В Бишкеке завершился Фестиваль молодых писателей Кыргызстана, приуроченный к проведению Года истории и культуры. Организатором выступил Союз писателей республики. В рамках мероприятия проводился литературный конкурс прозаиков, поэтов, переводчиков и драматургов, пишущих на русском и кыргызском языках. Молодые авторы присылали свои произведения со всех регионов республики. В рубрике «Творчество» мы представляем работы участниц конкурса, вышедших в финал. Это рассказ Юлии Кулешовой, занявшей второе место в прозе, и стихи Алтынай Иманбековой, ставшей дипломантом фестиваля. Ю. Кулешова работает новостным корреспондентом на телевидении. Является победителем нескольких литературных конкурсов, в разное время проводившихся на интернет-площадках Кыргызстана. В частности, на форуме «Дизель» и сайте tvorchestvo.kg. Большая часть произведений написана в жанре мистики. Алтынай Иманбекова заведует литературной частью Чуйского областного театра им. Ш. Термечикова. Ее перу присуща любовная, философская и социальная лирика. Алтынай — участница литературных конкурсов, проходивших в нашей республике и в России, также ее стихотворения печатались в сборниках молодых авторов двух стран.

Юлия Кулешова

Высокая ставка

— Сыграем?
— На что?
— На твою душу.
— Опоздали-с. Проиграна давно.
— Кому же?
— Да вам, милейший сударь. Неужто не помните? Обещали показать весь мир, разложили карты на карте, чертили на мне маршруты будущих путешествий, рисовали перспективы грядущих открытий, предрекали несметные богатства, но бросили на полпути, так и не добравшись до заветного острова.
— Ты, верно, безумна? Я впервые вижу тебя.
— Лжете, сударь. А давайте и впрямь сыграем? Вы ведь любите играть желаниями? Только на этот раз моими картами, а не краплеными вашими. Играть будем честно, без мухлежа.
— Хм… И на что же? Души у тебя…
— Да сдалась вам эта душа? Мне — так ваша совсем не нужна, даже будь она у вас. Сыграем на раздевание. Кто останется без одежды, тот выполняет любое желание победителя. Стриптиз и одно желание. Идет?
— Не боишься проиграть?
— Боюсь выиграть.
Лживое пламя свечей искажает силуэты в комнате. Тени деревьев, глядящих в окно, вытягиваются и будто ползут по стенам. А над столом склонились двое — мужчина и женщина. Рубашками верх летят на выщербленную деревянную поверхность карты, расстегнут ворот белой рубашки мужчины, чей облик являет собой воплощение хладнокровия, хоть и сдвинуты к переносице черные брови и хищно трепещут крылья носа. Проигранные сапоги, жилет вместе с сюртуком уже лежат у ног женщины — ее лицо все еще прекрасно, несмотря на давно отцветшую юность, в плавных движениях сквозит врожденное благородство, столь неуместное для яркого наряда продажной девки, в который она одета. А на щеках сквозь слои пудры проступает лихорадочный румянец.
— Твой платок, — прерывает затянувшееся молчание мужчина, — на нем кровь. Ты больна? От тебя несет смертью. Она скоро пожалует за тобой. Взмахнет косой, и ты падешь к ее костлявым ногам. Но я могу изменить твое будущее. Могу вернуть молодость, даровать бессмертие…
— Не трепись. Давай, вскрывайся. Что там у тебя? Опять проиграл, — потрясенно выдыхает она. — У меня флэш, а у тебя…
— А у меня всего лишь трипс. Скверное дело, — язвительно посмеиваясь, отвечает он, — так что мне снимать?
— Снимай рубашку, — после секундного размышления говорит женщина, оглядываясь в поисках воды. Здесь жарко. И как она раньше не замечала? Тяжесть июньской ночи обрушивается на нее стрекотом цикад. Сквозь открытые ставни не долетает ни дуновения ветерка, словно вязкий туман, невидимый глазу, окутал трактир, а может, и всю землю. И нет никого в целом мире, только дьявольски красивый мужчина напротив, медленно расстегивающий пуговицы своей рубашки, неотрывно глядя при этом в глаза замершей женщине. Чуть улыбаясь, он неторопливо стягивает рубашку, и в ночной тишине явственно слышится скольжение тончайшего шелка по атласной коже. Мгновение — и сорочка оказывается на полу.
— Играем дальше? — изогнув бровь, вопрошает он. — Где ты научилась игре в покер? — сдавая карты, интересуется он.
— Матросы обучили, — следя за полетом спрятавшихся королей, валетов, дам и карточной челяди, отвечает она.
— А хочешь, — смотря в свои карты, говорит он, — я сделаю так, что ты станешь женой уважаемого в городе человека? У тебя будут слуги, свой дом, ребятишки народятся? Я могу сделать так, что у тебя будет безупречная репутация. Только представь: окруженная любящими домочадцами, в красивых, богатых нарядах…
— Хватит болтовни. Играем, — отрезает она, стараясь не смотреть на то, как чувственно он облизывает пересохшие губы, как змеятся по плечам рассыпавшиеся пряди блестящих черных волос. Даже в легкомысленном платье ей жарко так, как будто на ней накинуто по меньшей мере три шерстяных платка, тех самых, дареных одним влюбленным в нее матросиком.
— Я могу вернуть тебе родителей. А противного дядюшку убрать вовсе, — как бы невзначай бросает он.
— Вскрывайся, — отрывисто бросает она. И снова удача. Фортуна на ее стороне. В сердце кольнуло нехорошим предчувствием, но женщина мысленно отмахивается от него. А в следующее мгновение заходится в безудержном, лающем кашле. На застиранном платке, что она подносит ко рту, расцветают новые алые пятна.
— Жизнь уходит из тебя. Каждая минута имеет свою ценность. Подумай, я все еще согласен прекратить игру, — откинувшись на стуле, он расстегивает брюки, испепеляя ее взглядом. — А помнишь, как ты хороша была, когда я повстречал тебя? Ты была подобно только что распустившемуся цветку. Я с упоением вдыхал аромат твоей невинности, — поднявшись, он снял брюки, оставшись в одном исподнем, — ты бесстрашно шагнула за мной в пропасть и теперь так же бесстрашно стремишься достигнуть ее дна. Подумай хорошенько. Я могу исполнить любое твое желание, только прекрати игру. Хочешь, я уничтожу всех твоих злопыхателей? Сделаю тебя главной куртизанкой? Ты станешь фавориткой самого короля, а поэты будут слагать в твою честь оды…
— Заткнись. Хватит того, что я поверила тебе один раз, — новый приступ кашля сотряс ее.
— Ставки слишком высоки. Вдруг ты проиграешь все? Именно сейчас, когда я предлагаю тебе это все? К чему этот азарт, если можно получить все сейчас и не рисковать дальше?
— Сдавай карты, — шепчет она. Ее колотит крупная дрожь, на лбу выступила испарина. Жар сменяется ледяным холодом, когда мужчина чуть подается вперед. Пламя свечи бросает красноватый отсвет на его белоснежную кожу, обрисовывая рельефность мышц. В измученном тяжелым недугом теле женщины рождается жар, другой жар. Он клубится внизу живота, заставляет сгорать в сладостной истоме.
— Прекрати эти штучки, — выплевывает она зло. Ей, опустившейся на самое дно, стыдно за себя, за свою несдержанность, за свою слабость. А он посмеивается.
— А хочешь, я подарю тебе незабываемую ночь любви со мной? Я буду ласкать тебя так, что ты забудешь обо всем. И эта ночь покажется тебе бесконечной, сплошь сотканной из наслаждения. Последний раз предлагаю, прекрати игру, и получишь это, получишь… меня.
— Вскрывайся, — хрипит она сквозь кашель и застывает в немом ужасе, когда он показывает свои карты. — Флеш-рояль, — обреченно срывается с ее губ.
— А-ха-ха, ты так и осталась наивной, глупой девчонкой. Неужто ты думала обыграть меня? Меня?! Признаться, я удивлен твоей игрой. Но никакая Фортуна не поможет тому, кто сел за стол со мной. Карты — моя стихия. Я — тот самый азарт, что живет в ваших ничтожных душах. Играть честно было увлекательно, но непродуктивно. Карты сами подчинились мне. А ты потеряла все. Что же мне взять с тебя?
— Я знала… что скоро… умру… но я смогла… смогла не поддаться вновь на твои уговоры, — едва слышно говорит женщина, падая на пол. Кашель не дает ей дышать. Вновь и вновь исторгает ее горло рваные, лающие звуки. Платок, который она судорожно сжимает в кулачке, уже весь красен от крови. — Спасибо… — в перерывах между приступами кашля шепчет она, — спасибо… что… вернул мне душу…
— Как вернул? — в его голосе неподдельное изумление, — я же выиграл!
— Ты… проиграл.

Алтынай Иманбекова

Аэропорт «Манас»

Три утра, выход А,
аэропорт «Манас»,
рейс встречают из Москвы.
Мальчик
маленький, Самат,
лет, наверное, шести
рядом с бабушкой
стоит,
маму с папой
ждет малыш.
Он апуле* говорит:
— Ну когда же?
Ну когда же прилетит
наш самолет?

Тот же зал,
этаж второй.
Посмотрите,
вот семья —
мама, папа,
сын и дочь.
Улетает мама в ночь,
в непонятную Москву.
Папа сыну говорит:
— Плакать стыдно,
ты большой,
год тебе уже
восьмой.
Только вот
сестренка плачет, ей четыре,
маму держит, не пускает,
крепко-крепко обнимает.
Может, год,
а может, больше,
их разлука будет длиться.

Там внизу мне как-то лучше,
три утра, выход А,
счастливые лица
у встречающих
и прилетевших из далекой
из Москвы.

***
Бишкек. Зарисовка

Дочь с одной стороны,
а может, невестка,
внук лет десяти — с другой.
Женщину ведут под руки,
а лицо у нее «не жилец».
Может, месяц, чуть больше,
чуть меньше,
серо-пепельное лицо.
Дуновение непонятного,
я ускорила шаги.

Теплая осень.
Нежная, ласковая,
для кого-то последняя…

Незваная гостья
Где-то близко ходит
Смерть,
на нее бы мне не смотреть,
но она все время рядом
и пугает странным
взглядом.
Как ее мне избежать,
как бы молча убежать.
Дышит мне в затылок —
тихо.
От нее немеют пальцы,
стынет в страхе мое
сердце,
не дождаться мне утра.
Только пять, не рассвело,
тихо в доме и темно,
нависает надо мною
Смерти грозное лицо.
Даже страшно мне вздохнуть.
Тень скользит вдоль
той стены.
Свет включаю тут и там.
И гоню все тени прочь.
Как все это превозмочь.

А вдали звучит
Азан,
Про себя молюсь…
Аминь.
Отпустило.
Рассвело.
Но ведь вновь наступит вечер.

***
Мой город

Мой город замер
в предвкушении дождя,
весна холодная
и тополиный пух,
как снегопад.
И тишина…

Одиннадцать утра.
Нет никого ни во дворе,
и вообще —
одна сирень качается,
дурманя.

А там вдали виднеется
мечеть.
А рядом с ней
киоск обычный,
внутри тандыр,
и в нем лепешки
волнующе горячи
и свежи.
И женщина, торгующая
ими, сурова,
в цветном халате
и в платке.

А вот старик
в калошах,
с куцею бородкой,
спешит в мечеть,
под мышкой
держит коврик
для молитвы.

И прозвенел
звонок
в соседней школе,
и высыпала детвора,
жующая
кто пирожки,
а кто лепешки…

Мир не стоит,
все движется,
лишь на мгновенье
все замерло вокруг.
Оцепенело…

Мой город в ожидании
дождя, и пахнущий
лепешками,
и с тополиным
пухом, летающим повсюду.