27 Января — день снятия блокады Ленинграда

Каким же страшным, нечеловеческим испытанием стали почти  900 дней и ночей осады великого города на Неве, что даже спустя десятилетия ком в горле встает, когда слушаешь воспоминания очевидцев блокады. Если быть точным, то ленинградцы жили в ежедневно атакуемом врагом, погибающем, но так и не сдавшемся городе 871 день. Каждые сутки стоили десятков жизней. В этом году исполняется 68 лет со дня прорыва блокадного кольца и 67 лет со дня полного снятия фашистской осады. Ленинградку Александру Федоровну Четверикову война застала десятилетним ребенком, но она помнит ужасы истязаемого, промерзшего и голодного города так, словно это было вчера…

Когда началась война, родители Саши Кудрявцевой (Четверикова она по мужу) ушли на фронт. Папа был кадровым офицером, мама всю жизнь проработала врачом. И девочка осталась со своей бабушкой. «Собственно благодаря бабушке, — вспоминает Александра Федоровна, —  я и осталась жива. Она ни в какую не хотела отправлять меня в эвакуацию. На окраине Ленинграда у нее был домик, там она и прятала меня от переправки в тыл. В годы блокады бабуля делала все, чтобы я выжила. Сама чуть не погибла от голода».
Даже когда город был осажден, Александра пошла в третий класс. Правда, учиться им пришлось в помещении бомбоубежища, так как школа была разгромлена, но потом и там прорвало канализационные трубы, детей  срочно эвакуировали. На этом Сашина школьная жизнь закончилась. Почему-то именно с этим событием у Александры Федоровны связано и начало массового голода в городе. Собственно, так оно и есть. Ведь почти в самом начале войны 10-летний запас продуктов города на Неве сгорел, и, когда в сентябре Ленинград оказался во вражеском кольце, еды в городе практически не осталось.

Вокруг Ленинграда по берегам Невы стояли военно-морские суда, которые и отражали день за днем атаки фашистов.  Саша помнит, что красноармейцы были очень плохо оснащены. Даже в холодные зимние месяцы солдаты были в тоненьких, невероятно длинных, неудобных шинельках, полы которых им приходилось подворачивать, чтобы они могли передвигаться. «Прямо по жидкой грязи вручную волокли они свои орудия. На ногах были обмотки, только у некоторых — ботинки, сапог не было ни у кого, их выдавали только офицерам, а на голове — «буденовки». Представляете, это в ленинградскую-то стужу. Тогда ведь и природа была против нас, зимы были невероятно морозные и снежные, сугробы в городе покрывали первые этажи домов, снег никто не убирал». Переоснастили армию, как вспоминает Четверикова, только в 1943 году. «Тогда солдат одели в полушубки, теплые шапки и валенки. Впервые вместо лычек у них  появились погоны на плечах».
Самые тяжелые первые годы войны армия и тыл продержались на невероятной сплоченности советских людей, общем духе сопротивления вражескому нашествию,  уверена моя собеседница. «Я даже своим еще тогда детским сознанием ощущала, насколько сплоченным, монолитным был в те дни наш народ, — говорит она. — Если бы не эта решимость, вера в победу, мы, наверное, не одолели бы такого хорошо оснащенного, организованного и жестокого врага. Педантичность немцев — их неоспоримое качество, вот и бомбили они блокадный город с немецкой пунктуальностью. Ранен был за время вражеской осады каждый дом в Ленинграде», — вспоминает блокадница».
Пока не грянули сильные морозы, Саша с бабушкой во время воздушной тревоги спускались в подвал, беря с собой только небольшой чемоданчик, в котором были сложены их документы. Звуки, хоть чем-то напоминающие грохот бомбежек и артобстрелов, и по сей день вызывают ужас и вводят в ступор. «Я до сих пор любого резкого, громкого шума боюсь, — откровенно признается пожилая женщина. — Даже звук перфоратора во время ремонта вызывает у меня самые тяжкие воспоминания об ужасах войны, и невольно начинает так трясти, что страх парализует все тело».
Когда в Ленинграде еще ходили трамваи, Саша ехала, как сейчас помнит, по Восьмой линии, как вдруг раздался вой сирены. Вагон остановился, пассажиры повыскакивали, но не все. Прямым попаданием бомбы разорвало трамвай, погибли те, кто не успел выпрыгнуть из него. Однажды на улицы города налетели «месеры», девочка вместе со всеми побежала прятаться, когда прямо перед ней упал смертельно раненный матрос. «Почему-то мне врезались в память его разбитые часы на руке, — вспоминает Александра Федоровна. — Он приподнялся, посмотрел на меня и сказал: «Идешь, девочка? Ну, иди-иди, а я уже всё…».
Но особенно ужасающим воспоминанием блокадного детства Четвериковой осталась картина, когда во время очередного внезапного вражеского нападения на Среднем проспекте Васильевского острова осколком снаряда ранило лошадь, запряженную в солдатский фургон. Невзирая на смертельную опасность, жители города повыбегали из своих укрытий и стали рвать куски мяса с туши еще агонизирующего животного.
Люди погибали от голода, обессилевшие замерзали, падая прямо на улицах. «Умирали, конечно же, в основном старики и дети. Потому что все, кто был хоть сколько-нибудь трудоспособен, либо воевали, либо работали на оборонных предприятиях, либо эвакуировались. Моя подруга, учились мы с ней в одном классе, умерла, и тело ее еще месяц не хоронили, чтобы пользоваться ее продуктовыми карточками, — рассказывает моя визави. — Вообще, тела умерших хоронить не могли, их оборачивали чем-нибудь и складывали прямо на лестничных площадках. Потом ездили специальные бригады девушек, которые вывозили трупы».
В городе не работали никакие учреждения, только несколько хлебных магазинов, да еще радиотарелка, предупреждавшая об авианалётах. Не было, понятно, ни света, ни воды. Освещались коптилками, заправленными чем-нибудь масляным, а окна в домах были забиты чем попало, только бы не пропускали дикий, пронизывающий холод с улицы. В домах сожгли все, что могло гореть, чтобы хоть как-то обогреться, все более или менее ценные вещи обменивались на продукты. Весной стали сажать крапиву и лебеду, чтобы  чем-то прокормиться. Бабушка Саши уже опухла от голода, когда отец добился для ее мамы возможности приехать и быть с малолетним ребенком, оставшимся на попечении старушки. «Мама привезла свой офицерский паек. Там были гречка, хлеб,  — вспоминает моя героиня. — Нас с бабушкой это, конечно, спасло от неминуемой гибели».
Как бы то ни было, «блокадные дети», как называют себя уже преклонного возраста люди, объединенные в Кыргызское общество блокадников, всегда поражают меня каким-то особенным жизнелюбием, стойкостью и поразительной хлебосольностью. Им, познавшим муки голодной смерти, бессмысленных убийств войны, кажется, известно что-то совершенно особое о цене человеческой жизни. Вот и Александра Федоровна повела меня после нашего с ней разговора на свою крохотную кухоньку. «Без своего фирменного чая я вас не отпущу», — категорично предварила она свое приглашение.
В Бишкек жительницу города на Неве занесла судьба. Еще учась в десятом классе (лет-то ей уже было 19), она вышла замуж. Муж был военным, с ним она и уехала сначала в далекий Владивосток, а потом сюда, во Фрунзе. Здесь выросли двое ее детей. Теперь они  разлетелись кто куда, но вот внуки навещают. Соседи заходят частенько проведать, да и сама А. Четверикова — человек на редкость активный и общительный. У нее немало случайных знакомых, ставших ей настоящими друзьями. Вот и социальную работницу Октябрьского района соцзащиты Айтбюбю Кожокматову она своим другом считает. «Очень хорошо она работает, — говорит пожилая женщина, — ну просто молодец, такая внимательная, заботливая. Спасибо ей за труд».
До самой пенсии А. Четверикова трудилась врачом, не имея ни одного больничного листа, а потом вдруг загремела в больницу с серьезным диагнозом. Едва поправившись, она сразу вышла на работу, которая ее и спасла, уверена женщина. Посетовала моя собеседница, что газету нашу она уже не получает по бесплатной, льготной подписке, как это было год назад. «Как жаль, — сказала она, — я ведь, знаете, три года назад плохо слышать стала, так что телевизор смотреть не могу. А вот глаза еще, слава Богу, видят, и я бы с удовольствием читала, узнавала новости». Увы, вопрос бесплатной подписки для пенсионеров в компетенции правительства, а не редакции. Но вот номер с материалом про нее я, конечно, Александре Федоровне принесу лично. И хотя блокадница призналась, показав свое нарядное платье с медалями и наградами, что надевает их редко, я считаю, что «дети блокады» уже потому герои, что, пройдя сквозь ад нечеловеческих испытаний, сумели сохранить в себе самые лучшие человеческие качества. Низкий вам поклон, блокадники, от всех нас! И позвольте поздравить вас с этой скорбной, но великой датой — днем, когда отступил враг, так и не сумевший покорить могучий и прекрасный город Ленинград.

Чинара АСАНОВА.
Фото автора.