На склоне лет начинаешь философствовать, но окружающие воспринимают это как брюзжание. Ничего не поделаешь, в наших глазах пращуры тоже казались брюзгами.

С новой эпохой появляются новые пристрастия: чем больше наш быт обихаживается, тем больше тяга к прошлому.

Сегодня бытует фраза: «Унитаз — лицо хозяйки». Уберите скабрезные улыбки, они вам еще пригодятся.

Наступает возраст, когда мужчин тянет к общественным сортирам. В разных странах, по разному поводу.

«Там, за океаном, трезвый или пьяный, не видно все равно», — как пелось в одной из песен, — лауреат Нобеля, главный чиновник страны, озаботился правами меньшинств — тех, кто меньше по возрасту, и большинств — тех, кто представляет сексуальные так называемые меньшинства. Теперь в школах кто громко крикнул о своей нетрадиционной половой принадлежности, меняет ориентацию сортира. Отныне там не скажешь: «Мальчики — налево, девочки — направо». Каждый волен нарушать тайну испове…, простите, экскрементального пространства. Ну, с мужским полом понятно, с раннего юного возраста тянет неудержимо познать тайну того, что кроется за дверью, на которой силуэт в юбочке.

Но… оказывается, что и тонкие-звонкие существа жаждут сменить среду сортирного обитания. Казалось, ну поменяйте комнаты и… ан, нет. Хочется общественного совместного очищения организма. Не всем, а только прокричавшим…

Борис Пильняк (был такой писатель в 20-30-е годы двадцатого столетия) удивлялся, попав в Китай, что не заметил там разделения общественных туалетов на мужские и женские, а на пляжах, если ты воспользовался переносным, то тебе еще приплачивали: продукты твоей жизнедеятельности — основа органических удобрений. На другом конце света, в другой стране, министр культуры эту самую культуру пристально искал средь общественных гальюнов дружественной державы, а обнаружил в мужских отделениях юных дев третьей страны. И душа его болью и негодованием переполнилась, и разгорелся межгосударственный скандал. Полетели друг в друга эпистолы — гневные, не музыкальные ноты. И никто не озаботился вопросом, сколько деревьев для их производства срублено и, более приземленно, сколько туалетной бумаги из них можно было бы произвести?.. Никто не изрек: «Каков министр — такова и культура!» или «Какова культура — таков и министр!» Последнее замечание несправедливо, так как культура не виновата в том, кто ею пытается рулить.

Помните детскую книжку, в которой задавался сакраментальный вопрос: «А у вас?» У нас все иначе: на месте общественного туалета вознесся дворец — интеллектуальный ресторан, напомнивший своим именем, как еще недавно называлась зеленая столица. Не острите: «Шашлычок под коньячок — вкусно очень…» А еще с видом на умные книжки и живопись талантливых художников. Может быть, не только к сердцу мужчины путь лежит через желудок, но он, наполненный, позволяет сердцу потянуться к прекрасному не только на тарелке, но и вокруг… Глядишь, рука потянется к перу, перо, как говорил поэт, к бумаге… и т. д. Родится потребность приобщиться к умным книжкам и искусству. А это можно осуществить и с бокалом вина, и в компании с единомышленниками.

Новый мэр, не в порядке подхалимажа говорю, поражает нетривиальными шагами. По средам он погружается в общественную среду — в прямом эфире «Пятого канала» (к слову, хорошо иметь умный, талантливый, целеустремленный, изобретательный телеканал) слушает и, надеемся, слышит нас. Известно, изольешь душу и легче становится. Наш новый мэр столицы — на первый взгляд, борец за чистоту (без иронии и с восклицательным знаком — посмотрите на мусорные баки, которые своей пустотой радуют глаз. Значит, их часто опустошают те, кому и поручено).

Помните историю? Во глубине веков прозвучало: «Мир — хижинам, война — дворцам!»

А еще он обещал в центре построить… туалеты общественного пользования. Не такие, какие были на автовокзале в г. Рыбачье (самые зловонные в мире, казалось посетителям), а как в Кремле, о которых экскурсанты, посещавшие их, вспоминали еще долго, будто побывали в сказке.

А вы говорите…
Вот так и живем…

А. КАЦЕВ,
профессор.