Туркестанская трагедия, ч. II
(Продолжение. Начало в №83)
Стоя у памятника, взволнованный до глубины души, Алексей ещё раз с радостью и гордостью утвердился в добром величии России, коль скоро она способна рождать таких героев.
Придёт время, неподалеку от знаменитого памятника появится Иссык-Кульский мемориальный комплекс Н. Пржевальского.
Быть в Пржевальске и не посетить Иссык-Куль просто невозможно. Красота озера очаровывает и неотразимо увлекает. Впечатлительная душа Алексея приняла на вечное хранение эту первую, с романтическим восторгом, встречу с прекрасным творением природы. Когда ещё доведётся снова увидеться с ним?
Дальнейший маршрут экспедиции пролегал по горным теснинам Восточного Тянь-Шаня, нацеливаясь на верховья его главной могучей реки Сары-Джаз с притоками Иныльчек и Каинды и далее к великим ледникам, питающим эти реки.
Оставив позади северо-восточную окраину Пржевальска, дорога петляет, карабкаясь вверх по опасным, узким проходам. Влажный, умеренный климат Иссык-Куля быстро сменяется зимней суровостью. В низовьях уже близилось лето. Ноздреватые языки тающего снега стекали по склонам сверкающими на солнце ручьями и в ущельях соединялись в бурные потоки. С тающим снегом сходили вниз и серые щебнистые осыпи, кое-где засыпая и делая непроходимыми едва обозначенные тропы. А по южным склонам на крохотных полянках выглядывали из-под снега нежные фиалки, желтели побеги бетеге — травы, служащей главным кормом козерогам и архарам.
Приехали в последний айыл с несколькими кибитками. Дальше, по словам жителей, поселений не будет. Терентий Ильич распорядился устраиваться на ночёвку. Алексей собирает дрова для костра, Дмитрий Кузьмич закладывает мясо в котёл, четверо других товарищей (студенты) ставят палатки, запасают на ночь дрова, моют овощи. Терентий Ильич заполняет дневник, уточняет на карте маршрут движения.
Ещё несколько переходов с ночёвками, и вот экспедиция у цели. Катит быстрые воды, бушует река Иныльчек. Воздух насыщен холодом ледниковых струй. Растительность пустынная — низкорослые колючие кустарники, тамариск, жёсткие травы. А на самом верху речной долины — приполярная тундра. 3000 метров над уровнем моря, рукой подать до гигантских ледников, запертых моренами и каменистыми отложениями, меняющими русло реки. Крупнейшие из этих ледников названы именами Мушкетова и Семёнова. На белом фоне снегов — талая вода небольших озёр. Они как бирюзовое украшение на груди высочайших пиков-семитысячников: Победы, Хан-Тенгри, Кан-Тоо.
В долине реки Каинды, в начальном её стоке, ландшафт богат и разнообразен. Обширны альпийские луга, простираются заросли туркестанской берёзы, тополя, облепихи, тальника. Здесь проточены каньоны Сары-Джаза, удивительные в своём величии и дикости. Пронзив хребет Кокшаал-Тоо, они обильно поят водой густонаселённые оазисы Таримской низменности в Китае. Путешественники из жаркого Оша не раз застывали на месте, любуясь пейзажами, один другого прекраснее. Особенно восхищали отполированные ревущей водой каменные русла, где в песок превращаются огромные валуны. Вот когда впервые почувствовал Алексей, что такое нетронутая красота и могущество природы! Любимым занятием его стало терпеливое наблюдение с биноклем. В окуляры то и дело попадали, интересные сценки: вот лиса погналась за зайцем, на открытое место вышла стайка куропаток; пробежали и скрылись в траве горные индейки — улары; вспорхнул столбом нарядный фазан… А вот и награда за терпение — скользящая пробежка барса к скале, под которой, видимо, облюбован его скрадок. Наконец, в окуляры бинокля попали марал и тянь-шаньский медведь.
Однажды у костра в еловом лесочке, где устроила свой бивак экспедиция, Алексей поинтересовался результатами, кои должны проистечь из их путешествия. Ведь не ради же одного удовольствия явились сюда.
Отец промедлил с ответом. Вмешался Терентий Ильич.
— Видишь ли, Алексей Дмитрич, — сказал он, — так уж исторически сложилось, что огромные материковые пространства Центральной Азии с ростом прогресса не могли более оставаться затерянным миром, грозящим то ли добром, то ли несчастьем. Россия первой начала продвижение в этом направлении. Одна за другой стали отправляться экспедиции в Тянь-Шань, на Памир, озеро Иссык-Куль, в Кашгарскую котловину — к оазисам в пустыне Такла-Макан. Научные путешествия взяли в свои руки высокообразованные офицеры Генерального штаба России. Терпя суровые лишения в походах, подвергаясь многим опасностям, они проделали огромную работу — собрали большой важности научные материалы о природе и этнографии, провели геодезические съёмки, пополнили ботанические и орнитологические коллекции. Стараниями русских первопроходцев Россия вышла победительницей в русско-английском споре за Памир, закрепила за собой большую часть этого края, а также припамирские владения — Рошан, Дарваз, Бадахшан, Каратегин. За нами остались центр Тянь-Шаня, его высочайшие хребты и крупнейшие ледники, находящиеся в непосредственной близости от китайской границы. Уверен, великое будущее этих гор и ледников по достоинству оценят наши потомки.
…Обработка собранных материалов, упаковка коллекций, набивка чучел, приведение в порядок походных дневников затянулись до осени, а трудности перехода через заснеженные горы потребовали ещё задержать на некоторое время возвращение домой.
На первый взгляд, Пржевальск жил обычной жизнью. Но откуда-то сквозняком налетали предвестники кризиса и смуты. Растущий поток переселенцев из России требовал всё новых земельных наделов под хлеба, а на сенокосы и пастбища подчас не оставалось даже десятины (мера земельной площади, равная 1,09 гектара). Несмотря на это, для раздачи переселенцам из пользования коренного населения продолжали изыматься большие площади пахотных земель, обрекая его на бедственное положение, которое ещё больше усугубляли непосильные налоги, подати и сборы, взимавшиеся местной администрацией с явными злоупотреблениями в свою пользу, что, естественно, вызывало протесты у кочевников. Однако переселенцы в массе своей объективно не были заинтересованы в ущемлении прав коренных жителей, так как сами испытывали тяготы в хозяйственном обустройстве, нуждались в добрососедских отношениях. К тому же русские крестьяне привносили в хозяйственную деятельность кыргызов более высокую культуру. До появления переселенцев основным занятием кыргызского населения было экстенсивное кочевое животноводство. Помещений для скота не строили, их заменяли загоны без крыши и со стенами из глины, камней и веток. Посевы были на маленьких участках, в среднем около полутора десятин. У бедняцких хозяйств размеры запашки были ещё меньше. При всеобщей отсталости даже самые старательные землепользователи не могли обработать больше двух десятин земли.
и этапы его строительства
У многих же посевы измерялись не десятинами, а количеством зерна, умещавшегося в войлочной шляпе — калпаке. В качестве борон использовались связки ветвей барбариса либо облепихи. Сеяли вручную, косили самодельными серпами — ороками. На обмолоте гоняли лошадей или быков по кругу. Зерно мололи вручную на каменных кругах или толкли в ступках. Под влиянием русского населения примитивные орудия постепенно заменялись более совершенными. Появлялись железные плуги, бороны, косы-литовки, колёсный гужевой транспорт. Начали производиться посевы люцерны и клевера с сенозаготовками, строились утеплённые помещения для скота. Рядом с зимними стойбищами возникали селения с более высоким уровнем домашнего и хозяйственного быта. Первое русское поселение в Прииссыккулье — город Каракол — возникло в 1868 году. Затем были построены сёла Преображенское (ныне Тюп), Теплоключенское (ныне Ак-Суу), Сливкино (ныне Покровское) и другие. Появился ряд кыргызских селений, самые крупные из них — Дархан и Чычкан.
Вызревание новых экономических и политических условий вело к расслоению населения на бедных и богатых, порождало хитроумные способы эксплуатации. Богатые скотоводы раздавали на выпас дойный скот неимущим беднякам, откупаясь за это мелкими подачками в виде молока и шерсти. Эта раздача, называвшаяся саан, прикрывалась родственными отношениями и выдавалась как благодеяние, за которое бедняцкие семьи трудились на хозяина с утра до ночи. Особенно тяжёлым было положение безземельных батраков, число которых быстро возрастало. Вот примерный пересказ своей жизни батрака Данияра Саякова, жителя Заукинской волости.
Его отец Саяк и шестеро братьев работали батраками у зажиточного хозяина Антона Бодягина и его сыновей Ивана и Степана, живших в Покровке. У Бодягина было 50 десятин земли, магазин, мельница, 60 лошадей и несколько сот овец. У Саяка не было ни скота, ни земли. Имелась только старая юрта, в которой скученно жила большая семья. Работали с восхода до заката солнца: обрабатывали хозяйскую землю, пасли скот, обслуживали домашнее хозяйство. Жить было очень трудно, впроголодь, ели в основном болтушку из муки. Уйдя от Бодягина, Данияр стал работать у бая Чекир-ажи. Здесь было ещё тяжелее. С новым батраком бай обращался как с собакой, унижал, давал рваную одежду, платил копейки. Не выдержав, Данияр убежал в Каракол, где нанялся к купцу Сабиту. Не имея средств на калым, бедняк долго не мог жениться.
Зажиточная верхушка скотоводов не хотела терять дешёвую рабочую силу и разжигала среди тёмного населения вражду к русским переселенцам. Внушалось, что перешедшие на осёдлость бедняки превратятся в русских и будут молиться в церкви. Не все верили этим слухам и вопреки им вступали в сельские общества земледельцев. Там новоприбывших наделяли наравне с русскими новосёлами землёй по норме 9,75 десятины. Кроме того, выделялся участок в размере 0,5 десятины. Для выпаса скота отводился общественный выгон. Создавались артели, приобретавшие в складчину всё необходимое для пахоты и сева. Таких утвердившихся хозяев сами кыргызы называли крестьянами («кересиян»). К сожалению, они были малочисленны и не меняли общей картины.
Ступени восстания
На первом временном отрезке истории вхождение кыргызских земель в состав России было благом для обеих сторон. Но позднее, хозяйничая в чужом доме, гость повёл себя неосмотрительно и неблагодарно, насаждая идеи превосходства старшего брата над младшим. Даже в самые трагические дни туркестанский генерал-губернатор Куропаткин в одной из своих речей поделил народ на старших и младших братьев и недоумевал, почему мусульманское население в течение последних 50 лет с их бурными событиями оставалось покорным, а теперь вдруг готово испортить своё хорошее прошлое. Ответ на этот вопрос ни Куропаткин, ни другие монархисты так и не нашли, и в этом их беда. Восстание, его стремительное распространение, жестокий характер на многое проливают свет. Не было ни дня, ни ночи, когда бы возбуждённые толпы с палками и камнями в руках не нападали на призывные пункты, требуя выдачи призывных листов с фамилиями мобилизуемых. При защите одного из пунктов казаки произвели винтовочный залп, от которого погибли 16 человек и несколько получили ранения. Это уже не было случайной стычкой. Это было начало… начало чего? Обильно пролитая кровь означала только одно: мятеж, исключительный в своей беспощадности. Нападения, которых стало значительно больше, учили молодёжь умению быстро собираться и правильно атаковать намеченные объекты, свирепо расправляться с сопротивляющимися и поддерживать дисциплину. Это способствовало одновременному и широкому началу восстания. Подобное могло бы не случиться, если бы царское руководство безотлагательно отменило закон от 25 июля 1916 года о призыве «инородцев» на военно-тыловые работы. Но этого не было сделано.
И вот как развивались дальнейшие события. Накануне руководители восстания — а они были в каждом айыле — выехали в горы и оттуда прислали своих представителей для привлечения всех кыргызов к восстанию. Уговаривали собраться в горах, где обсудить детали и организованным скопом, по сигналам дымных костров ударить по русским сёлам на побережье. Байским представителям где обманом, где угрозами, а где и принуждением удалось склонить кыргызов к массовому восстанию.
10 августа 1916 года одновременно и во многих местах началась кровавая бойня. Мирных земледельцев убивали в подворьях, на хлебных полях, где шла массовая уборка богатого в тот год урожая. Стена ненависти отгородила друг от друга доселе ни в чём не повинных людей. Встают вопросы: зачем, почему? Может, всё дело в особой философии кочевников? Действительно, в не столь отдалённое по историческим меркам время на степных просторах Центральной Азии, Сибири, Прикаспия, Поволжья обитали разноплеменные сообщества, объединённые одним главным признаком — все они были кочевниками. Появление их историки связывают с эпохой раннего железа, выплавка и обработка которого повлекли за собой усложнение других ремёсел, а потом и постепенное отделение их от земледелия и скотоводства. Это крупное общественное разделение труда происходило, по всей вероятности, параллельно с переходом от пастушеско-земледельческих форм к кочевому и полукочевому скотоводству, что оказало огромное влияние на хозяйственную и культурную жизнь больших масс населения. Кочевое хозяйство как способ производства стало образом жизни номадов, гарантом относительно большей, чем у оседлых сообществ, социальной и личной независимости. В отличие от земледельцев и ремесленников, номады не знали закрепощённости по опредёленному месту жительства, гнёта державных деспотий, потому что вели подвижный образ жизни, при котором нет нужды возделывать поля и строить дома. Мерилом их благополучия были упитанный скот, большая семья, походная юрта и выносливый конь. Если для крестьян неким философским смыслом жизни, символом родины были земля и отчий дом, то у кочевников в шкале жизненных ценностей на первом месте стояли отгонные выпасы скота и очаг в родной юрте. Круглая юрта, круглый очаг-коломто, круглый тюндюк — вечные источники философии кочевников, представлявших мироустройство как круг с нелинейной ограниченностью в пространстве. Тем не менее это не мешало номадам расширять межплеменное сотрудничество, международные торговые и культурные связи. Процесс становления кочевого скотоводства отнюдь не был гладким. Нарастающая борьба за лучшие пастбища требовала объединения племён, организации на военный лад, а подчас и героических усилий. Беспрерывные войны и стычки укрепляли воинский дух, утверждали культ силы, служивший моральным оправданием грабительских набегов на земли соседей. Открытые просторы степей манили кочевников кажущейся доступностью и неизведанными богатствами.
Восстание
К середине июля 1916 года повсеместно, а в Пржевальском уезде более всего, злонамеренная агитация среди мусульманского населения стала перевешивать разъяснения уездной администрации о призыве всего лишь на тыловые работы. Первыми заволновались дунгане и, скрываясь от призыва, группами по 70-80 человек начали уходить в китайские провинции Аксу и Кульджа. Уклонение дунган от службы в рабочих командах за короткое время набрало такую силу, что к бунту неподчинения в большом числе стали присоединяться кыргызы, которые на первых порах не прибегали к грубым противоправным действиям, оставаясь внешне спокойными и подчиняясь распоряжениям властей. Но мусульманские националистические призывы, захват обозов с винтовками ускорили ход событий, стали соблазнительным спусковым механизмом восстания, первоначально намечавшегося чуть позднее 10 августа 1916 года.
Впечатление о восстании как о внезапном пожаре было ошибочным. Оно назревало исподволь и долго. Айыльные баи и бии, волостные старшины, судьи и муллы тайно настраивали сородичей не подчиняться указаниям белобородых начальников из России, о чём, в частности, доносил руководитель уездного охранного отделения господин Волков. В доме народного судьи Нишанова, сообщал он, состоялось собрание по поводу набора туземцев в рабочие команды. Кто согласится идти туда, говорили провокаторы, станет кафиром (неверным), и его потомки до седьмого колена будут мучиться в аду. И ещё добавляли: рабочие команды поставят под пули впереди солдат, и все погибнут. Ну как неопытной молодёжи не верить слухам, когда звучат убедительные речи аксакалов, мулл, судей и других уважаемых людей, когда о том же говорят на айыльных сходах, на тоях, при случайных встречах…
Особенно усердствовали те, кто своим богатством заслужили почтение и высокое положение среди айыльчан. У своих они считались правоверными мусульманами, благодетелями и защитниками народа, а у русских властей — крепкими хозяйственниками. На деньги этих людей приобреталось оружие восстания — ружья, самодельные сабли, ножи, пики, дубинки с торчащими гвоздями… Формировались отряды боевиков, определялись первоочередные объекты нападения. Власти, охранка и полиция, выказав беспечность, не сумели пресечь тайную подготовку восстания. Сил ему добавляли происки зарубежных агентов. Поступали сообщения из полиции об активизации германских шпионов, убеждавших население, что России приходит конец в войне с Германией. Русский консул в Кульдже уведомлял о разоблачении шести засланных в уезды агентов, имевших задание от одного из тайных анархистских обществ возбуждать недовольство у населения. Тем же занимались и немецкие купцы в Пржевальске.
Нарастали волнения среди дунган. Вот что сообщалось в секретном донесении Императорского российского консульства в Кашгаре: «В Уч-Турфан прибыло более тысячи дунган. Все они враждебно настроены к русским. Высланный для возвращения их в Россию чиновник находится в опасном положении».
(Продолжение следует.)
Валентин МЕЛЬНИКОВ.
Related News
Кто кого? Каково!
Скажите, потряся своей эрудицией, кто в героической эпопее Льва Николаевича является сюжетообразующим персонажем? — …Read More
С русской книгой в руке
Мой сборник рассказов и размышлений «Брифинг» вышел в свет в 2020 году в Санкт-Петербургском издательствеRead More