«Бывают странные сближения», — заметил однажды Пушкин. Но в жизни самого Александра Сергеевича «бывали» эти «странные сближения» не единожды. Одно из них произошло в жаркие летние месяцы 1812 года: Бородинское сражение на Калужской земле, давшее поэту множество друзей — героев, и… из Полотняного Завода, где размещался штаб Кутузова, «выпорхнула» Мадонна поэта — его будущая супруга Наталья Николаевна Гончарова.

Мы даже не задумываемся, насколько мы богаче с Пушкиным, насколько он — в основе нашего миропонимания. Мы смотрим на мир глазами поэта, по-пушкински чувствуем, по-пушкински думаем…

— как-то заметила кыргызская поэтесса Малика Шабаева.

Так понимает Поэт миропонимание Поэта. И нам всем нередко кажется или хочется, чтобы так было, — по-пушкински думать, по-пушкински чувствовать. Но почему же до сих пор вот уже почти 180 лет многие в нашем обществе не хотят признать, что чувствовать и думать по-пушкински — значит любить и не любить то, что любил или не любил поэт?

Особенно истину, заключающуюся в том, что именно миг Любви, ее полет и совершенство поэт пошел защищать у Черной речки, где его жизнь оборвала пуля, и что за этим мигом любви стоит конкретное историческое лицо — Наталья Николаевна Гончарова, жена поэта и мать его четверых детей. Думаем ли мы, чувствуем ли на самом деле по-пушкински, если до сих пор не можем признать, что у Черной речки защищал он «полет и совершенство» своей Любви.

История свидетельствует, что в пушкинскую эпоху литература уже готовилась принять на себя особую — «житийную» — функцию, становясь «фиксатором» строго определенных поступков самого писателя. Современник Пушкина Н. Гоголь заметил, что среди русских людей живет

какое-то убеждение, что писатель есть что-то высшее, что он непременно должен быть благороден, что ему многое неприлично, что он не должен и позволить себе того, что прощается другим.

Сам Пушкин стремился к соответствию нравственной составляющей своего бытия и творчества. Он был убежден,

что …принадлежит всей стране, и желает, чтобы имя его оставалось незапятнанным везде, где его знают.

Поэт всю жизнь стремился отыскать нравственный идеал, твердо следовать ему, утвердить его в общественном сознании творчеством. Но общество оказалось не готово принять сразу его идеалы, мало того, оно настойчиво вмешивалось в бытие поэта.

Собственно, и сегодня кто-нибудь из стоящих у памятника Александру Сергеевичу вряд ли вспомнит о его Мадонне.
А между тем следует заметить, что Пушкин умел любить и в любви видел «и божество, и вдохновение, и жизнь, и слезы…». Когда он понял, что не просто влюблен, а полюбил Натали по-настоящему, сразу же затеял сватовство.

О себе самом он тогда писал:

Я могу надеяться возбудить со временем ее привязанность, но ничем не могу ей понравиться…

— пишет он в письме от 5 апреля 1830 года Н. И. Гончаровой — матери его будущей жены. И далее, почти сомневаясь:

…Если она согласится отдать мне свою руку, я увижу в этом лишь доказательство спокойного безразличия ее сердца. Но, будучи всегда окружена восхищением, поклонением, соблазнами, надолго ли сохранит она это спокойствие? Ей станут говорить, что лишь несчастная судьба помешала ей заключить другой, более равный, более блестящий, более достойный ее союз. Может быть, эти мнения и будут искренни, но уж ей они, безусловно, покажутся таковыми. Не возникнут ли у нее сожаления? Не будет ли она тогда смотреть на меня, как на помеху, как на коварного похитителя? Не почувствует ли она ко мне отвращения? Бог мне свидетель, что я готов умереть за нее, но умереть для того, чтобы оставить ее блестящей вдовой, вольной на другой день выбрать себе нового мужа, эта мысль для меня — ад.

После дуэли, предвидя свою кончину и готовность общества обвинить в случившемся его красавицу жену, ставя ей в упрек если не измену мужу, то по крайней мере легкомыслие и кокетство, Пушкин посоветовал ей уехать на несколько лет в деревню.

Постарайся, чтоб забыли про тебя, — сказал поэт, — потом выходи опять замуж, но не за пустозвона.

Поэт предвидел, что, только покинув свет, Наталья Николаевна сможет освободить себя от его пристального внимания. С четырьмя детьми она покинула Петербург 16 февраля, отправившись на несколько лет в имение своих родителей — Полотняный Завод…

А началось все с того, как зимою 1828-1829 годов на одном из балов у известного московского учителя танцев Петра Иогеля Пушкин впервые встретил Наташу Гончарову. В ту пору ей едва исполнилось шестнадцать лет. Позднее он написал будущей теще Наталье Ивановне:

Когда я увидел ее, красоту ее едва начинали замечать в свете. Я полюбил ее, голова у меня закружилась…

…Наталья была чрезвычайно застенчива, «скромна до болезненности», «тиха и робка», и увлеченность ею известного писателя Пушкина подавляла ее. А он, благоговейно восхищенный классической красотой Натали, был с нею робок и даже застенчив.

Как вспоминают современники, Пушкин с самого начала, подобно художнику, воспринимал ее как явление из мира искусства. Свидетельством обожествления Натали поэтом является первое его посвящение-сонет невесте, названное «Мадонна»:

Не множеством картин старинных мастеров
Украсить я всегда желал свою обитель,
Чтоб суеверно им дивился посетитель,
Внимая важному сужденью знатоков.
В простом углу моем, средь медленных трудов,
Одной картины я желал быть вечно зритель,
Одной: чтоб на меня с холста, как с облаков,
Пречистая и наш божественный спаситель —
Она с величием, он с разумом в очах —
Взирали, кроткие, во славе и в лучах,
Одни, без ангелов, под пальмою Сиона.
Исполнились мои желания. Творец
Тебя мне ниспослал, тебя, моя Мадонна,
Чистейшей прелести чистейший образец.

Но только первое время он был весь погружен в созерцание и мечтал остаться зрителем этой «одной картины»… Но потом в жизни, где все не так, как на картине, поэт не мог только созерцать. Он жил, любил, боролся и в конечном итоге вышел защищать честь своей Мадонны и честное имя свое, оставленное детям…

Будучи признанной одной из первых столичных красавиц, пользуясь расположением двора, Н. Пушкина за несколько лет пребывания в свете так и не сумела превратиться в опытную светскую даму. Та чистота и целомудрие ее облика, которые поразили при их первой встрече поэта, продолжали теперь удивлять все светское общество. Пушкин опасался тлетворного влияния высшего света, в котором пришлось им теперь обоим вращаться.

Разумеется, как от жены известного писателя Пушкина да еще первой красавицы общество ожидало от Натальи Николаевны надменной холодности и расчетливой значимости, которые в модных салонах Петербурга почитались за высшую добродетель. Но ее естественность и простота не вписывались в «искусство» светской жизни, но без них пушкинская Натали не была бы Мадонной.

Собственно, сам Александр Сергеевич, опасаясь влияния дурных манер света на жену, в одном из писем писал:

Если при моем возвращении я найду, что твой милый, простой, аристократический тон изменился, разведусь, вот те Христос, и пойду в солдаты с горя.

Исследователи, изучающие жизнь семьи Пушкиных, пришли к выводу, что совершенная внешность жены Пушкина лишала ее возможности быть обычной женщиной: она постоянно находилась в центре внимания, поэтому любая оплошность, неловкий шаг превращались в интерпретации светских сплетниц едва ли не в преступление. В этом смысле в глазах общества супруги Пушкины были равны: ни он — первый поэт, ни она — несравненная красавица — не имели права оступиться, ошибиться: от них постоянно ждали каких-то значимых поступков. Однако, если для светских знакомых было важно, умна ли жена Пушкина, для него самого вопрос состоял в другом: поэт ценил жену за ее душевные добродетели — кротость и смирение, удивительным образом отраженные в ее облике:

Гляделась ли ты в зеркало и уверилась ли ты, что с твоим лицом ничего сравнить нельзя на свете, а душу твою люблю я еще более твоего лица.

«Сказка о мертвой царевне и семи богатырях», написанная осенью 1833 года, во многом — история вхождения в свет жены Пушкина. Эта сказка — о моральных общественных отношениях: «Свет мой, зеркальце, скажи»… Произведение поэта оказалось провидческим. В реальной жизни Н. Гончарова легко попалась в сети лжи. По странному стечению обстоятельств, «Сказка о мертвой царевне» была помечена Пушкиным 4 ноября 1833 года, а три года спустя — день в день — на семью поэта, его жену и их дом обрушилась клевета, за которую ему пришлось расплатиться жизнью.

Впрочем, мнение общества о Н. Пушкиной обычно отражало отношение не столько к ней самой, сколько к ее мужу. Более сочувственными выглядят оценки людей, благорасположенных к Пушкину, более уничижительными — высказывания его недругов. Последние с радостью отмечали любые неловкие шаги молодой женщины в свете.
В начале 1840-х годов, уже будучи вдовой, Наталья Николаевна вновь появилась в петербургском свете. Князь Вяземский, друг поэта Пушкина, напомнив ей о всегда подстерегающей опасности, заметил:

Вы слишком чистосердечны, слишком естественны, слишком мало рассудительны, мало предусмотрительны и расчетливы. То трудное положение, в котором вы находитесь, отчасти проистекает из-за вашей красоты. Это — дар, но стоит он немного дорого. Вы власть, сила в обществе, а вы знаете, что все стремятся нападать на всякую власть, как только она дает к тому хоть малейший повод. Вы роковым образом не умели никогда взять выигрышную роль, которая предназначена вам природою и принадлежит по самому законному праву. Вы не умеете царствовать. Не стоило быть столь прекрасной, как вы, чтобы достигнуть такой печальной цели.

Прав был Вяземский.

Совершенно очевидно, что светское общество именно из-за красоты и простодушия обвиняло Наталью Николаевну во всех грехах, которых она и не совершала, и «раздувало чуть затаившийся пожар»…

В предъюбилейные дни 1999 года нам посчастливилось побывать в Пскове, в Пушкинских горах, где получили в подарок книгу «Письма Пушкина к жене». Их семьдесят восемь, и во всех — излюбленные обороты, употребляемые поэтом: «женка», «жена», «милый мой ангел», «ангел мой, Таша», «Наташа, мой ангел», «мой друг», «милый друг». Заканчивались письма обычно очень доброжелательно: «благословляю», «Христос с вами», «Addio, vita mia; ti amo» (Прощай, жизнь моя, люблю тебя» — итал.), «прощай, душа».

Проявление любви и забота о семье, стремление выглядеть надежным и сильным звучат в каждом письме. К примеру: «Не можешь вообразить, какая тоска без тебя», «Тебя, мой ангел, так люблю, что выразить не могу…», «Конечно, друг мой, кроме тебя, в жизни моей утешения нет — и жить с тобою в разлуке так же глупо, как и тяжело». Еще один пример: «Письмо твое меня огорчило, а между тем и порадовало; если ты поплакала, не получив от меня письма, стало быть, ты меня еще любишь, женка. За что целую тебе ручки и ножки»…

Иногда Пушкин журит жену за какие-то слишком самостоятельные поступки или оплошности: «цалую твой портрет, который что-то кажется виноватым»; «деру тебя за ухо и целую нежно, как будто ни в чем не бывало», «с ума сошла, что ли», «какая ты дура, мой ангел», «какая ты безалаберная».

В то же время поэт постоянно поощрял действия жены:

Ты молода, но ты уже мать семейства, и я уверен, что тебе не труднее будет исполнить долг доброй матери, как исполняешь ты долг честной и доброй жены…

Во многих письмах Пушкин сочувствует жене по поводу трудностей управления домом:

Я же все беспокоюсь, на кого покинул я тебя! На Петра, сонного пьяницу, который спит, не проспится, ибо он и пьяница, и дурак; на Ирину Кузьминичну, которая с тобою воюет; на Ненилу Ануфриевну, которая тебя грабит. Ах, женка душа! что с тобою будет?

В другом письме:

Здорова ли ты, душа моя, и что мои ребятишки? Что дом наш и как ты им управляешь?

А домом Пушкиных управлять было нелегко. Заботы о нем ложились на хрупкие плечи Натальи Николаевны, поскольку Александр Сергеевич был постоянно в разъездах…

В доме Пушкиных постоянно пребывало 15 человек — повар, кухарка, конюх, горничные, няни, кормилицы. Всем находилось дело. Горничные убирали комнаты, помогали хозяйке и детям в переодевании и умывании, чистили и ремонтировали одежду, подавали на стол. Кухарка ходила с поваром за провизией, стряпала, мыла полы. Прачка стирала в специально устроенной в доме прачечной. За одеждой и внешним видом барина следил его камердинер, а отдельный лакей должен был бегать по городу, исполняя мелкие поручения. Особый лакей всегда должен был находиться при входе в дом, выполняя функции швейцара. Кучер и конюх присматривали за лошадьми и состоянием экипажей, а иногда еще и выполняли функции истопников.

Обычно челядь вместе со своим нехитрым скарбом размещалась кто в комнатах при кухне или прачечной, кто непосредственно в доме: горничные и лакеи часто спали в соседней от господ комнате, размещаясь на сундуках. Мужчины — в передней, женщины — на половине хозяйки. Всех их полагалось кормить, а тех, кто находился на глазах у посторонних (швейцар, кучер, горничная, накрывающая на стол), еще и хорошо одевать.

Нередко городская прислуга, в особенности наемная, норовила обмануть господ. Многие подворовывали, выуживая лишние деньги на всяческие хозяйственные нужды. В особенности отличались конюхи, которым удавалось получать деньги на ненужные ремонты экипажей и конской сбруи, излишний корм лошадям.

Таковы были житейские правила той эпохи, и Пушкины обязаны были соблюдать их.

Естественно, за всем этим отрядом домашних помощников требовались постоянный присмотр и огромные расходы. Первым, как правило, занималась Наталья Николаевна; вторым — сам поэт. Хотя и Наталья Николаевна нередко изыскивала средства из своего небогатого приданого. Не случайно Александр Сергеевич восклицал:

Мой ангел, ты умна, ты здорова — ты детей наших кормишь.

Но не только дом держала в руках Наталья Николаевна. По ее просьбе целыми возами перевозили бумагу из Полотняного Завода — вотчины Гончаровых — для издания трудов Пушкина, а потом и для журнала «Современник».

Частенько она перечитывала и переписывала произведения мужа.

Действительно, Мадонной, ангелом-хранителем была Наталья Николаевна для Пушкина, и не только для него. Простые люди «жалели» барыню-красавицу, а по-русски, говорят они, «жалеть» — значит любить. Многие из знавших дом Пушкина рассказывают один и тот же эпизод: «Федька, принеси самовар», — скажет она и так посмотрит, что Федька улыбнется во весь рот, точно рублем его одарили, и опрометью кинется исполнять приказание.

В 1834 году Александр Сергеевич, обращаясь к «своей Мадонне», напишет:

Пора, мой друг, пора! Покоя сердце просит —
Летят за днями дни, и каждый час уносит
Частичку бытия, а мы с тобой вдвоем
Предполагаем жить… И глядь — как раз — умрем.
На свете счастья нет, но есть покой и воля.
Давно завидная мечтается мне доля —
Давно, усталый раб, замыслил я побег
В обитель дальнюю трудов и чистых нег.

Прекрасная Мать — Мадонна, Наталья Николаевна за шесть неполных лет совместной жизни с А. Пушкиным родила четверых детей: Машу, Гришу, Сашу, Наташу. Жена Пушкина свято верила, что молитва Матери «со дна моря поднимает», а «благословение отчее утверждает домы чад». Сам поэт воспринимал детей как что-то, навек не отделимое от него самого, трогательное и бесконечно дорогое. И потому, наверное, он часто просил тещу Наталью Ивановну помолиться о семье. В письмах же к жене он благословлял детей каждого по имени. А друзьям с гордостью говаривал:

Представьте себе, что жена моя имела неловкость разрешиться маленькой литографией с моей особы.

Поэт не раз задумывался о будущем своих детей. Среди его рукописных сокровищ имеется автограф, посвященный потомкам:

Бескорыстная мысль, что внуки будут уважены за имя, нами им переданное, не есть ли благороднейшая надежда человеческого сердца?

Наталья Николаевна родила и вырастила четырех детей А. Пушкина и трех — П. Ланского, второго ее мужа. По понятиям XX века она вполне может быть причислена к разряду многодетных добропорядочных матерей. Дочь Натальи Николаевны Александра Ланская написала о последних минутах жизни матери:

…превозмогая страдания, преисполненное любовью материнское сердце терзалось страхом перед тем, что готовит грядущее покидаемым ею детям…

Собственно, сама природа наградила Наталью Николаевну материнским знаком — знаком Девы.

Скончалась Наталья Николаевна 26 ноября 1863 года. Похоронена на Лазоревском кладбище — некрополе XVIII века Александро-Невской лавры. Эта обитель находится на южных подступах к Петербургу у впадения Черной речки (ныне Монастырка) в Неву…

И опять «странные сближения»: поэт был смертельно ранен у Черной речки, его красавица жена — Мадонна — нашла упокоение там, где воды Великой Невы поглотили воды Черной речки…

Верная памяти Пушкина и в интересах детей, Наталья Николаевна начала издание нового собрания сочинений поэта.

Она передала литератору П. Анненкову «два сундука» с рукописями и делилась с ним воспоминаниями о Пушкине.

В 1855-1857 годах издание было осуществлено вместе с «Материалами для биографии» поэта. Оно стало первым научным изданием сочинений Пушкина.

Валентина ВОРОПАЕВА,
профессор Кыргызско-Российского Славянского университета.