Повествование «Трон Соломона» рассказывает о древнем кыргызском городе Оше, который в 2000 году по решению ЮНЕСКО торжественно отметил свое 3000-летие. А в 2009 году по решению ЮНЕСКО расположенная в центре Оша живописная скалистая гора Сулайман-тоо была занесена в Список Всемирного наследия…

Город Ош — ровесник Древнего Рима, у него очень интересная история.

Ош, который более 15 веков занимал стратегическое положение на Великом Шелковом пути, возникшем в III веке до нашей эры, и в те времена, соединившем Восток с Западом, по сути своей, являлся «хранителем горных ворот» этой древней караванной дороги, через него проходили памиро-алайская и южная ветки этого пути.

У подножия знаменитой горы Сулайман-тоо, которую европейские купцы называли «каменной башней Птоломея», на берегах полноводной реки Ак-Бууры имелось множество караван-сараев и складов. Здесь шла бойкая торговля — обмен кыргызских скакунов на китайские шелка и меха, индийские пряности и самоцветы, иранские серебряные изделия, византийские ткани. Здесь веками шумели разноязычные базары.

Очень часто купцы в Оше оставляли свои товары, боясь кочевников, на всем пути подстерегающих торговые караваны. И тогда за дело брались ошские и другие иноземные купцы, чтобы в окружении многочисленной специальной охраны доставить товары западным адресатам.

Более двух тысячелетий Ош был не только торговым центром, но и проводником культур, наук, технологий и религий, он оказал большое влияние на развитие торговых и культурных отношений между Востоком и Западом.

Немало опустошительных войн, разрушений, пожарищ, голода и мора видели древние торговые города, расположенные вдоль Шелкового пути. Одни из них канули в Лету, оставив потомкам развалины, овеянные легендами, другие не раз полыхали в огне, погибали. Между тем жизнь в Оше не прекращалась ни на минуту…

Читаем:

Они всегда были трое: город, река и гора…

И если в городе был праздник, то и гора преображалась: ее коричневые каменистые склоны после дождя блестели на солнце, а над четырехглавой вершиной долго висели красивые белые облака, подчеркивая торжество праздничного дня…

А через много веков по первомайским праздникам на высоких мачтах возле домика Бабура, построенного в давние времена верующими в честь знаменитого земляка — правителя города на самой вершине горы, поднимались красные серпастые флаги…

Если над горой собирались большие серые тучи и ветер приносил пыльную бурю, то потом была сильная гроза: долго гремел гром, сверкали молнии, в городе начинался такой сильный ливень, что все прятались в свои жилища. А потом по реке шла коричневая от пыли и грязи большая вода, смывая небольшие запруды и маленькие домики вдоль берега…

Если зимой утром на гору опускался густой туман и белая мгла закрывала ее склоны от людских глаз, то потом в городе весь день и всю ночь шел снег, покрывая дороги, поля, крыши домов, деревья белоснежным блестящим мягким ковром…

Когда в город с гиканьем врывались враги, убивали жителей, разрушая и сжигая дома, грабили караван-сараи, оскверняя религиозные культовые места, опустошая ряды торговцев, ремесленников — гончаров, кузнецов, ткачей… то пустели улицы города, затихал базар…

Гора и река скорбели, и над горой поднималась густая свинцовая пустота, мелела река, берега превращались в страшное гнилое болото, а большие камни в реке зеленели от цепкой тины…

Они всегда были трое: город — Ош, река — Ак-Буура, гора — Сулайман-тоо…

О городе Оше, реке Ак-Бууре, о горе Сулайман-тоо сложено немало легенд и преданий.

Уже много веков старики рассказывают.

Всем был известен расположенный у подножия высокой скалистой горы кыргызский город Ош. Издавна люди называли ту гору именем пророка Сулаймана. Молод и красив был Сулайман. И наделен он был даром провидения, за это прослыл пророком, и имя его стало священным.

Во всем будто бы был Сулайман степенным, но имел страсть к хорошим лошадям и быстрой скачке. В его конюшне было 500 лучших скакунов.

Однажды скачка так его увлекла, что он даже не помолился и пропустил намаз. Испугался Сулайман божьего гнева и, чтобы заслужить прощения за свой грех и задобрить Всевышнего, приказал перерезать всех своих скакунов.

Понравилась Богу такая жертва, и он решил наградить Сулаймана. Подарил ему огромный трон, поднять который могли только 500 джиннов.

Сидя на троне на вершине горы, Сулайман любовался городом и зеленой равниной, которая стелилась у подножия горы, наслаждался удивительно чистым и благоуханным воздухом. Но этого мало было Сулайману. Хотелось ему, чтобы у подножия горы, где он сидел на троне, протекала река и чтобы она билась о камни, грохотала и пенилась.

За горами было большое озеро. И приказал Сулайман своим джиннам разворотить гору и пустить воду. Заработали джинны. Целые глыбы откалывали они и разбрасывали по равнине. Наконец образовалось ущелье, и вода, с шумом ударяясь о развороченные камни, потекла по зеленой равнине мимо горы, на которой сидел на своем троне Сулайман.

Вот почему та гора стала называться Тахт-и-Сулайман — Трон Соломона, а потом просто Сулайман-тоо, а пенистую реку прозвали Ак-Буура. Вот такая красивая легенда…

В этом году ненастная весна надолго задержалась в Оше…

Серые облака, опустившиеся над городом, неделю прятавшие солнце, вчера прорвались наконец весенним ливнем, собирая на дорогах большие лужи, смывая с деревьев, покрытых почками, накопившуюся пыль, сбивая на холодную мокрую землю цветы и завязь с урючных и вишневых деревьев, стекая с запотевших лобовых стекол городских автобусов непрерывными тонкими струями…

— Сегодня 27 апреля 1994 года, понедельник, в Бишкеке — 8 часов утра. Уже 87 государств признали независимость Кыргызстана, среди них — США, Турция, Южная Корея, Китай, Япония, Германия уже установили с нами дипломатические отношения, — объявила диктор кыргызского радио через динамик служебного автобуса, подъезжавшего к проходной автобазы. Немногочисленные пассажиры, работники автобазы торопливо спешили к своим рабочим местам.

— Скоро Первомай, — подумал Сагын, направляясь к своему грузовику ЗиЛ-130, который уже третий день стоял на ремонте…

Сагын всегда с нетерпением ждал этого праздника. Первомай был у Сагына самым любимым.

Еще в школе учителя им не раз говорили, что день Первого мая — это праздник дружбы и единения людей труда, миллионы трудящихся собираются на него под красными флагами, демонстрируя солидарность.

Ош к этому времени обновлялся: работники «Зеленстроя» обрезали деревья и кустарники вдоль дорог города, работники ЖЭКа белили дома на центральных улицах в голубой или розовый цвет, чистили арыки и мели тротуары, поливальные машины два раза в день, рано утром и вечером, поливали дороги.

Все было как всегда. Красные полотнища флагов с серпом и молотом, трепещущие на теплом весеннем ветру на зданиях учреждений и на горе Сулайман-тоо, транспаранты над дорогами с лозунгами: «Мир, труд, май», «Да здравствует 1 Мая — День международной солидарности трудящихся!» Белая кипень яблонь в садах, цветущая сирень и красные тюльпаны у продавцов цветами, наполняющие воздух тонким и нежным ароматом.

Предпраздничная суета на базаре, выездная торговля возле стадиона предприятий торговли. Торжественное собрание лучших тружеников и передовой интеллигенции города в театре. Рапорты, премии, подарки на предприятиях, организациях, учреждениях.

Потом демонcтрация трудящихся — шествие праздничных колонн по улицам города около памятника Ленина, мимо нарядных горожан и гостей города — взрослых и детей с флажками, цветами, шарами, пришедших сюда с утра пораньше из пригородных сел, разных микрорайонов и махаллей города. А также жители колхозов из ближайших к городу районов, стоящих вдоль дорог, оцепленных милиционерами.

Ровные ряды знаменосцев, строгие ряды школьников и студентов, красочные колонны медиков, транспортников, работников аэропорта в новых синих формах, строителей с флагами, цветами, портретами членов Политбюро, торжественно идущих мимо трибуны с руководителями области и города.

Улыбки людей, марши оркестров, звуки сурнаев, карнаев, «там-тамы» бубнов, «Подмосковные вечера» под баян и, конечно же, «Наманганские яблоки» и «Андижанская полька», лихо исполненные рабочими — мотальщиками или красильщиками хлопчатобумажного комбината и шелкокомбината — гигантов легкой промышленности республики, во время небольших остановок праздничных колонн.

И главное, он, Сагын, впереди колонны на своем ЗиЛ-130, украшенном флажками, шарами, цветами, красными лозунгами, везущем на открытом кузове макет грузовичка и эмблему автобазы. И только за ним — начальник, парторг, профком, секретарь комсомольской организации, начальники автоколонн, мастера, водители и рабочие автобазы…

Сагын любил этот праздник и всегда ждал его с большим нетерпением…

Между тем, кажущаяся идиллия трудовых буден и народных праздников 1970-х — начала 1980-х годов, так называемого «застойного периода», была полна комплексом противоречий, порожденных сталинскими корнями идеологии, политики, хозяйственной практики. Снижение реальных доходов населения, напряженность в сельском хозяйстве, хронический дефицит продовольствия, товаров и услуг, обеспечение жильем, занятость населения, невосполнимые человеческие потери в Афганистане, состояние здравоохранения, образования, науки и культуры, экологические проблемы, изоляция от внешнего мира и т. д.

В то время реальные рычаги власти были сосредоточены в руках верхушки партийно-государственного аппарата. Это выражалось в том, что, подменяя советские и хозяйственные органы, партийный аппарат усилил и закрепил за собой несвойственные ему функции управления…

Распад СССР и зарождение независимых государств, августовский путч ГКЧП, приостановление деятельности КПСС, образование СНГ — события, развернувшиеся в 1991 году, принесли Кыргызстану независимость, международную признательность, выявив при этом тяжелое экономическое положение…

Приближался 1992 год, когда в Кыргызстане, как и в других республиках СНГ, экономический кризис обострился до предела, в январе Россия отпустила цены. Либерализация цен вызвала шоковую терапию: резко подскочили цены, усилился дефицит товаров.

В Оше, как и в других городах республики, спад приостановил деятельность многих производств; не на полную мощность работало одно из предприятий союзного значения — хлопчатобумажный комбинат, на котором трудилось более 11 тысяч человек; шло сокращение численности работающих швейников, ткачей, простаивало строительство. Росла безработица на транспорте, торговле, рост цен снизил покупательскую способность.

Дефицит денежных знаков, задержка заработной платы, пособий, пенсий приобретали хронический характер. Все это вызывало всеобщую растерянность и тяжелое положение пенсионеров, многодетных семей, усилился отток русскоязычного населения за пределы республики.

В это время в Оше, как и по всему Кыргызстану, стала проводиться большая работа по наращиванию частной собственности: началась приватизация жилья, предприятий торговли, общественного питания, объектов социально-культурного быта и многих других.

… Возле своего ЗиЛа Сагын увидел механика.

— Перебои в работе двигателя вызвал большой расход масла, надо менять ремкомплект двигателя, — сказал он Сагыну.

— Запчастей нет, — объявил ему главный инженер, — вчера завскладом ездил на базу, но ничего не привез, зря гоняли машину, — добавил он в сердцах.

— Поищи на базаре, там за деньги все можно купить, — посоветовали ему все.

Территория автобазы, как никогда, была полна машин: КамАЗы, ЗиЛы с прицепами и без прицепов стояли без работы уже три месяца. Администрация не могла их обеспечить фронтом работ и отправила многих водителей в вынужденный неоплачиваемый отпуск. Уже пять месяцев работники не получали зарплаты, пособий, не было запчастей, подорожало горючее. Автобаза простаивала, как и многие предприятия города…

Дождь закончился, выглянуло солнце, и, как это бывает в конце апреля, сразу потеплело. Лужи стали исчезать, а от мокрой земли шел пар. После обеда Сагын отправился на центральный рынок, на котором, несмотря на понедельник, было полно народу.

Чего только там не продавалось!

Казалось, что продавцов было больше, чем покупателей. Перед входом на базар продавцы автозапчастей, расстелив клеенку на сырой земле, разложили на ней свой товар по обе стороны проезжей дороги, до самого шлагбаума, рядом торговали краской, олифой, обоями, известкой, замками, гвоздями, слесарными инструментами и многим другим.

Но того, что искал Сагын, не нашлось. Торговцы понимающе улыбались, понимающе кивали головами, разводили руками, но ничем не могли помочь, советовали проехать на другие авторынки города.

Когда Сагын уже направился к выходу, его остановил один из них, отвел в сторону и пообещал на следующей неделе привезти ремкомплект из соседнего Андижана, но потом назвал такую цену, что Сагын в ярости замотал головой.

— Спекулянт! Это беспредел! — выдохнул он.

— Не спекулянт, а коммерсант, — со злостью, сквозь зубы прошипел торговец и, демонстративно растолкав зевак, отправился на свое место…

— Что же дальше будет? — с горечью думал Сагын.

— После Первомая все наладится, будет легче, — успокаивал он себя, выходя из центрального рынка.

Сагын, надеясь на хорошие перемены, ждал этого праздника, предпраздничной суеты, красных флагов и лозунгов, демонстрации по нарядным улицам города. Он — впереди колонны на своем ЗиЛе, приезд родных, праздничное застолье…

На работу он уже не пошел, ноги сами его понесли к Сулайманке, к красавице-горе, что расположилась в центре города. Горожане приходили сюда в самые счастливые или трудные моменты жизни. Оказывается, красивые каменистые склоны горы пробуждали у людей уверенность в себе, а поднимаясь на вершину по крутым ступенькам, человек быстро успокаивался.

Ведь это была знаменитая гора — Сулайман-тоо, в давние времена считавшаяся среди мусульман Центральной Азии второй Меккой.

На улицах было полно мусора, а арыки забиты, и грязная вода лилась через край, заливая проезжую часть и тротуары возле светофора, заставляя сбавлять скорость у проезжающего транспорта.

Ворота мечети Рават Абдулахана, расположенной у подножия горы, были открыты, но Сагын решил не заходить туда в таком состоянии. Он обошел мечеть и стал подниматься на гору по лестнице. Было около трех часов дня.

Сагыну захотелось посмотреть на Ош сверху, он боялся увидеть, что в облике города что-то произошло, ведь жизнь очень изменилась. И немаловажно, ему надо было принять одно очень важное решение…

Солнце уже перевалило на другую сторону горы, но от лучей камни стали теплыми, а свежий прохладный ветер пронизывал все тело, снимая головную боль и плохое настроение.

Сагын потрогал камни руками, после зимы и холодной весны посветлевшая поверхность горы стала темнеть, а кажущаяся шероховатость была гладкой на ощупь.

Внизу во дворах слышалась музыка, а с мечети Рават Абдулахана азанчи громким голосом звал народ на послеобеденный намаз.

Поднявшись на вершину, Сагын посмотрел вниз. Увидев привычную панораму города: снежные вершины Памиро-Алая, цветущие деревья яблонь, вишни, сирень у палисадников, здания предприятий, организаций, школ, детских садов, больниц, кинотеатров, строящиеся дома в махаллях, спешащий куда-то народ, подстриженные деревья вдоль дорог, учебные корпуса студенческого городка вдоль извивающейся реки Ак-Бууры, этажки микрорайонов, движущийся по дорогам транспорт, взрослых и детей на остановках, колхозников пригородных колхозов на своих огородах и многое другое, Сагын успокоился.

— В городе ничего не произошло.

— После праздников все будет по-прежнему, — успокоил он сам себя…

Преклонив колени около домика известного правителя Оша Бабура, построенного еще в XVII веке, Сагын немного спустился с горы и присел на камни.

Вчера к нему приезжали братья, был долгий разговор, и они предложили организовать на предприятии, где работал один из них, изготовление дверных и оконных блоков. Нужно было подготовить документы и собрать деньги для приобретения леса.

— К старым временам возврата не будет, — сказали братья, — надо самим что-то предпринимать, иначе может быть хуже. Семью надо кормить.

А Сагын вспомнил разговоры на автобазе о возможной аренде грузовиков. Братья решили обо всем подумать и встретиться через три дня…

Ветер пригнал к Сулайманке с гор большие белые облака, разметав их по голубому небу. Несколько голубей, залетевшие сюда, сделав круги, улетели.

Собравшиеся у Памиро-Алая облака стали розоветь. А темная поверхность горы заблестела в лучах заходящего солнца и казалась дорогим ожерельем на груди девушки.

Свежий ветер приятно ласкал лицо. Кругом была такая красота, такой простор, что у Сагына защемило сердце:

— Прости нас, Сулайман-тоо, что не благоустраиваем вокруг тебя территорию, не сажаем вокруг тебя парки, не построили около тебя прекрасные фонтаны, не устраиваем в твою честь праздники, не сложили о тебе гимны. Твоя красота привлекала сюда многих знаменитых и простых людей. В древности здесь были сторожевые башни, и ты предупреждала горожан о нашествии врагов. А сегодня ты берешь на себя силу подземных толчков, спасаешь от оползней, защищаешь город от жгучих лучей солнца, от ветра и пыли. Твердость и сила твоих камней, красота твоих вершин вселяют в нас надежду.

— Прости нас, — так думал этот немолодой уже человек…

Время пролетело быстро. Ветер погнал облака, и они, как журавли клином, медленно поплыли к адырам (холмам). Весь горизонт над Памиро-Алаем стал алым. Небо темнеет, над городом опускается вечер.

Старые камни Сулайман-тоо становятся теплыми и как будто оживают: начинают дышать, видеть, слышать…

Слышится тихий вздох…

Сулайман-тоо очень стара и седа, ей много лет. В разное время она слышала разные слова в свою честь. Но мысли этого уже немолодого мужчины трогают ее…

Как быстро летят года, века!

Великан задумывается. Он помнит разное время…

Помнит множество паломников здесь в любое время года около мечетей и мазаров, ищущих исцеление от многих недугов.

Тогда считалось, если кто-то проведет в Оше праздники Курбан байрам и Орозо байрам и совершит намаз в мечети, находящейся на горе, то награда этому человеку будет такая же, как если он бы совершил хадж в Мекку.

С древних времен здесь около горы всегда народ…

А по праздникам чалмы шейхов и ишанов; уборы дервишей, меховые тебетеи баев, биев, шапки кочевников, тюбетейки земледельцев и ремесленников мелькали в многотысячной толпе молящихся возле мечетей Мекка-Адхам, Рават Абдулахана, Тат-и-Сулайман, Джами, Джауза, раздающих милостыни нищим.

А потом после чтения Всеобщего Корана на площади перед мечетью паломники рекой растекались по многочисленным постоялым дворам и, принося в жертву животных, в огромных казанах варили мясо и готовили плов для себя и раздавали бедным…

Богатые и нищие, больные и калеки шли сюда за отпущением грехов, исцелением. Здесь иногда происходили чудеса, совершались добрые дела, торговые сделки, сватовство, лечились от бесплодия, разрешались споры, здесь наказывали неверных жен, сбрасывая с высокой скалы, затевались кровавые разборки, перевороты, совершались преступления.

Здесь было полно всякого народу: простых и знатных, преступников и авантюристов…

Сулайман-тоо помнит и советские времена, когда она была в немилости. И по праздникам Орозо байрам и Курбан байрам с раннего утра оцепление из атеистов, студентов и даже милиционеров не пропускало народ к святым местам и к могилам родных, здесь располагалось также мусульманское кладбище, высматривая в толпе коммунистов и руководителей, тут же сообщая в партийные органы, если таковые находились…

Помнит Великан и тот день, когда по конвейеру из человеческих рук на вершину горы поднимали кирпич, раствор, воду и построили на вершине горы новый, так называемый домик Бабура, в котором раньше отдыхал будущий завоеватель и правитель Индии и Афганистана наш земляк Захреддин Мухамад Бабур (XV-XVI век)…

А потом в подземных пещерах горы был построен музей о Великом Шелковом пути, очень красочный и интересный. Для посещений устроены удобные ступеньки и висячие переходы. Этот музей стал посещать народ со всей Ферганской долины. Самое главное, конечно, как и в давние времена, всех привлекала красота этой живописной горы — Сулайман-тоо. Здесь всегда народ…

Стало совсем темно. Уже вечер. Рабочий день давно закончился. Закрываются киоски и магазинчики возле базара. Меньше стало пешеходов и машин на улицах. В домах загорается свет. Великан не видит сидящего на камнях Сагына, он уже ушел.

…Нахлынувшие воспоминания взволновали Великана. Старик может еще многое вспомнить, многое рассказать, но это уже будет совсем другая история…

Уже поздно. В домах гаснет свет. Город засыпает. Тихо перекатывается вода в Ак-Бууре. После ливневых дождей и растаявшего снега в горах в реке идет холодная и мутная вода. На небе много звезд и луна, затерявшаяся в облаках, выбирается наконец из серого плена.

Вздыхает Сулайман-тоо, она тоже ждет праздника. Надеется, что город станет чистым и красивым, что в садах будут цвести яблони и сирень.

Будет много цветов, красных флагов и транспарантов, суета на базаре, праздничная демонстрация, звуки оркестров, карнаев, сурнаев, радостный улыбающийся нарядный народ, поющий под аккордеон…

Ветер погнал облака к железнодорожному вокзалу. Он луны и звезд небо становится серебристым. Воздух чист и прохладен. Город спит, только слышен тихий шум воды в чигирях (водяные мельницы).

Очертания склонов Сулайман-тоо ночью напоминают спящего двугорбого верблюда. Силуэт горы расплывается в темноте, холодные камни становятся неподвижными…

Над городом накрапывает дождь…

(Продолжение следует.)

Софья НУРМАТОВА.