Академик, доктор экономических наук, профессор, политический и общественный деятель Кыргызстана Турар Койчуев — человек, широко известный на постсоветском научном пространстве. Многосторонняя эрудиция, широчайший кругозор, обаяние, оптимизм, способность и к синтезу, и к анализу многочисленных явлений как в экономической науке, так и в других сферах нашей жизни, всегда привлекали к нему широкий круг друзей и соратников. В отличие от наших прежних многочисленных интервью, в которых Турар Койчуевич всегда оригинально и объективно выражал свою точку зрения на экономические процессы в стране и мире, на этот раз мы более двух часов беседовали о его жизненном пути, кредо, принципах.

— Традиционный вопрос — об истоках. Откуда Вы родом, кто родители?

— Есть в Жайыльском районе Чуйской области моё родное село Сары-Булак. Отец одним из первых в Кыргызстане получил профессиональное юридическое образование в юридической школе, созданной в 30-е годы прошлого века во Фрунзе. До Великой Отечественной войны он работал в судебных органах. Как и многие кыргызстанцы, он сражался с фашистами, под Запорожьем (нынешняя Украина) его тяжело ранили, домой вернулся инвалидом. Возможную карьеру юриста остановил «квартирный вопрос» — в столице Киргизии жилья у семьи не было, отец вернулся в родное село, долгие годы проработал председателем колхоза. Его младший брат Ибраим также участвовал в войне. Обе семьи в трудные годы объединились, чтобы выжить. Нас, детей, с младшим братом Турсунбеком и двоюродным братом Талипом, воспитывали все мамы и бабушки. Турсунбек Койчиев стал известным художником, а Талип Ибраимов — известным писателем и сценаристом. К сожалению, в 2016 году почти одновременно оба брата ушли в мир иной. Мама, домохозяйка, воспитывала детей, была строгой и скромной. В годы председательства моего отца она работала в колхозе свекловичницей, как и все женщины. А по характеру, да и внешне, я сильно похож на отца и бабушку.

— Расскажите о школьных годах.

— Первые пять классов — в селе. А потом к нам в гости приехал дядя из Фрунзе, и у меня неожиданно возникла шальная мысль: хочу учиться в городе. Для отца моё желание стало неожиданностью. Но, выдержав паузу, он согласился: «Хорошо, езжай с дядей в город, осмотрись». Крайне благодарен я отцу за это, поскольку переезд предопределил мою судьбу. Папа, умный человек, понимал, как важно получить хорошее образование, владеть русским языком, поступить в институт. Он много читал, уже в зрелом возрасте окончил специализированную агрономическую школу для председателей колхозов.

В шестой класс я пошёл в киргизскую среднюю школу №5 во Фрунзе. Учился хорошо, стал отличником. Через год, придя в сентябре в седьмой класс, я узнал, что многие одноклассники перевелись в школы с русским языком обучения. Я пошёл к завучу нашей школы М. Рудакову, изумительному педагогу, прекрасно знавшему и русский, и киргизский языки, и сообщил, что также желаю перейти в русскую школу. Меня не хотели отпускать, уговаривали остаться, но я настаивал, и вскоре меня перевели в элитную по тем временам школу №6 имени И. Панфилова, она и сейчас находится на том же месте — на любимой бишкекчанами «Дзержинке».

Первый год учёбы там оказался для меня временем тяжёлым, годом борьбы с собой. Но в результате у меня выработалась сила воли, появилось стремление к успеху. В классе я быстро сдружился с товарищами, но моё неважное знание русского языка, на котором велось преподавание по всем предметам, очень тормозило мои успехи. Друзья помогали, конечно, но для скорейшего овладения русским языком я заставлял себя учить наизусть целые страницы русской прозы и главы поэм. Моё трудолюбие отметили педагоги и стали помогать. Год я закончил на «4» и «5», а в восьмом классе стало легче.

В старших классах нам преподавала русский и литературу великая, на наш взгляд, учительница с громадным, ещё дореволюционным опытом и огромными литературными знаниями, по-дворянски элегантная Евпраксия Павловна Масленникова, которая оценивала мои сочинения только на «5», утверждая, что они лучшие в классе.

В свободное время я не вылезал из городской библиотеки имени Крупской. Тяга к русской литературе привела к тому, что к окончанию школы я свободно писал, говорил, читал по-русски.

— Как и почему Вы стали студентом-географом?

— Окончив школу в 1956-м, я поступил на географический факультет Киргизского госуниверситета. В школе экономгеография была одним из моих любимых предметов, одновременно меня интересовали и география как наука, и её связь с экономикой. Почему? Во многом из-за ответственной работы отца, в которую я старался вникать. Во-вторых, попытка поступить на экономфак, открытый за два года до того, не увенчалась успехом — не хватило одного балла до проходного уровня. С седьмого класса я успешно занимался боксом (в легчайшем весе), показывал результаты в юношеской сборной, и в месяц поступления меня отправили на соревнования в Каунас (Литва). По этой причине я получил разрешение сдать приёмные экзамены раньше, всё сдал и уехал в уверенности, что поступил. Но по возвращении не нашёл себя в списках. Тогда мне предложили географический факультет. Во время учёбы я увлёкся философией, всё искал, в чём она — Истина? Вызывала интерес и политэкономия. Философию читал нам кандидат наук Табалды Абдылдаев, с которым у меня вышел памятный инцидент. Из-за спорта я часто пропускал его занятия, первоисточники не успевал конспектировать. Зная, что пощады мне на экзамене не будет, я много дней до ночи сидел в читальном зале, штудируя Маркса, Энгельса, Ленина, многих философов. Придя на экзамен, я взял билет и приготовился отвечать, но преподаватель отложил его в сторону и начал мне задавать вопросы по всему курсу. Полтора часа мы с ним так беседовали, в конце он сказал: «Доволен тобой. А какие научные журналы по географии ты читал?» Я не знал про журналы и потому не получил заслуженной пятёрки. Впоследствии мы часто встречались, стали хорошими товарищами и всегда охотно вспоминали этот случай. Когда он в Академии наук подавал документы на вхождение в научное сообщество членом-корреспондентом АН Кыргызстана, я голосовал за него с чистой душой. Проучившись на геофаке пять лет, я стал преподавателем экономгеографии.

— Экономика — Ваше призвание?

— После университета я мог остаться на кафедре. Но тянуло меня к экономике, к практической работе. По распределению я уехал в Ош и поступил там старшим экономистом в областное управление Госплана, а затем недолго работал старшим экономистом на ошской автобазе. Министром автотранспорта тогда был К. Кольбаев, через год работы меня вдруг вызвали к нему на приём и неожиданно назначили в областной автотрест начальником планово-финансового отдела. К этому времени у меня уже вышло две статьи в московских журналах на тему развития автотранспорта. В 1963 году я поступил в аспирантуру Института экономики Академии наук Киргизской ССР, правда, сначала планировал учиться заочно, а мне предложили очную форму. Кандидатская диссертация касалась развития автотранспорта в республике.

— Кто стал руководителем диссертационной работы?

— Это тоже непростая история. В качестве руководителя мне предложили кандидатуру Сагита Умеровича Исламова, специализировавшегося на экономике промышленности. Долгие годы он работал деканом экономфакультета КГУ, затем проректором. Параллельно я стал искать специалиста в сфере автотранспорта. Поехал в командировку в Москву, в Ленинской библиотеке стал читать специализированные журналы и, казалось мне, нашёл нужного профессионала — профессора Л. Бронштейна, первого специалиста в России в этой сфере, работавшего в МАДИ. Самоуверенно я явился без записи к нему на приём, в приёмной прождал несколько часов. Когда все посетители ушли, Лев Абрамович, увидев меня, спросил, кто меня послал? Оказывается, он ранее курировал работу Жакена Загулова из Киргизии. Но я честно признался, что читал в «Ленинке» его труды и заинтересован его научными разработками. Он отнёсся ко мне как к сыну, помогал сделать качественную диссертацию. В 1966-м я досрочно окончил аспирантуру, а весной 1967 года защитил кандидатскую в Ташкенте. После этого мне предложили работу в Институте экономики республиканской Академии наук.

Пришёл я в сектор хозрасчётной экономики института во время так называемой «косыгинской» экономической реформы, трудился сначала младшим, потом старшим научным сотрудником. Вопросы реформирования всегда увлекали меня, в том числе и в сфере автотранспорта. Но вскоре я перешёл в сектор политэкономии, позже трансформировавшийся в отдел. Почему так получилось? Думаю, потому, что на институтских семинарах генератором идей и душой института был академик Джумагул Алышбаев. Люди с интересом слушали его, на семинары приходили даже учёные из других институтов. Дискуссии и споры были жаркими. Подспудно, думаю, в ходе этих дискуссий выкристаллизовывалась и у меня своя линия, теория, понимание экономических проблем. Потом меня назначили зав-отделом. В 1985-м защитил в Москве докторскую, посвящённую теории воспроизводства.

— Расскажите немного о семье — надёжном тыле.

— В 1961 году я женился на девушке, приглянувшейся мне на вечере в университете в последние годы учёбы. В Оше мне, молодому специалисту, дали двухкомнатную квартиру, а при поступлении в аспирантуру я поменял её на квартиру во Фрунзе. Жена впоследствии окончила исторический факультет университета. В сентябре 1961-го родился первый сын, Патрис, а второй, Бахтияр, — в 1963-м. В 1974 году в семье появилась долгожданная дочь Мэрим. Старший сын — математик, окончил МГУ, знает языки, работает в Академии наук. Второй сын, Бахтияр, доктор филологии, заведует кафедрой русской филологии в КРСУ. Мэрим — финансист, защитила докторскую диссертацию, преподаёт, сейчас работает в НАН КР.

— Помню, как в 1986-м ИЭ АН сотрясали отголоски научных баталий и околонаучных битв: Вас, наравне с директором института, уважаемым Джумаканом Лайлиевым, выдвинули в членкоры АН, и институт разделился на два лагеря (дружелюбных, надо сказать): одни болели за Вас, другие — за Дж. Лайлиева.

Турар Койчуевич смеётся: — Да я в тот год и не собирался выставлять свою кандидатуру. Конкурировали за место члена-корреспондента отделения общественных наук АН доктора экономических наук Дж. Лайлиев и Асангали Орузбаев. Но меня вызвал и. о. президента Академии В. Яковлев и предложил также подать документы на конкурс. Я вначале отказался, объяснив, что оба претендента — люди уважаемые, старше меня, зачем с ними конкурировать? Он ответил: надо заявить о себе! Тогда я дал своё согласие, но предварительно зашёл к директору Лайлиеву посоветоваться. Тот, как человек очень мудрый, после паузы посоветовал мне подавать документы. После выборов мне сообщили, что академики остановились на моей кандидатуре. Дж. Лайлиев и д. э. н. Елена Петровна Чернова первыми пришли меня поздравить. А на следующих выборах членами-корреспондентами АН стали и Лайлиев, и Орузбаев.

— Как Вы считаете, по прошествии многих десятилетий увенчался ли успехом Ваш научный и практический поиск экономического смысла для развития Кыргызстана?

— Я всю жизнь занимался теорией воспроизводства, макроэкономикой. По большому счёту и с точки зрения наличия проблем система изменилась. Уже нет прежней экономической системы, структуры. В глобальном плане мои поиски, считаю, увенчались успехом — мы перешли в иную систему. В переходный период мой вклад известен: я руководил комиссией по экономической реформе. Считаю это короткое время счастливым периодом своей жизни, потому что участвовал в перестройке. Другое дело, в какой степени эта система реально сформировалась — вот тут есть большие проблемы. Но их устранение зависит отнюдь не от персоналий, а от того, насколько страна и народ готовы к этим переменам и в какой степени эти перемены реализованы. Вот это вызывает у меня большие сожаления.

— Давайте коротко перечислим занимаемые Вами должности?

— После защиты докторской я работал заместителем директора ИЭ АН, потом — вице-президентом Академии наук Киргизской ССР, в начале 1991-го меня назначили заместителем председателя Совета министров республики, затем председателем Госкомиссии по экономической реформе, одновременно я на общественных началах продолжал работать вице-президентом АН. Далее я стал госсекретарём, вице-премьером правительства по экономике, затем — вице-премьером по социальным вопросам. С 1994-го по 1997-й возглавлял Академию наук республики. А с 1998 года десять лет работал директором Центра экономических реформ при Минфине КР. Одновременно я около десяти лет в должности профессора преподавал экономику в кыргызско-турецком университете «Манас».

— Вас называли, в числе других, «отцом кыргызского сома». Расскажите об этом.

— Кыргызскую валюту ввели в мае 1993 года. В это время я после работы в правительстве вернулся в Академию наук. В комиссии по введению национальной валюты первым лицом выступал глава правительства Т. Чынгышев, вторым — глава Национального банка К. Нанаев, третьим — от общественности страны — академик Койчуев, национальный эксперт. Необходимость введения собственной валюты вызвали чрезвычайные обстоятельства, не только экономические, но и политические. Введение сома в целях сохранения национальной независимости стало вынужденной мерой, сложным, трудным, но важным шагом, хотя республика не была к нему готова. Но страна выдержала все процедуры с помощью международных организаций-доноров.

— Ваше жизненное кредо — поиск? Перелопачивание груды песка в поисках крупинки золота? Или святая надежда найти в одночасье слиток золота?

— Поиск. Осознание новых теоретических изменений, поиск новой истины и стремление понять, насколько этот поиск целесообразен, рационален и свое- временен. В одночасье найти слиток трудно, почти невозможно — мне, по крайней мере, пока не удалось. Но найти изюминку в каждом вопросе — моя слабость.

— Кто ближе Вам по духу — храбрый Чингачгук, мятущийся Гамлет? Или благородный Андрей Болконский? Может быть, Пьер Безухов? Стивенсоновский искатель приключений? Капитан Немо? Возможно, Штирлиц? Синдбад-мореход? Или покоритель женских сердец, отважный Д’Артаньян?

— Вопрос сложный и простой одновременно. Как человеку и личности мне ближе скорее Гамлет пополам с Болконским. Точно нет ничего от Д’Артаньяна — он был, по первоисточнику, любителем лёгких шоу. Творчество Льва Толстого, любимого писателя, оставило в моей душе глубокий след, «Войну и мир» я перечитывал в течение жизни неоднократно, и образ Болконского остаётся одним из самых притягательных для меня.

— По прошествии прожитых лет какое бы Вы дали определение: «Жизнь — это…»?

— Сложно ответить быстро и коротко. Все мы знаем, что когда-то уйдём в мир иной. Осознание этого сидит в мозгу всегда. Жизнь, мне кажется, — способ найти себя и достойно прожить отмеренное время. Что значит — достойно? Это понятие для меня включает совесть, чистоту помыслов, возможность творить и в итоге оставить хороший след на земле. Справедливость и честность также взаимосвязаны с этим.

— Вы — религиозный человек?

— Нет, в большей степени я светский человек, но уважаю взгляды других. И это мною осознано на протяжении всей жизни. Не тяготею ни к одной из мировых религий, но в постулатах каждого из течений старался найти доброе, гуманное. Появление всех мировых религиозных течений вызвано общественной необходимостью в них в тот или иной периоды развития. Думаю, что противопоставлять одну религию другой — бессмысленно. Сами верующие говорят: Бог един, только имена у него разные.

— Поговорим о друзьях и врагах. Как менялось их число в течение жизни?

— Друзья — это понятие, глубоко сидящее в душе. Общение с друзьями не означает ежедневных встреч и заверений в любви. Друзья — те, кто импонируют мне своими поступками, поведением, необязательно по отношению ко мне. Со школьных лет мы дружили с Суйменкулом Чокморовым, поскольку учились в одной школе. Но и в последующие годы не теряли друг друга из вида. С Суйменкулом мы в шестом классе школы №5 сидели за одной партой. Глубокая внутренняя мужская дружба сохранялась долгие годы, хотя и встречались нечасто. Вспоминаю, как я в бытность вице-президентом Академии наук в очередной раз встретился с ним: вдруг открылась дверь в кабинет, но в её проёме я не увидел никого, перевёл взгляд вниз и увидел внизу голову Суйменкула, который тихим голосом произнёс: «Можно к тебе?» Это он скопировал эпизод великого мастера сцены, танцора Махмуда Эсамбаева, народного артиста СССР, жившего в 1946-56 годах в Киргизии и танцевавшего в нашем Театре оперы и балета. Вспоминаю и второй памятный случай с Суйменкулом, когда он уже тяжело болел. Тем не менее как-то он пригласил меня съездить в совхоз Кирова, навестить нашего друга и моего тренера по боксу. Мы встретились, сели за стол, налили по сто граммов напитка. Он тогда сказал: «Врачи запрещают мне пить вообще. Но я так рад нашей встрече! От того что я выпью рюмку, мне не будет ни хуже, ни лучше. Так что — за нас!» И вправду ничего не случилось.

Я с удовлетворением подчеркну: частично и моя заслуга есть в том, что в Бишкеке сейчас действует музей С. Чокморова, прославленного киргизского актёра и художника, в его мастерской на ул. Токтогула близ проспекта Манаса. А ещё вспоминаю, что в процессе подготовки к введению кыргызской национальной валюты по моему совету пригласили художника С. Чокморова и историка В. Плоских поработать над созданием образов на банкнотах.

С прославленным артистом, певцом Булатом Минжилкиевым мы познакомились в студенчестве и долгое время поддерживали дружеские отношения. А поскольку я часто приезжал в научные командировки в Москву, в Институте экономики АН СССР тоже имел хороших приятелей. Главным из них был друг, единомышленник, академик Станислав Шаталин, рано ушедший, к сожалению, из жизни. До сих пор я дружу и с экономистом, академиком РАН Владимиром Маевским. Огромное влияние на меня оказал российский политэконом, членкор АН СССР Александр Ильич Ноткин. В Грузии живёт Юрий Цуладзе, мой одноклассник, с которым созваниваемся ежемесячно. К сожалению, многих из моих друзей уже нет в живых. Среди местных сотоварищей общаюсь часто с близкими друзьями по автотранспортной сфере — Ниязом Барктабасовым и Наматом Орунтаевым.

Что касается врагов — они есть у каждого нормального человека. Недоброжелатели были. Но я всегда надеялся, что вражда — дело преходящее. Прощал и старался не обращать внимания. Так сказать, «не отвечал взаимностью».

— Наука и практика — связаны ли они для Вас между собой?

— У нас в республике, к сожалению, наука и практика не очень связаны. И это плохо — практика чаще закрыта для научных нововведений, чем открыта. Власть оставила науку без должного внимания, и этот пагубный процесс продолжается. Несколько лет назад в стране развернулась дискуссия о ненадобности НАН КР, о неэффективности научных разработок, бесперспективности в смысле продолжения финансирования НАН из госбюджета. Чем закончилась эта кампания? Вопрос о закрытии НАН снят с повестки дня. Как бы. Но финансового, да и морального подкрепления, к сожалению, недостаточно. Уровень оплаты академических работников не соответствует требованиям, отсюда и падение престижа научных кадров, и дефицит кадров.

— Поговорим об общечеловеческих ценностях. Каковы Ваши любимые авторы, музыка, кулинария? Успеваете ли читать современных писателей?

— О Льве Толстом мы уже говорили. Кроме того, это Чехов, классики Пушкин с Лермонтовым, Тургенев, Шолохов. Из российских — Д. Гранин, Ю. Бондарев. Часто возвращаюсь к уже давно прочитанным книгам. Люблю многонациональную советскую поэзию — К. Кулиева, Р. Гамзатова, Д. Кугультинова, Е. Евтушенко, А. Вознесенского, Мустая Карима, А. Дементьева и др. Особенно близко мне творчество Р. Рождественского. Читаю западную прозу. Слежу за развитием и республиканской прозы и поэзии при помощи любимого издания — журнала «Литературный Кыргызстан», который по-прежнему возглавляет А. Иванов. Люблю и национальную литературу, правда, в русском переводе.

В музыке нет особых предпочтений, но люблю балет. Насчет кулинарии я профан, готовить не умею абсолютно. Но есть люблю, особенно кульчатай. И к рыбным блюдам неравнодушен.

— Всегда смотрела на Ваши руки и думала: вбил ли этот человек хоть один гвоздь, отремонтировал ли хоть один кран?

— Точно, нет. Кто вбивал и кто ремонтировал краны? Братья, потом сыновья, далее — сервисные службы.

— Ваш рецепт счастья: как представляли его в молодости и как — сейчас? Что бы Вы написали себе 17-летнему, что посоветовали, от чего предостерегли, что изменили?

— Я бы ничего не изменил! В молодости я планировал жить так, чтобы получать радость от жизни. Быть самодостаточным. Считаю, что моя жизнь сложилась именно так. Самым ценным считаю то, что никому в жизни я не сделал плохо, больно, на мой взгляд. Это дорогого стоит.

— Что планируете и ждёте в будущие годы?

— Хочется продуманно, осознанно пересмотреть своё отношение к жизни и переосмыслить ценность её событий, чтобы ответить перед Богом и самим собой — прав я был или не прав.

Интервью подготовлено Еленой МЕШКОВОЙ.
Фото из архива семьи Т. Койчуева.