Main Menu

Образ нашего времени

Более сорока лет тому назад наш мудрец Чингиз Айтматов записал: «Образ времени и смысл его — люди. Человек концентрирует в себе приметы эпохи… Это люди новой формации и потому обладающие воистину высокими качествами: и сознательностью, и гражданским долгом, и глубокой человечностью…»

Общество формирует человека, но ведь есть и обратная связь. Своим отношением к труду, к идеалам, к интересам народа человек способствует формированию самого общества». К людям, формирующим сознание современного ему общества, вполне можно отнести и Вадима Петровича Тутлиса, как говорится, «со товарищи».

Большими мыслителями, людьми высокой учёности слывут эти люди в своих сообществах. Истории известно, что заслуги больших мыслителей лучше всего демонстрируются через их идеи. Но, как считают коллеги Вадима Петровича, парадокс эпохи и самого человека заключается в том, что автор идеи «не всегда способен оценить своё творчество должным образом и отнестись к нему адекватно, причём заниженные самооценки встречаются тут несравненно реже, нежели случаи явной переоценки. Вадим Петрович — из числа первых», — заметила редактор, коллега и соавтор «Избранных философских трудов» Вадима Петровича И. Иванова.

Все современники, коллеги, друзья и даже студенты вполне согласятся с такой характеристикой. Мало того, мы все, знающие Вадима Петровича с наших юных лет, вполне можем согласиться и с другой чертой его характера — неизбывном по отношению к себе скепсисе, характерном для нас, «шестидесятников», а для Тутлиса — ещё и как для любого российского интеллигента. Кстати, на сегодня ему принадлежит авторство более 120 названий первых научных политологических и философских исследований: книг, курсов лекций, методических пособий, статей, программ.

Действительно, ребята тех лет — Джениш Джунушалиев, Володя Мокрынин, Володя Плоских, Гена Харченко, Мар Байджиев и, конечно, Вадим Тутлис, да, собственно, список этот можно значительно увеличить, и многие другие не занимались самоистязанием и «самокопанием», не стремились к какой-то жертвенности. Они скептически относились, да относятся и сегодня, к своим «достижениям» в жизни и творчестве. Главное, к чему они стремились всегда и во всём, это к свободе, независимости их духа.

Воспитанные в духе приверженности к классике, они даже в Пушкине видели союзника, поскольку свобода для него — это основание природной детерминации: именно в природе всё живёт и дышит свободой. «Однако поэт постигает свободу и в человеческом измерении, — считает Вадим Петрович, — как волю и вольность, как широкую категорию, характеризующую сущность и существование человека и состоящую в возможности личности мыслить и поступать в соответствии со своими представлениями и желаниями, а не вследствие внутреннего или внешнего принуждения. Для него свобода — это свобода выбора, это воля и сознательное стремление к тому, что представляет для человека высшую ценность».

А высшую ценность многие современники Вадима Петровича, как уже было замечено Ч. Айтматовым, видели в поистине высоких традиционных качествах: сознательности, гражданском долге и глубокой человечности.

История генеалогического древа, родословная Вадима Петровича есть тоже примета Своего Времени. Хотя мало кто, даже из близких друзей Тутлиса, знал её. Собственно, и такой «неинтерес» к родословной друзей — это тоже особенность нашего удивительно любопытного времени.

При более близком знакомстве с родословной замечаешь вдруг, что люди любой эпохи стремились, как и мы, к свободе и независимости и даже отдавали жизни в борьбе за них. И Михаил Линкевич — один из известных прародителей Вадима Петровича, участвовал в польском восстании 1863 года. Был схвачен и казнён царскими карателями.

В царской России принято было в то время всех «неугодных» высылать или в суровую Сибирь, или в знойную Среднюю Азию. И жена Михаила Линкевича с малолетним сыном Адамом вместе с семьями других участников восстания была выслана в только недавно присоединённый к России Туркестанский край. На этом новом месте жительства, теперь уже навсегда, мудрая прабабка Вадима Петровича ради ограждения семьи от дальнейших репрессий сменила фамилию Линкевич на свою девичью Тутлис — фамилию своего отца-литовца. С тех пор фамилии Линкевич никто не помнит, хотя в документах Ташкентского архива фигурирует похожая на Линкевич польская фамилия Линдзевич.

И здесь, в Туркестане, сын Михаила Линкевича — Адам Михайлович Тутлис женился на Полине Альбрехт — одной из многочисленных дочерей приёмного сына известных в Ташкенте педагогов Альбрехтов, калмыка по происхождению, монголоидные черты которого унаследовали некоторые из Тутлисов, в том числе Вадим Петрович. От этого брака родилось пятеро детей — Анна, Вячеслав, Лидия, Борис и Пётр. Все они впоследствии стали известными подвижниками-педагогами, людьми высокой культуры.

Самым младшим в этой семье был Пётр Адамович Тутлис, отец Вадима Петровича. Согласно документам, он родился в 1908 году, но существовало предание о том, что юный и слишком «спешивший жить» Пётр Тутлис прибавил в своих документах один год…

Время рождения и детства Петра Тутлиса пришлось на революционные годы и в России, и в Туркестанском крае. Оно было суровым, тревожным, неизвестным и непредсказуемым. Дети рано взрослели и большинство из них самостоятельно выходили в жизнь.

Тем более что после двух революций 1917-го в бывшей царской империи установилась другая власть, стало создаваться новое государство. Граждане этого государства стали по-другому относиться к жертвам царского режима. Нам, историкам, известно, что все национально-освободительные движения стали отмечаться как праздники, а наследники бывших жертв царского режима стали равноправными гражданами новой страны и почитались героями.

Резко выделявшийся из сверстников какой-то особенной природной учёностью молодой Петр Адамович Тутлис активно включился в строительство образовательной системы. В 1925 году, когда ему исполнилось только 17 лет, он, одновременно занимаясь самообразованием, начал учительствовать и строить школу, затем стал её директором в селе Александровка (позднее — Кировка) Кировского района Таласской области.

После успешной деятельности на ниве просвещения в Таласской области Пётр Адамович был рекомендован соответствующими органами для работы в Министерстве образования республики. И здесь он выделялся среди сотрудников особой ответственностью к порученному делу, а главное, высокой образованностью и педагогическим даром.

Неизвестно, какие вузы прошёл Пётр Адамович, но владел он несколькими восточными языками, в том числе китайским, английским и немецким. Впоследствии, по-видимому, именно эрудиция и владение языками послужили главной причиной его выдвижения в 1944-м для работы в Министерстве иностранных дел Киргизской ССР.

Как вспоминали современники Петра Адамовича, кроме особых министерских поручений, Пётр Адамович фактически создал материальную базу министерства, оснастив его двумя отличными библиотеками из Ленинграда. Что касается командировок за границу — были они и в Китай, где он помогал вернуться на родину оставшимся беженцам после восстания 1916 года и другим эмигрантам.

В 1950-х годах он уже преподаватель исторического факультета Киргизского государственного университета. Нашим выпускам историков посчастливилось, не побоюсь этого слова, слушать лекции этого замечательного Педагога. Своей эрудицией, интеллигентностью он выделялся даже на фоне преподавателей, прибывших из центра, как тогда говорили нам, студентам, для укрепления вузовского образования в республике и, в частности, в университете.

Всегда подтянутый, аккуратно одетый, всегда улыбающийся, невысокого роста человек доверял студентам, понимая их трудности, особенно в плане отсутствия учебников, да, собственно, и материального обеспечения. Многие приехали из сёл, жили в общежитии, не всегда были сыты. Мы, студенты, отвечали Петру Адамовичу каким-то особым добрым вниманием. Вспоминается, как стыдно нам было не ответить на заданный Петром Адамовичем вопрос. Ещё более позорным считалось пользоваться шпаргалкой во время зачётов или экзаменов. Мы сами вылавливали таких «нарушителей» и сами «судили» их… А нам, девчонкам, он мягко советовал не употреблять в речи грубых слов и выражений. «Красивые девушки должны говорить красиво», — говаривал он.

Вадим родился средним сыном (кроме него — Игорь и Валерий) и больше всех похож на отца. Похож на отца не только внешне, как сегодня особенно видно. Здесь проявляется ещё похожесть по большинству духовных качеств высокого порядка. «Главными же среди них являются педагогический талант и эрудиция на уровне энциклопедизма, ставшие результатом в том числе и сложного жизненного пути», — считают его коллеги.

Мать Вадима — Виктория Петровна Астафьева, родом из Новосибирска. Получила, очевидно, домашнее образование и начальное школьное. И хотя не получила никакого высшего образования, была женщина очень начитанная, мудрая и домовитая. Для того чтобы вырастить трёх таких великолепных сыновей при постоянно занятом супруге, необходимо было владеть и необходимыми житейскими навыками.

Её отец во время Первой империалистической войны собирал лошадей в Киргизии и поставлял их в Российскую армию. В Среднюю Азию из Сибири выехал сначала старший брат будущей матери Вадима, а потом и вся семья. Здесь, очевидно, и встретились родители Вадима.

Жизненный и творческий путь Вадима Петровича был далеко не прост. В самом начале 1950-х годов он поступил в Московский институт международных отношений, но проучился там недолго, поскольку был отчислен за участие в студенческих протестах, названных «беспорядками», против закрытия многих факультетов этого института.

Вернувшись домой, он продолжил образование, поступив на геологический факультет Фрунзенского политехнического института, и окончил его в 1959 году. Работал по специальности и одновременно учился заочно на историческом факультете Киргизского государственного университета. Окончил его в 1963 году.

Немного позднее нам и довелось встретиться в университете на занятиях в заочной аспирантуре. Разумеется, Вадим резко отличался от нас своей эрудицией, знанием английского, хотя никогда не проявлял своих преимуществ. Только чётко отвечал на вопросы преподавателей и делал удивительно интересные доклады. Был всегда сдержан и скромен.

Не знаю, что явилось причиной такой сдержанности, — осторожность после московских событий или природная интеллигентность человека, уверенного в своей правоте. Сегодня мне даже кажется, мы, местные «шестидесятники», в то время всегда старались быть шумными, всем возражающими. А Вадим с улыбкой взирал на нас, и мы считали себя равными ему.

В 1967 году В. Тутлис, восхищавший всех своими естественно-научными познаниями геолог, вдруг защищает кандидатскую диссертацию на тему «Идейно-исторический крах соглашателей Семиречья в период подготовки и победы Великой Октябрьской социалистической революции». В диссертации проявились не только исторические знания соискателя, но и его природная приверженность самой отечественной истории, истории КПСС, научному коммунизму, выделившимся, в конце концов, в политологию. Диссертация защищалась в Алма-Ате в Институте истории и этнологии. Научным руководителем был Иван Ерофеевич Семёнов, наш бывший любимый преподаватель университета. А в бытность соискательства Вадима Петровича — заместитель директора Института истории партии при ЦК Компартии Киргизии, где я в это время работала старшим научным сотрудником. Наш Учитель был известен как человек большой учёности, культуры, интеллигентности, да ещё с огромным чувством юмора. До сих пор нередко вспоминаются рассказанные им байки, не только бытовых, но, что очень важно, исторических событий…

В этот же период сложилась дружба Вадима Петровича с ребятами — историками Дж. Джунушалиевым, В. Плоских, В. Мокрыниным, Г. Харченко и другими, близкими по духу свободы и независимости и исторической целесообразности.

После защиты диссертации он полностью посвятил себя педагогической деятельности: в 1974-1978 годах он декан факультета иностранных языков Киргизского женского педагогического института; в 1980-1983 годах — декан факультета общественных наук Фрунзенского политехнического института; в 1983-1986 годах — руководитель лекторской группы ЦК Компартии Киргизии.

В 1993-м Вадим Петрович становится преподавателем совершенно уникального учебного заведения на разрушающемся образовательном пространстве бывшего Советского Союза — Кыргызско-Российского Славянского университета. Здесь специалист по истории и научному коммунизму Вадим Петрович Тутлис уже на следующий год после открытия КРСУ предложил такую образовательную философскую концепцию, по которой до сих пор успешно продолжает заниматься весь Славянский университет.

Вот уже почти четверть века на основе этой программы работают концепции, программы по новым философским спецкурсам, учебники, образовательные стандарты. Сам Вадим Петрович как-то даже заметил: «Мы со своей программой попали в «десятку». Под местоимением «мы» он, конечно же, имел в виду всех своих соратников — коллег созданной им кафедры философии и политологии, с кем пришлось ему не один год защищать и укреплять философское университетское образование как таковое с самого начала работы в КРСУ.

В. Тутлис считает, что «философия для кафедры — это политика и идеология обучения в вузе, его стратегия. Конечно, можно отрицать правомерность такого подхода, но это всё равно, что отрицать идеологию вообще, то есть не признавать зависимость от неё, но на практике с неизбежностью, в силу природы идеологии как таковой, как раз и находится в этой зависимости, но только в её стихийном, неконтролируемом и неуправляемом варианте, что гораздо хуже».

Естественно поэтому проблема философского образования в самом широком смысле или, как называли его древние греки, «пайдейи», особенно в переломные годы была предметом самой оживлённой дискуссии. Даже простое перечисление прошедших конференций — свидетельство актуальности «пайдейи». Материалы конференций Вадим Петрович тщательно изучал и делал необходимые выводы. В частности, материалы Бостонского XX Всемирного философского конгресса по теме «Paideia. Философия в воспитании человечества».

Более и гораздо многограннее, а главное, в методологическом отношении более основательное и рациональное рассмотрение проблемы философского образования в России нашёл Вадим Петрович в материалах Второго Российского философского конгресса, прошедшего в июне 1999 года в Екатеринбурге. Здесь конгресс был посвящён общей теме: «XX век: будущее России в философском измерении» и одной из частных — «Философия духовности, образования, религии» и другим, проходящим в Калуге, Санкт-Петербурге и в других городах России…

Вадим Петрович обратил внимание на тот факт, что в развернувшихся на конференциях дискуссиях чисто академическими рамками не ограничивались. Если верить средствам массовой информации, в России они сопровождались нередко скандалами, актами социального протеста, коллективными заявлениями, обращениями в соответствующие инстанции и даже человеческими трагедиями.

При этом, как заметил Вадим Петрович, спорящие сосредоточивались не на методах передачи философских знаний, а на проблемах существования этих знаний вообще. «Со страстью и вдохновением говорили об актуальном в последние две с половиной тысячи лет вопросе — о «кризисе» или даже «конце» философии».

Не осталась без внимания дискуссий проблема о роли философии и в системе высшего образования, а именно: «стоит ли вообще обучать философии, а тем более сохранять за этой учебной дисциплиной общеобязательный статус, выделяя её тем самым из всех прочих вузовских предметов, следует ли оставлять философию в качестве вступительного экзамена в аспирантуру и соответствующего кандидатского минимума».

На таком историческом фоне происходило «формирование» самого процесса философского образования в Кыргызско-Российском Славянском университете в конце XX и начале XXI векв, когда кафедрой, только что созданной, стал заведовать В. Тутлис.

Вадим Петрович считает, что университет смог счастливо избежать многих потрясений и «только потому, что с момента образования университета ректорат и учебная часть заняли чёткую и недвусмысленную позицию в отношении философии, ограждая её от цеховых, прагматистски позитивистских и технократических установок факультетов и специальных кафедр».

Здесь следует заметить, что вообще в первые годы формирования университета первым его преподавателям была дана возможность «творить» новые программы дисциплин, которые предполагалось вводить в структуры факультетов. Тон в этом плане был задан сразу же 1 сентября 1993 года. В день самой первой встречи с первыми студентами Кыгызско-Российского Славянского университета в большом актовом зале была прослушана первая в стенах КРСУ лекция, прочитанная профессором Ароном Абрамовичем Брудным. Она была посвящена истории университетов, концепции университетского образования и тому значению, которое приобрела в нём философия — ПЕРВАЯ собственно вузовская дисциплина. И затем на первых лекциях по профильным факультетским дисциплинам, которые, как правило, назывались «Вводными», давали историю дисциплины, которая в этом вузе становилась, собственно, вузовской дисциплиной.

В специальной статье «Как строилось философское образование в КРСУ», опубликованной в 2001 году (в соавторстве с коллегой И. Ивановой), замечено, что «в Кыргызско-Российском Славянском университете на преподавание философских дисциплин ориентированы, по крайней мере, два его учебных подразделения — кафедра философии и социально-политических наук и кафедра ЮНЕСКО мировых культур и религий. В какой-то мере данную сферу охватывают ещё и другие две кафедры — истории и культурологии, а также международных отношений. Однако за общую постановку философского образования в университете отвечает только первая из них — кафедра философии и социально-политических наук, которая в начале 1999/2000 учебного года выделилась из кафедры психологии и философии гуманитарного факультета в автономную межфакультетскую единицу вуза и на которой философию принято расценивать как особое качество, как методологическую основу и как мировоззренческое ядро самого университетского образования».

С 1994/1995 учебного года, второго года функционирования КРСУ, на всех факультетах гуманитарного профиля осуществляется и сегодня уникальное преподавание двух параллельных спецкурсов: истории русской философии и истории кыргызской философской и социально-политической мысли. Эти курсы не только помогают студентам понять философию как объективный духовный процесс, культурно-историческую ценность и область исторического знания, обеспечивая им осознание своей ментальности и причастности к исторической родине, но и служат действенной методологической основой всего процесса обучения в Кыргызско-Российском Славянском университете.

Мы, историки, вполне солидарны с концепцией В. Тутлиса по поводу необычайно богатого содержания курсов русской и кыргызской философии. Обращение к кыргызской философской и общественно-политической мысли становится обращением к мировоззренческому ядру кыргызской культуры, обоснованием её неповторимого своеобразия и самобытности. Следует заметить, что сегодня этот важный курс читает академик А. Какеев.

История же русской философии раскрывает устойчивую антиномичность русского характера, показывает, что русских всегда волновал поиск смысла жизни, но не в форме вопроса, как прийти к истине, а в форме отыскания правды и попутного выяснения, «что делать?» и «кто виноват?»

«Конечно, многое из того, о чём мы мечтали, не сбылось. «Первая ласточка» не стала традицией. Теперь мы 1 сентября, собирая после краткого митинга всё в том же актовом зале наших очередных первокурсников, решаем чисто технические и организационные вопросы распределения их по секциям и эстетическим интересам. Мы уже не рассказываем об исходной образовательной концепции КРСУ», — с грустью замечает Вадим Петрович.

Кстати, употреблённое здесь местоимение «мы» относится и к нам — первым преподавателям КРСУ, и мы полностью солидарны с Вадимом Петровичем. Но вместе с ним сегодня можем сказать: «Но она — исходная образовательная концепция КРСУ — есть. Именно на её основе нам удалось главное — создать уникальное учебное заведение, Университет с большой буквы, существенной особенностью которого с момента образования стала его способность обеспечить высокий уровень духовности, интеллекта, профессионализма и культуры».

То есть «первая ласточка» для нас всех — первых в КРСУ — всё-таки состоялась «лебединой песней» — песней Любви и Верности к Пайдейе «Paideia».

Валентина ВОРОПАЕВА,
профессор Кыргызско-Российского Славянского университета.






Добавить комментарий