пытками. Об одном таком рассказала директор кризисного центра «Сезим» Бюбюсара Рыскулова. По её словам, в центр приходила женщина, которая не может развестись с мужем-насильником.

— Он её резал ножом, избивал, — говорит Рыскулова. — Но у супругов двое детей, женщина простила и вернулась. Потом не выдержала и сбежала. Сейчас она даже детей готова отдать, лишь бы муж оставил её в покое. Мне кажется, пока он её не изувечит, не успокоится. Женщина даже боится ходить на заседания суда по бракоразводному процессу. Муж ей говорит: «И ты умрёшь, и я умру». Сейчас она находится неизвестно где — прячется от мужа-насильника.

С чего же начинается насилие в семье? Где корни этого зла?

По статистике, в нашей стране домашнее насилие присутствует в каждой четвёртой семье. По факту, эта цифра намного выше, потому что под физическое насилие подпадает не только прямое избиение, но и, например, издевательства над домашними животными. Когда отец избивает и выбрасывает на помойку любимого котёнка — это самое что ни на есть грубое насилие, которое оставит такую же травму в детской душе, как и побои самого ребёнка.

Психологи утверждают, что одна из причин насилия в семье, как бы шокирующе это ни звучало, — мода на него во всём мире. Стоит только включить телевизор или зайти в Интернет, и на вас тут же польются водопады агрессивных новостей, жестоких фильмов и убийственных компьютерных игр. «Ты крут, если используешь кулаки» — самый действенный аргумент в пользу насилия. На уровне семьи насилие превратилось в норму: «дед бил бабушку, отец — мать, поэтому, если вас бьёт муж, это не преступление».

— Женщина, для которой насилие — это семейная традиция, подсознательно ищет себе мужа-агрессора, — говорит психолог Ирина Ким. — Для неё характерно так называемое виктимное поведение, то есть поведение потенциальной жертвы, которая провоцирует склонных к насилию людей. Нельзя забывать и о такой распространённой причине домашнего насилия, как материальная зависимость. Жертва не уходит от палача, потому что ей просто некуда идти. А финансовая зависимость одного из супругов от другого в нашей стране сплошь и рядом.

С психологом согласен и руководитель фонда «Мужчины против насилия»:

— Конфликт в семье может возникать из-за плохо поглаженной рубашки, пересоленного супа, — говорит Марат Алияскаров. — Но это не причина, это повод. Формы насилия всегда носят одинаковый характер. Но, учитывая нашу ментальность, национальный характер, для нас играют роль подход к жизни, мировоззрение, уклад, традиции. Если в южных регионах Кыргызстана принято, например, чтобы женщина утром встала, подмела двор и так далее, то на севере такого нет. Для мужа это может послужить причиной конфликта. Наше общество прикрывается традициями и обычаями, но это не так. Причина может быть социально-экономическая.

— Давайте простыми словами: если в семье нехватка денег, то это сказывается на отношениях, так?

— Да, люди не могут реализовать себя. Например, хотят пойти в кино или в кафе или купить что-то, но не могут себе позволить. Недовольство собственной жизнью выплёскивается в форме агрессии. Кроме того, играет роль социальная среда: где, кем и как мы работаем. Например, вы когда-нибудь видели доброго водителя маршрутки или таксиста? Они же все дёрганые, обозлённые. Отсюда ссоры, драки. Социальная напряжённость порождает насилие, — говорит М. Алияскаров.

О том, что состояние экономики и уровень жизни в стране напрямую связаны с уровнем насилия в обществе, известно уже давно. В 2014 году ООН в очередной раз провела исследование уровня безопасности в 219 странах мира, полученный показатель назвали «индексом уровня насилия в обществе». По нему самыми безопасными странами мира стали Лихтенштейн и Монако, в которых этот показатель равен нулю. Далее в десятке лидеров Сингапур, Япония, Исландия, Гонконг, Кувейт и Бахрейн. Как видите, далеко не самые бедные страны планеты. А в конце рейтинга с максимальным индексом насилия идут страны Южной Америки — Гондурас, Венесуэла, Белиз и Гватемала. Кыргызстан в этом списке занимает 153-е место — есть, над чем работать.

А пока страну периодически сотрясают шокирующие случаи. Не успели оправиться от истории с двухлетним Ибрагимом, которого избивали родные дядя и тётя, от чего мальчик впал в кому и навсегда остался инвалидом, как пришла новая беда: убийство 19-летней Бурулай, украденной по обычаю ала качуу и зарезанной женихом-похитителем прямо в отделении милиции. Глава МВД признал вину милиционеров в произошедшем, и несколько сотрудников даже потеряли свои посты (сомнительное успокоение для родителей, потерявших любимую дочь), но, непонятно только, почему молодой красивой девушке нужно было умереть, чтобы другие вспомнили о том, что должны как следует делать свою работу?

— В прошлом году наш фонд проводил опрос среди милиционеров, — говорит Марат Алияскаров. — Спрашивали у них: ала качуу — это традиция или правонарушение? Нам отвечали, что отчасти традиция, отчасти правонарушение. Почему? Каждый ответил: «Потому что мои предки так женились, я так женился». Если сами правоохранительные органы так говорят, о чём тогда речь? Если своё мировоззрение мы вкладываем в свои функциональные обязанности и из-за этого не исполняем закон, о чём вообще можно говорить?

— Если физическое насилие в большинстве случаев легко доказать — зафиксировать синяки и раны, то как быть с психологическим? И можно ли наказать такого насильника?

— Техника сегодня это позволяет, — говорит Марат. — Можно записать на диктофон ругань, унижение, обзывательства. Сделать фотографии места драки, синяков. С этим идти в милицию, писать заявление. По закону милиция должна отреагировать, это не должно оставаться семейной ссорой. В семью должны прийти соцработники, провести профилактическую беседу.

— Это в теории так. На практике, когда женщина обращается в милицию, даже с синяками, ей в большинстве случаев отказывают, смеются в лицо, говорят, что это семейные разборки, сами с мужем разберётесь. И это на уровне участковых, районных отделов милиции. Как сделать так, чтобы человек, пострадавший от насилия и пришедший за помощью, действительно её получил?

— Во-первых, должна быть ответственность лица, которое получает информацию о насилии, — считает Алияскаров. — Милиционер должен занести её в книгу регистрации, информация является основанием для работы правоохранительных органов. В Германии, например, существуют 4 органа по таким делам — социальный, прокуратура, полиция и центр по защите прав. Они взаимодействуют. Есть чёткая пошаговая инструкция, что делать. Поступило заявление в один орган, автоматически идёт рассылка в остальные. Совместно принимается решение, что делать дальше — направить виновника на коррекцию, наказать и т. д. В Кыргызстане не так давно МВД в рамках «Таза коом» тоже ввело электронную книгу учёта преступлений. Регистрация заявлений должна быть автоматическая. Информация вносится в систему, всё должно фиксироваться.

— Но ведь информацию в систему вносит человек — простой, обычный человек. И ему зачастую просто не хочется связываться с такими случаями. Можно компьютеризировать всё что угодно в милиции, но если пострадавшего от насилия там встречает сотрудник, который, возможно, сам иногда поколачивает жену или поднимает руку на детей, и который сам вырос в таком обществе, где считается, что «бьёт значит любит», то какой толк от компьютерной системы?

— Чтобы это изменить, нужно показательно хотя бы одного такого сотрудника привлечь к ответственности, — уверен Марат.

— Вы знаете такие случаи?

— Знаю. Но они отделываются легко, или их увольняют задним числом.

Вот так. Что и требовалось доказать — никто не виноват, никого не наказывают, никто не несёт ответственности, а молодые девушки и маленькие дети продолжают умирать или становиться инвалидами.

В августе этого года в Ошском горсуде вынесли приговор 26-летней женщине, которая пыталась в детском саду задушить подушкой своего ребёнка. Её заметили и остановили работники детсада. Она объяснила причину тем, что родители выдали её замуж против воли, а после она развелась. Родители отказались принимать её, сказали, что она, разведённая, плохо повлияет на сестёр. Женщине удалось устроить ребёнка в садик, но не получалось найти работу. В тот день у неё случился нервный срыв, от безысходности и отчаяния она хотела убить своего ребёнка, а потом и себя. Женщину осудили на 12 с половиной лет, а ребёнка решением суда передали в детдом.

Всего этого ужаса могло бы не быть, если бы в самом начале её насильно не отдали замуж. Если бы чувство страха перед традициями не отбило у родителей чувство любви к своей дочери…

Говоря о семейном насилии, правозащитники обычно приводят в пример европейские страны — там четырёхступенчатая система реагирования на жалобы о любом насилии, строгий контроль, суровое наказание и т. д. Но почему всё это там работает? Потому что там в головах у людей изначально есть понятие, что насилие — любое! — это плохо, и что оно должно быть наказуемо. Там женщина знает, что над ней не будут смеяться, если она придёт в милицию с синяками, что её слова воспримут всерьёз, что ей помогут. И что насилие считается преступлением.

В Кыргызстане, увы, такого нет. У нас всё наслаивается на то, что, во-первых, законы пишутся, но не работают, во-вторых, в сознании наших людей не заложено, что категорически нельзя бить жену, мужа, ребёнка, родителя, соседа, кошку… Мы живём в обществе, где насилие воспринимается как нечто нормальное, а иногда даже похвальное — вроде проявления силы и значимости. И человек, который сам является кусочком этого больного общества, но при этом носит милицейские погоны, имеет такое же понятие в голове. И ему поставь хоть тысячу электронных систем и миллион компьютеров, мозги-то останутся прежними…

— Нужно поднимать правовую грамотность населения, — говорит Марат Алияскаров. — Усилить пропаганду, рассказывать людям о формах и проявлениях насилия. Должна быть систематическая работа. МВД сегодня только начинает к этому подходить. Раньше семейное насилие считалось профилактической работой, сейчас является результатом. Заявление должно быть необратимым, поступило — должны провести работу. А агрессору — выписать направление на обязательное прохождение коррекционной программы.

Под коррекционной программой понимаются тренинги, на которых психологи учат агрессора справляться с агрессией. И вроде бы хорошее дело, но есть загвоздка: во-первых, хотя в законе прописано, что при инцидентах семейного насилия правоохранительные органы должны направлять виновника на прохождение коррекционной программы, но это носит лишь рекомендательный характер, заставить никого нельзя. Во-вторых, специального государственного ведомства или центра, который бы такие тренинги устраивал, просто нет, нужно идти в частные. Написать закон — написали, а условий для его исполнения как не было, так и нет.

Сегодня государство в попытке наладить экономику и залатать дыры в бюджете отставило на второй план психологическое здоровье общества — мы все увлечены тем, как заработать, и совсем позабыли гениальное айтматовское: «Самое трудное для человека — оставаться каждый день человеком». Сегодня кыргызстанец кыргызстанцу — волк. Древние — нет, дремучие! — традиции стали важнее любви, семьи, здравого смысла, гуманности… Вместо ежедневной пропаганды ненасилия и человечности Минкультуры занято проведением тоев и юбилеев, Минобразования — реформами сомнительного свойства, Минсоцразвития — заграничными поездками. И все заняты выживанием, пока вдруг не наступит момент «икс» — от рук очередного насильника погибнет ещё одна невинная молодая душа. Тогда мы все дружно снова встрепенёмся, ужаснёмся, возмутимся и… Снова забудемся в привычной рутине. Так сколько ещё нам нужно жертв насилия, чтобы в стране наконец-то произошли реальные перемены?

Марина ДУБОВЧЕНКО.
Фото из Интернета.