Старый семейный снимок из Средней Азии. Ему много лет. Старик-отец и его взрослые дети. Но что за статичными позами мало кому известных сегодня людей? И, главное, с какой такой целью он выставлен сегодня на публичное обозрение? Она — цель — укрыта за популярной обывательской констатацией. А именно: часто слышим — зачем копаться в прошлом! Живи сегодняшним и радуйся жизни. Позиция тех, кто на снимке, была иной. Потому, что знали — текущее радует не всегда и не всех, зато побуждает к размышлениям о дне завтрашнем. Если коротко, свою цель все эти люди видели в том, чтобы грядущее всегда было устойчивым и не приносило бед. В разных их проявлениях. Неуместный пафос? Вовсе нет. Знакомимся.

Так сложилось, что о военной судьбе Садыка Найманбаева рассказывал своим читателям дважды. Это третий к ней подход. Первый раз обратил на неё внимание почти в начале своей журналистской карьеры. Когда после окончания питерского университета осознанно выбрал Киргизию для будущей работы — подкупили местные красоты и малая, как тогда показалось, изведанность мест. Она и сейчас такая. И ни в чём не ошибся. Если не считать, что всё оказалось серьёзней, масштабней и прочнее. До неожиданности во множестве деталей. Скажем, родного запаха донецкой степи, который ворвался в салон самолёта, едва только открыли люк. В самый первый мой приезд. Кто хоть раз слышал, как пахнет полынь вперемешку с медуницей, тот не забудет такого нигде и никогда. Это и запах моих собственных деда, бабушки, к которым на побывку отправляли родители, запах детства, проведённого в степных краях, беззаботности и познаний мира. Даже запаха телёнка, который влажным своим носом проверяет тебя на родственность душ. Все вдруг вспыхнуло где-то там внутри и мгновенно откликнулось памятью первых опытов земного бытия.

Оно многократно усилилось, когда в бесконечных журналистских своих хлопотах познакомился с ветераном войны Садыком Найманбаевым. Когда услышал от него, что воевать ему довелось в той самой смоленской Ельне, которая открыла счёт первым крупным победам второй мировой. Что в десяти километрах от неё он потерял в бою своего родного брата Абдылкана. У деревни Мархоткино, где они вместе, укрывшись в окопе в ожидании атаки, читали письмо своего отца Найманбая Кошоева, только-только пришедшее из родных мест. Через несколько минут жизнь брата, когда тот поднялся в атаку, оборвал вермахтовский пулемётчик.

Второй заход в тему обозначился, когда бойца из уже хорошо знакомой мне Киргизии вдруг обнаружил на улице городка моего школьного времени, почти у дома, где одно время жил. На старой, фронтового времени фотографии, что не только снова безмерно удивило, но и побудило включить ассоциации.

Ту, например, что в периоды, когда во власть нагло ломятся всякого рода случайные активисты, то ничего хорошего это не приносит. Кроме бед. Один такой, из начального моего времени, надумал целину как глобальное решение всех государственных проблем. Часто за счёт школьников, начиная с младших классов, которые на быстро обезлюдевших от той идеи полях — с ещё не убранными следами войны, исполняли задумки идиота при власти. Там, где мин, гранат и патронов — немецких и своих, было больше, чем той картошки. Волей случая на том самом, где воевали братья, довелось в школьное время отметиться и мне. С ведром наперевес.

Жизнь удивительна, в ней случается всякое, в том числе такие совпадения. Больше того, когда рассказывал о нём в прошлых своих заметках, подумалось, что хорошо бы отыскать следы тех солдат. Но она быстро затухла ввиду осознаваемой её безнадёжности. Полной. Как отыскать среди миллионов человеческих жизней, канувших в бездне войны, времени и, чаще всего, полной безвестности? Говоря словами великой поэтессы, «Уж сколько их упало в эту бездну, развёрзтую вдали!..! Застыло всё, что пело и боролось, сияло и рвалось… Но будет жизнь с её насущным хлебом, с забывчивостью дня…» Казалось бы. Но совсем уж нежданно и нечаянно в авторский процесс осмысления тронутого, в стремнину событий текущего дня ворвался этот аватарный снимок из дальних краёв и такого же времени.

Такого вроде бы не бывает. Разве что в кино с его заведомой условностью. Здесь без всякой условности. В центре давнего снимка отец — тот самый Найманбай Кошоев, письмо которого на фронт отыскало его сыновей у уже тогда ведомой миру Ельни лета сорок третьего года. По правую его руку погибший в том бою у Мархоткино и там же наспех похороненный его сын Абдылкан (имя с арабским следом, чего и в русском языке с бесконечным счётом — как знак давних общих контактов, часто тоже совсем уж неожиданных). По левую — с рукой сестры Гульжан (Милый цветок) на плече, уже представленный нами Садык (Надёжный). Рядом с сестрой старший Жумагазы (Драгоценный).

Имена дословно, как правило, не переводятся, но в тюркских языках их первичный смысл отчётливей, чем в русском, и выбирают их родители с много большим смыслом, чем в нынешних европейских. Моим фрунзенским соседом одно время был Джениш, что в переводе значит Победа. И всё сразу понятно, в какой год родился и какой высоты была радость его родителей. Сам одной из племянниц жены дал имя Керез — как напоминание о тяжелейшей семейной трагедии. Веду к тому, что аксакал Найманбай был по жизни романтиком, нацеленным на радости жизни, и детям подбирал имена с важным лично для него смыслом. Поясню, что хочу сказать.

Хочу сказать, что по одному этому следу отчётливо видна не только самобытность культуры этноса, каким образом он сложился в народ, но и масштаб явления, что здесь нам особенно важно, в его пространственных связях, влиянии их друг на друга. Вне зависимости от причин. Что, откуда, как и когда? Понятно, что с известной степенью временной условности. Зато отчётливо. В русском языке, если с усердием покопаться, откроется, что масса так называемых слов без смысла, который чётко открывается через арабский. Смысл вроде бы понятен, но он чаще всего уведён в глубины лексем. Во французском в период учебного интереса к нему отыскивал целые предложения, которые легко переводятся через современную русскую основу.

Эту вроде странность, хотя, если точнее, закономерность уже поминал в каких-то своих публикациях. Понятно, опираясь на истинных знатоков. Но ближе к теме.

Перебирая известные ныне факты второго освобождения Ельни, прихожу к выводу, что на снимке провода пленных гитлеровцев по ельнинской улице, что представлен читателю в предыдущей подаче, роль конвоира вполне мог сыграть и старший из братьев Найманбаевых — Абдылкан. Что это он водил немцев у дома из моих ранних школьных времён. Уточняю потому, что Ельня повторно освобождена 30 августа 1943 года. И тот снимок — с пленными, сделан по горячему следу. Из соседнего смоленского Дорогобужа немцев выставили двумя днями позже — 1 сентября. Мархоткино, где в бою погиб Абдылкан, на середине пути, что по дороге на новом приложенном здесь снимке. Не уверен, что братьев сегодня можно отличить — разве что сделать могут их родственники, что помнят обоих бойцов. Есть ли такие сегодня? Не уверен. Надо лететь в Азию. Но уже знаю, что фото почти с места гибели Абдылкана сделано белорусским фотомастером Василием Ивановичем Аркашевым. Родился на Смоленщине, фотомастерству учился в Харькове, бывшем тогда украинской столицей. И это ему принадлежит самый трогательный образ Александра Твардовского, что сделан им у сожжённого родного ельнинского тогда дома поэта.

Работа Василия Ивановича и фото наступления советских войск вот этой Старой Смоленской дороге — той самой. Где-то на середине на пути от Ельни до Дорогобужа, с его странностью — второй киргизской половиной в названии. Повторю же как-то сказанное, что буж — от бугу. В смысле дороги на Оленную реку, известную по переводу на современный русский как Буг. Доводы о такой речной раскладке изложены мной в предыдущих публикациях. Повторяться не буду, лишь приведу снимок В. Аркашева, чтобы прикоснуться и к событиям, и их героям. Для лучшего понимания, с чем им и всем нам, нынешним, пришлось столкнуться. Как понимаю, не больше часа-полутора, как этой колонной пройдено это самое крохотное Мархоткино, на смертном погосте которого остался Абдылкан, что ценой жизни пробил этот путь. Войска идут дальше — к Смоленску, к Кёнигсбергу. Это война. В грязи и человеческих муках. И время, что удивительным образом сложило частности в целое конкретной солдатской судьбы. Такое бывает, Хоть и редко, но сталкивался, удивлялся, пытаясь понять, как такое возможно в принципе — при всей жизненной необъятности и Пространства, и Времени — как в их разносе по своим векторам, так и в единстве.

Мысли по этому поводу разные. Но только лишь сейчас, глядя на вновь пришедшую со стороны Европы крутую волну лжи, ненависти, подлости и дурости, уже на своём собственном опыте начинаешь осознавать, от каких, не дай Господи, «друзей» защищал нас Советский Союз.

Согласен, в нём складывалось не всё ладно, не всё шло как хотелось, зато не было их грязи, на фоне которой наша былая дорожная система, особенно в фронтовом её виде, воспринимается купелью для святого омовения. А наши дураки — верхом порядочности. И на этой Старой Смоленской дороге Садыка уже не подпирает плечо брата Абдылкана (1920-1943). Он остался на смертном своем погосте. У только что отбитой у противника крохотной деревушки, за которой впереди два года сражений. Как больших, так и малых. Сколько их ещё будет? У нас всех. И глупо надеяться, что минует чаша сия. Жизни и судьбы чаще всего складываются не в пользу размеренного бытия. Его не было и не будет. Не понимать этого — инфантильность. Понятно, в ней тепло и уютно. Не всем только даётся. Большинству выпадает иное. А на военном снимке эта дорога — к звёздам, что не образ. Гжатск (нынешний Гагарин) по ней — перед Ельней.

Из семи сыновей-фронтовиков аксакала Найманбая Кошоева это была уже не первая его кровинка, которую забрала та война. Жумагазы (1911-1943), что за плечом отца, в сорок третьем вернулся домой, чтобы вскоре скончаться от ран. Муканбет (1916-1942) — кадровый офицер, капитан артиллерии, воевал на Халхин-Голе, позже прошёл белофинскую, погиб под Харьковом. Зять Турдубек (муж Джамили), офицер-десантник, погиб 21 августа сорок третьего под Котельвой в Полтавской области.

С фронта домой вернулись: Сулайман (1899-1962), стал директором школы, затем председателем райисполкома. Отец двенадцати детей. Султан (1910-1995), также отец двенадцати детей, Сейит (1914-1990). Они хоть и вернулись с войны с тяжёлыми ранениями, но прожили долгую и достойную жизнь. Наш герой Садык (1922-1992) на фронт ушёл добровольцем в восемнадцать лет, после войны работал в ЦК Компартии республики. Тогда с ним я и познакомился. На снимке с отцом — по левую руку. Преподавал историю в Киргизском госуниверситете, что в двух шагах от моего сохранённого азиатского дома.

Джамиля Найбаевна, оставшись вдовой, одна растила пятерых детей. Больше 40 лет работала учительницей в сельской средней школе на побережье Иссык-Куля, отмечена званием «Отличник народного образования».

Сам аксакал Найманбай к исходу войны умер на восемьдесят четвёртом своём году. Однозначно потрясения военных лет укоротили и его земной путь. Но здесь нам важнее внимательней всмотреться в его лицо. Такая возможность сегодня имеется. Отмечаем, как ни странно, откровенно европейские черты лица, что вроде бы нехарактерно для коренного тюрка, одетого по местной традиции того времени. Для киргиза такое не редкость.

Как, заметим, и для украинца обратный вариант. К тому же подозрения усиливает старообрядческая борода-двуклинка. Как у русских царей-жрецов доромановского времени. Явная аномалия. Хотя бы потому, что бороды у «правильного» тюрка традиционно растут плохо.

Почему исключение? В образе этого совершенно конкретного человека сталкиваемся со следом так называемой Пегой Руси. В приложение к Белой, Красной (Галиция) и, понятно, Великой. О Пегой Руси, что лежала по нынешней южной киргизской окраине, разговор у нас ещё будет. Надеюсь. А поскольку окраины всегда дружно прорастают друг в друга, то следов той Руси на киргизской ныне части континента с избытком, чему примером и сам аксакал Найманбай.

Нимало в заявленном не сомневаюсь. Я ведь не случайно поминал смоленский Дорогобуж. В этом городе мне показали книгу местного краеведа, речь в которой шла о декоративных украсах, которые автор выдавал исключительно за местные. Смоленские любители старины даже не подозревают, что древние мечети киргизского Узгена один в один отмечены такими же узорами, что не совпадение и не случайность, а одна линия развития от общих родовых корней. Её же видел поданной старинными мастерицами на так называемом народном костюме из ельнинской коллекции питерской Кунсткамеры. Полная идентичность тому, что выложено в кирпичной кладке башни Бурана в киргизском Токмаке (по Днепру поставлен запорожский). И на практически каждой из мечетей Бухары, Самарканда. В роскошных цветных снимках царского придворного фотографа С. Прокудина-Горского местные дервиши если по своему виду и отличаются от киргизского аксакала, то разве что ещё большей схожестью черт с аборигенами Твери, Тулы, Костромы. Видел, удивлялся, искал ответы — откуда и почему?

Нашлись, как и немало много. Например, сегодня знаю, что само слово «мечеть» в своих общих индоиранских корнях имеет смысл молельного места, что заложен в названиях Москвы и Дамаска. Собственно, это стопроцентные синонимы, разве что последний отмечен арабской традицией обратного чтения. К странностям такого пространственно-временного разноса обращался в своих книгах рано и, похоже, намеренно выведенный за черту земного бытия исследователь Ю. Петухов. Согласен с ним не во всём, но в целом его подходы дают внятные ответы на массу вопросов к отечественному прошлому и его нынешним странностям.

Короче, киргизский след на всём пространстве Руси, Украины, как её родовой части, в самой Киргизии, тронутый нами через судьбу воина и его близких более чем отчётлив. О чём уже не раз рассказывал с наглядным подтверждением. Отыщется, убеждён, и немало иных, что последовательно взламывают навязанные представления о прошлом.

Известно, что в киргизской традиции почитать предка до седьмого колена. С русской хуже. Многое выпахано и часто сознательно. Особенно в части взаимосвязей нас часто лишали родового корня, чему немало и причин, и охотников. И грех этот на русских немцах-академиках, что по иезуитскому заказу выдрали пласты реальных событий из нашего прошлого. Речь о Г. Байере, Г. Мюллере, А. Шлецере, на «научном» активе которых до сего дня спекулируют не только нынешние портняжки-кравчуки, но и масса таких же их последователей. Но с этим не соглашается, как кому-то не покажется странным, наш киргизский аксакал. И не только своим видом и бородой, прямо утверждая ими, что нынешний народ Киргизстана сформировался в сложных условиях пространственно-временных перемещений. Не случайно ковры из древних киргизских захоронений Пазырыка являют отчётливый кавказский вид упокоенных. В современных лицах легко отыскиваем персидские, арабские, негроидные, скандинавские линии… Стоит лишь чуть внимательней в них всмотреться. И не только в лица. Похоже, что версия о киргизах как потомках «сорока девушек» — от «кырк кыз», выглядит не столь уж и наивной. Понятно, с условием, что «девушки» представляли разные племенные образования. Короче, думать есть о чём.

В том числе о нынешнем украинском гербе, что прямым своим следом выведен из шлейфа киргизской тамги. Скот таким знаком метили в степи. Для многих это неожиданность. Но откройте научные работы Олжаса Сулейменова. С такой детской, в смысле из давних времён, неожиданностью в приложении к киргизам сталкиваемся буквально на каждом шагу.

Вот ещё пример — строение Таш-Рабат (Каменная Крепость), что глубоко в горах. Легко заметить, даже при поверхностном сравнении, схожесть с древними храмами Киева, Чернигова, всей Руси и Ближнего Востока. Это позволяет сделать вывод — и его уже делают, что это не просто база отдыха, а молельный центр с укрытием для путников. Родовой, что значит дохристианский. И таким знакам нет числа. Особенно в современном православии.

В дополнение к этому же. На одном из старых фото аксакал Найманбай снят вместе с женой Чекир-апой и их тринадцатью детьми. Как всякая высокоуважаемая женщина гор Тянь-Шаня — матушка семейства облачена в национальный убор характерной формы. Его называют элечек. Как у множества наших обиходных и малообиходных ныне слов у него сложносоставной смысл. Слог «че» в нём чётко указывает на индоиранскую основу со значением «чело». Архаизм, предок именовал им часть лица от носа до линии волос. Снова след единства. Былого и нынешнего.

Рассказывая о таких деталях в заметках о судьбе воевавшего под смоленской Ельней сержанта Садыка из семьи Кошоя, хочу в наглядности показать, насколько прочно два важнейших евразийских пространственных узла отмечены следами общей информационной активности. Закономерность, проверенная тысячелетиями. К слову, упокоенный в киргизском Караколе выдающийся исследователь Центральной Азии Н. Пржевальский — из ельнинской дворянской шляхты.

Известна заповедь, согласно которой жизнь может считать состоявшейся, если построен дом, посажено дерево и выращен сын. Аксакал вырастил сад и семь сыновей-воинов.

Обратим внимание и на то, что отсчёт своим корням Найманбаевы ведут от главы семейства Кошоевых — Нарбото уулу Кошоя. Своя судьба, своя история, которая тоже позволяет понять, почему в этой семье всё сложилось именно так, а не иначе. Кошой-ата известен тем, что первым в Чуйской долине Кыргызстана заложил в 1885 году плодовый сад, привезя в Бишкек саженцы — на быках, по древнему караванному пути. Мечта детства и настойчивый, что не исключаю, диктат генов. Как и у российского селекционера-самоучки Ивана Мичурина, которому небеса продиктовали — делай, и он отдал этому велению небес всю жизнь. Так и аксакал Кошой. Саженцы привёз вместе сыном Найманбаем через Шамшинский перевал и труднопроходимое тогда Боомское ущелье. Яблоневые сады и сегодня цветут по всему тому маршруту. Местные ценители знают, где и у кого вкус лучше лучшего. Не утеряно, не утрачено. Гоняя по трассе, я сам быстро освоил эту науку.

Почему вспомнил о генах? Всё просто. Судя по чертам лица одного их зачинателей киргизского садоводства, нехарактерных для местных жителей того времени, их занятию, нетипичной для киргизов бороде, то закономерен вывод об отчётливом следе уже помянутой Пегой Руси. Она условно тянулась когда-то от нынешней южной киргизской границы до Китайской стены. И, похоже, выше, поскольку нынешнее название китайской столицы в русской его огласовке от названия этой самой части Руси. Той, что включала части Тянь-Шаня, Алтая, северного Пакистана… Посмотрим в Сети публикацию о племени калашей, и всё станет понятней.

Всего лишь малая частица прошлого. В былом единстве речь идёт о Руси Великой, Малой, Белой, Красной (Галиция), Пегой (со следами в Туркестане), обеих Татариях, Болгарии, нынешних Турции, Австрии, Германии. Этот след отчётлив до сих пор в Японии и Корее, на Ближнем Востоке. О русах Италии мне как-то рассказывали итальянцы в вагоне поезда из Питера до Москвы. Слушал тогда развесив уши. Рядовые итальянцы знали то, что для меня, студента элитного вуза, было тёмным лесом. Выводы я сделал. Сегодняшнее недоверие к такой раскладке в закономерностях не столько Пространства-Времени, сколько войн прошлого и человеческой меркантильности. Замылена реальность Петром, Елизаветой, Екатеринами, Ватиканом и особенно иезуитским орденом последнего. Войны Болотникова, Пугачёва, Разина — след разборок тартар с кланом Романовых. Последние победили, но процесс в развитии. В. Путин эту былую реальность показательно использует в текущих политических раскладках. Например, публично ткнул носом в старую карту фрау Меркель, которая собралась с визитом в Китай, намереваясь убедить Поднебесную, что истинная граница Руси протянута по Уралу. Провокация провалилась. Раскол Тартарии на части — след выяснений отношений в рядах руководящей ее элиты в границах былого протогосударственного образования.

Не бред, не шизофрения — реальность, подтверждение которой практически единый для всех генный маркер R1a1, условно названный русским. По некоторым названным участкам бывшего целого генная общность достигает 95-процентной отметки. Как у уйгуров. У киргизов она на 56-процентной отметке — уровне Твери, Калуги, Тулы. В Польше почти на 10 процентов выше. Польская элита до сего дня именует себя ордой. И никакого ига, придуманного помянутыми немцами, — всё след собственных разборок. Все видимые и ныне колоссальные ельнинские земляные насыпи — след той самой Тартарии, которую после раскола назвали Русью. По ним одним можно оценить её экономические и организационные возможности. Всё объединено до сего дня и единой родовой знаковой системой. Это выводы, к которым подводит в том числе и наш боец Садык с его явно казачьими охранно-сторожевыми корнями. Его родитель со странным для киргиза увлечением подтверждает это же. Случайно, неосознанно, но верно. Шутки прошлого.

Азиатские черты лиц, как в прямом, так и смешанном своём виде — след этнических движений и влияния природной среды. При изменении условий быта всё меняется за одно-два поколения. У многих даже за годы собственной жизни. Многое в недоступных до сего дня архивах. И в историях, типа той, что о ельнинском конвоире с фотографий из предвоенного и военного времени. Всё в корнях каждого из нас, и всё серьёзней, чем кажется, и много серьезней, при соотнесении с политическими событиями. Как прошлыми, так и нынешними.

Поэтому хорошо понимаю дочерей Садыка Найманбаева — Айгуль и Анару, которые к очередному Дню Победы в память об отце и погибших на войне родственниках сняли документальный фильм. С непритязательным, но многое говорящим названием — «Их было семеро». Понятно, что главным героем ленты стал их отец. В одном из эпизодов рассказано, как вместе с напарником Василием Пасканным они засекали цели, уничтожали их и укрывались от неизбежных в таких случаях миномётных ответов. При одном из них Садыка ранило. Отлежался в госпитале и снова — на фронт. В звании ефрейтора и ручным пулемётом. От снайперской винтовки врачи предписали отказаться.

Заметим здесь и другое — таких людей как аксакал Найманбай, что по жизни занимался садоводством, в киргизской особо патриотичной части называли чала. Как тут мягче перевести. Скажем, со смыслом «не такой как все». Но этот «не такой», отойдя явно под генным диктатом от традиционного скотоводства, не только сломал традицию, но и помог народу, который в массе своей был поражён лёгочными и иными заболеваниями. В том числе по причине обеднённого пищевого рациона. Сегодня во многом благодаря этому подвижнику за считанные годы изменились и режим питания, и вслед этому внешний облик населения.

Насколько изменился, представляют улицы Бишкека. Я оценивал его в Киеве. В том числе на популярной в дни показа, фотовыставке «Красавицы Киргизии». Её организовало посольство. Пригласили, смотрел, снимал. В кадр в том числе попали русская жена киевского киргиза и их дети. Любопытно и показательно — для процесса межнациональных отношений. Процесс запущен Всевышним не вчера и завтра, догадываюсь, не закончится. Он только усилится. Кто-то сомневается? Но такова реальная жизнь. Она всегда не в том виде, в каком определена в своё время французскими нацистами, что вбили миру в мозги так называемую расовую теорию. Как и сами подходы расового превосходства. Всё диктуют, повторимся, среда обитания и быт.

Попутно напомню, что в совсем еще недавние времена, когда вроде бы цивильный Париж ещё не мог похвалиться элементарной санитарной культурой, в киргизском Баласагуне уже тысячи лет как устроили канализацию, водопровод, всерьёз задумались о моральных принципах, что замечено местной поэтической знаменитостью — в его «Науке быть счастливым»:

Коль хочешь ты чего-нибудь добиться,
Желаниям своим найди границы.
От грязи душу береги и тело,
Чтоб порча и тобой не завладела.
Старайся обходить земную грязь,
Не знайся с тем, в ком порча завелась…
(Юсуф Хас-Хаджи Баласагунский)

Но мы опять отвлеклись. Садык Найманбаев, начав войну рядовым солдатом, закончил сержантом. Прошёл Ржев, Гжатск, Ельню, весь путь 3-го Белорусского фронта, Калининград, Эльбу, Ваньямо в Манчжурии, порт Дальний. Вернулся во Фрунзе в 1946 году. По итогу жизненного пути вырастил двух дочерей, сына, его род продолжают шесть внуков и семь правнуков. Он стал участником одного из парадов Победы в Москве. В 2005 году двум улицам Бишкека присвоены имена награждённого тремя орденами Отечественной войны С. Найманбаева и кавалеру полного банта ордена Славы — В. Пономарёва.

Заметил, что в сообщениях о Киргизии зашкаливают сегодня антироссийские вбросы. Особенно по событиям 1916 года. Они, напомню, вызваны недомыслием царя Николая II, который попытался призвать местное население на фронт Первой мировой. При этом ни звука, что провокаторами недовольства выступили Турция и уже навсегда не великая Британия. Спеклась, в том числе усилиями киргизов. Жёстко и показательно. Как-то расскажу.

А пока о том, что во время работы над этими заметками пришёл на телефон анекдот из Бишкека. Дескать, улыбнись. Вот этот. «В. Путин поймал в реке золотую рыбку. И как заветное желание попросил выставить из Москвы всех киргизов. Там их действительно много. Издавна. Рыбка, вздохнув, ответила: «Не могу, сама иссык-кульская»». Народ шутит. Значит, всё идёт по оптимальному житейскому кругу. Крайне сложному, глубинные мотивации которого все еще плохо понимаем. Зато видим другое — послецарское, когда многое изменилось.

В своё время Расул Гамзатов, давая определение Чингизу Айтматову как таланту мирового значения, заметил, что он «выразил душу своего народа куда ярче и точнее, чем иные, что держатся за традиции, как за маскировочный халат». Душа — понятие основное, никто не спорит, но она, увы, не отражает всей полноты житейских поворотов. Самоуверенность часто становится тем фактором, который серьёзно искажает цельность реальности, её неожиданные повороты и закономерности. Чингиза Торекуловича знал, и даже в чём-то лучше, чем он тогда сам себя. Но здесь речь о солдате Садыке, судьба которого, как и он сам, явно выпадает из понятия национального, поднимая его до уровней совсем другого масштаба. Впрочем, не знаю, что это такое — талант мирового значения. На мой взгляд, такой образ не избавлен от налёта искусственности, в чём-то даже чужд и нашей морали, и практике бытия. Мне понятней вид недосягаемой вершины не только в привязке к писателю Айтматову, но и к солдату Садыку — с его талантом воина. Знал и имел счастье общаться с обоими и обоих отношу к тем вершинам, что у каждого своя. Но при главном деле конкретной жизни.

К итогу сказанного: на фронтах Великой Отечественной в боях участвовало более 360 тысяч киргизстанцев, в том числе 1 395 женщин. Из них 73 бойца удостоены Золотой Звезды и звания Героя Советского Союза, 34 стали полными кавалерами ордена Славы. Ещё деталь. В начале 1940 года всё население республики не превышало миллиона человек. Это значит — народ поднялся всем миром и беду признал собственной. Как потом и другие тоже.

Александр МАСЛОВ,
журналист, писатель. (В заметках использовал очерк Элеоноры ТУРДУБЕКОВОЙ — внучки Садыка Найманбаева).