С этим полотном кыргызской творческой неординарности столкнулся на житейской волне. В очередной приезд в Бишкек свояченица взволнованно заговорила: «В свое время пропустила. Сейчас концы связались. Есть картина большого художника, который изобразил маму в молодости. Не поверишь, точно она!” — И добавила: «Автор перед своей юбилейной выставкой сам позвонил, пригласил на торжество и сказал там, у картины, что написал по памяти её, свою односельчанку». Выяснились и другие подробности. Впрочем, некоторые из них мне известны и лишь освежились в памяти, с другими столкнулся впервые. Пришлось идти в Государственный музей изобразительного искусства, вникать в замысел художника, в обстоятельства создания этой, положа руку на сердце, очень заметной для живописной национальной школы работы. И в линии ее сюжета…

Это личный момент. Как один из векторов темы. Жаль, коротко не изложиться. Слишком сложное затронуто. Можно разделить на части. И каждая отработает за целое. Но тогда уйдет главное, ради чего и начал этот разбор. А нам потери не нужны. Поэтому прошу чуть запастись терпением. Право, эта важность того стоит.

Но сначала определимся с местностью. У подножья тянь-шаньского хребта Ала-Тоо, перевод которого обращает внимание на природную данность — «Высокие Горы», — сохранился, и не только в названии, крупный след бывшей казачьей станицы Беловодской. Той самой, в которой, как когда-то меня убеждали, разворачивалось действие известного романа «Мятеж» пера Дмитрия Фурманова. Того самого. В считанных километрах — город со странным названием Кара-Балта, что в переводе «Черный Топор». Строго к югу от него — большой аил Сары-Булак, название которого в тюркских языках означает «Желтый Родник» или «ручей». Ни родника, ни ручья не видел, разве что след русла бывшей горной речки. Высохшей. Ледники в горах начали таять относительно давно, но быстро.

Сохранился по валам когда-то отсыпанной земли и след бывшей здесь давней казачьей крепости. На ней сегодня — аильное кладбище. Это к тому, что места древние, с очень непростой, но все еще плохо познанной историей. По разным причинам.
Почти каждый год приезжаю в это село, чтобы побродить с фотоаппаратом по окрестностям. Тем более что на местном кладбище уже немало собственных знакомых. След быстротечности земного бытия и место размышлений о сущем. С закономерным вопросом: а что там — за чертой? Неужели и впрямь ничего? Как-то обидно и даже в чем-то несправедливо. Жил, радовался, страдал, что-то делал, куда-то спешил. И вот итог всем твоим хлопотам и заботам, весь след жизни? Для этого ли в нее входил? Или все сложнее?

Картинку из моего фотоаппарата наверняка видел и автор полотна — крупный и хорошо известный не только в родных краях художник Жоомарт Кадыралиев. Много лет она была привычным видом из его родового дома. Такая она в конце лета — начале осени. По весне здесь у всего совсем иные краски. Все цвета бытия и сотни оттенков. Но в молодости оттенки как-то мало задевают внимание. Не до них. Иных тем для рассуждений, оценок и интересов — с избытком. Но всегда приходит пора, когда наступает черед и этих. Их итогом стала и эта живописная работа с емким авторским названием «В памяти!» («Эсимде!»).

Но прежде чем говорить о конкретике обстоятельств и сюжете этой картины, что в нашем аватаре, кому-то напомню, а многим поясню. Жоомарт Кадыралиев (1946-2015) — советский и кыргызский художник, народный художник Кыргызской Республики, лауреат Государственной премии имени Токтогула Сатылганова — прославленного сказителя эпоса и исполнителя собственных сочинений. После учебы во Фрунзенском художественном училище — студент Московского государственного художественного института имени В.И. Сурикова. След этой творческой школы легко виден во всех работах мастера. За его плечами отметилась и аспирантура Творческой мастерской живописи при Академии художеств СССР. Он автор большого числа станковых произведений, в том числе серии сюжетов по мотивам одного из крупнейших в мире, если не самого крупного, эпоса «Манас». Он же инициатор создания и установки в Москве памятника этому эпическому герою — носителю основных философских начал народного бытия. Не столько подозреваю, сколько знаю наверняка: следы языка степняков, тронутого ими в своем могучем эпическом создании, без особого труда, без особых усилий отыскиваются по всей окраинной части южно-русской степи. И не только. Что для отдельного разговора. Но один из них, следов, у нас еще будет возможность представить по мере углубления в тему. Жоомарт Асаналиевич известен также и как автор собственных популярных музыкальных произведений.

Творец, щедро наделенный талантом, за не очень, видим, щедро отмеренный ему отрезок собственной жизни сумел сделать на удивление многое. И даже сформировать в собственном творчестве акцентную точку схода всего, что будоражит сознание, побуждая не просто к творчеству, а философскому осмыслению земного и горного миров. Удел, стезя, мука действительно неординарных дарований.

На первый взгляд, сюжет картины Ж. Кадыралиева «В памяти!» — из вечных. В принципе, возможна и прямая трактовка. Она вроде бы даже на поверхности. И в таком варианте тоже ей, как говорится, нет счета. Но в попытках глубже проникнуть в представленный образ приходит понимание, что все сложнее. Вплоть до высших степеней осмысления сущего и человека в нем. Как и его возможностей. Именно эти возможности нас здесь и интересуют больше всего иного.

Поэтому сначала о героях, точнее — авторских образах. Один из них представлен Сюйменкулом Чокморовым (1939-1992), имя которого знали на всем пространстве Союза, и за его пределами. Народный артист СССР, актер, хорошо известный по популярным тогда так называемым среднеазиатским вестернам, в частности, по роли Карабалты в фильме «Алые маки Иссык-Куля». Много снимался в экранизациях по ранним повестям Чингиза Айтматова.

Чокморова считали одним из самых узнаваемых актеров нашей общей тогда большой страны. Знали его и как живописца — с базой Ленинградского института живописи, скульптуры и архитектуры. Что рукой подать моей собственной питерской альма-матер — через два дворца по Университетской набережной. Довольно часто встречались с именитостью в редакции лидировавшей в то время во всей Средней Азии, и не только, газеты «Советская Киргизия» — периода редакторства незаурядной во всей советской журналистике личности — В. Шепеля. Треп без повода в редакционном секретариате ничего уж очень памятного, увы, не оставил.

Хотя бы потому, что меня самого тогда остро будоражили острейшие темы совсем других срезов, очень далеких от проблем кино и культуры. Разве что осталось в памяти ощущение колоссальной незаурядности, заложенной природой в этот творческий носитель, ее сдержанности и четко выраженной целеустремленности. Тогда даже представить не мог, что это — след попыток вырвать самого себя из цепких лап жестокого недуга, который буквально по пятам преследовал его с детских лет. Он как бы стремился сделать нечто главное, ничего не расплескав и не упустив.

В республике тогда было немало людей, которые вполне могли представить роль образа, выбранного Жоомартом. Он предпочел вполне узнаваемого на полотне С. Чокморова. Душевная сила и житейская стойкость, мудрость не по возрасту, как дар высших сил, щедро отмеренные таланты и преодоление всего, что встречается на житейских дорогах. Мне представляется, что именно этим и определен выбор одного из образов этой работы.

С подбором второго ключевого образа особых проблем у автора полотна не возникло. Взял то, что пришло по памяти из детства. Старшая из семерых дочерей аксакала Исаке (от Исы — по исламскому обозначению имени Иисуса) всегда была на общем сельском виду. Он это помнил. Безумно красива в его подростковом восприятии, общительна, доброжелательна, все село знало и помнило, что это к ней в село приезжала московская именитость. С предложением роли в очередном своем фильме — практически несбыточная мечта любой девушки. Речь о В. Раппопорте (1907-1975), лауреате бессчетного числа высших государственных премий и авторе бесчисленных фильмов, которые смотрели все — «Она защищает Родину», «Молодая гвардия»… Короче, много больше, чем именитость. Она решительно отказалась. Все село знало, помнило и долго судачило о том, как некий пилот, пролетая над ее домом, прямо под ее окна бросил букет цветов. Это была сама мечта в наглядном ее воплощении. Несбыточная, но вполне реальная. Это по такому случаю поэт когда-то сказал: «Я был еще дитя; она уже прекрасна…». Как такое забудешь? Став профессионалом в своем цеху, Жоомарт об этом вспомнил. То, чего не забывал.

Размышляя об основах сущего, он представил его в виде двух знаковых для него фигур, что спиной друг к другу создают двуединую опору мира в виде горного пика на фоне бездонной небесной сини в ее бесконечности. Тема человеческого интеллекта, природной силы, красоты и вечности мира. Если у того будет именно такая опора. Почему в виде пика? Сказать, что горы для него — естественность, означает заметить тем лишь частность замысла. Кто хоть чуть знаком с русским эпическим наследием, хорошо знает, что и в нем горы — это некая сакральная обитель, хранилище духа, души, вековых тайн прошлого и будущего во всех их проявлениях. Это вместилище силы во всех ее проявлениях и душевной человеческой красоты.

В этой связи напомню, что в русском былинном эпосе так называемого киевского цикла еще только претендент в герои отправляется к этому источнику на берегу дальнего северного моря — к горе Меру, обиталищу богатыря Святогора. Откроем сборник былин — в месте его поминания: «На тых горах высоких, На той святой горы Был богатырь чудный…». Эпический текст с речевыми архаизмами, но имя богатыря, что обретался у северной горы Меру, и сам текст дают понять, что святая гора и есть сам богатырь. Во всяком случае, речь идет о едином, целом, что не такая уж и редкость в эпических сказах.

Любопытно и то, что гора с таким названием поминается в нескольких местах континента — например, находим ее на юго-востоке (в камбоджийском храмовом комплексе Ангкор-Ват) и далеко за его границами в относительно горной части Африки. Важно здесь и то, что этот былинный цикл записан вовсе не в Киеве, как это можно предположить, а в местах арктического побережья, на берегу Белого моря. Гидронимы — названия рек, Киевщины аналоги архангелогородских. Это означает, что часть северного населения некогда спустилась с давно обжитых высоких широт до степного пояса Евразийского континента и закрепилась на новых для себя территориях, принеся с собой не только привычные названия прежних мест обитания, но и эпическое наследие. По петроглифам Тянь-Шаня след этого перетока отчетливо просматривается на камнях Тянь-Шаня, что также — разговор в рамках иной темы.

На Тянь-Шане — след этого же самого переселения и почитание священного пика Хан-Тангри как прообраза горы Меру. В том, что место действительно святое, убедился сам. Воочию. Видел в свое время это диво-дивное с борта военного вертолета Пржевальского погранотряда. К метафоричному восприятию подводит четкая пирамидальность этого природного чуда. Природного? Дело в том, что природе чужда четкая геометричность. Во всяком случае, в таком масштабе материального мира. В конце концов не военный же это радар, для которого форма пирамидального оформления признанно считается наиболее эффективной. Тем не менее — думаем мы, думал и предок. Результат таких раздумий может быть разным. Часто не в нашу пользу. Явно глупеем.

Все это к тому, что не простой это художник — Жоомарт Кадыралиев. Но окружающий нас мир еще сложнее. Насколько, пока приходится только догадываться. В том числе и по творчеству другого национального мастера Байдылды Арыкова. С его работами столкнулся несколько лет назад в картинной галерее. Той, что в старом городском Дубовом парке. Хотел даже купить. Но представив унизительные погранхлопоты, затею оставил, о чем не раз жалел.

Зная сегодня другие работы этого художника, я не стал бы подвязывать к его творчеству разные новомодные определения. Каждый по-своему заполняет пустоты еще слабо познанного. В том числе в живописи. Сам мастер считает себя нонконформистом. Что представляет вроде бы как несогласие с общепринятыми, точнее, привычными, в искусстве (и в чем там еще) подходами. И никакого такого особого «нон» не заметил. Да, есть свой взгляд, собственные виды на отражение реальности, что, собственно, и формирует из хорошего ремесленника настоящего художника. А то, что поиски последнего могут принимать несколько странные формы, вовсе не означает, что оценщики живописи в самом деле отыскали нечто совсем уж из ряда вон. Мир настолько сложен и многообразен, что, покопавшись, можно обнаружить в нем немало любопытного или, повторимся, нечто совсем уж из ряда вон. На первый взгляд. Но, пообвыкнув и присмотревшись, увидишь неординарный поиск, мысль и стремление передать их как можно точнее. Собственно, это и есть творчество. Претензии же на революционность всегда заканчиваются плохо. Лучше уж без мудрствований. Проще заявить о себе стремлением не к форме, а глубине. Это всегда заметней. Особенно, когда остаешься самим собой.

Но здесь речь о конкретной задумке и ее творческой реализации. Да, вроде бы сюжет странный, поскольку его основная идея не выражена столь четко, как у Жоомарта Кадыралиева. Но это не означает, что ее вовсе нет. Мы разбирали это полотно с крупным, хорошо известным украинским и румынским археологом Иваном Писларием (Ион Пислару), который в свое время был заместителем директора по науке музейного комплекса Киево-Печерской лавры.

Оценивая работу, Иван Афанасьевич обозначил ее тему как попытку художественными средствами наглядно представить зрителю процесс исхода всего сущего на планете из Хаоса в первичном его состоянии. В классической индоиранской, если хотите — арийской, его трактовке. Это когда начало всех начал представляется в виде серебряного Мирового яйца, из которого, если следовать в нашем случае логике философа А. Лосева, вызреют, оформятся первичные бог неба Уран и богиня земли Гея. Рядом с троном этого первозданного Яйца видим образ все той же горы Меру в ее антропоморфном (человекообразном) оформлении. Помним. Как и то, что знак этого Яйца представляется в исламских мечетях. Как символ космического и человеческого, земного и небесного. Об этом достаточно подробно рассказывается в широко известных работах Е. Блаватской. Что и как было на самом деле — разбираться, как говорят во Франции, яйцелоговым. Мы же, к слову, заметим, что в междуречье Днепра и Десны большинство никем и никогда не считанных древних городищ — прообразов будущих церквей отсыпано в форме этого первичного яйца. Из тех, что видел сам. В центре ставили родовой формы идола. Типа Збручского, со временем он трансформировался в церкви и мечети характерной формы — привычно родовой, то есть фаллической. Отсюда и практика украшательства обрезанием в исламе и иудаизме, бывшими до позднесредневекового периода так называемой жидовствующей частью православия. Только затем — раздел.

Не случайно Москва изначально заложена в форме яйца, знака сакрального центра. Отсюда название. «Моск» в английском до сего дня сохраняет смысл понятия «мечеть», то есть центра моления. То же с Дамаском. Таких наглядных следов, как говорится, без счета. Несмотря на попытки тщательного сокрытия реальности. Великого архангелогородца Михайла Ломоносова за попытки противостоять такому замыливанию почти на год определили в зиндан. По приговору о смертной казни. Легко отделался.
Закономерное сплетение по мере развития философских начал (христианских, исламских, иудейских), — наглядная демонстрация их в единстве и общности истока. Есть иные суждения?

В этой же связи, обратив внимание на цветовое решение второй работы, вспомним, что железный хромец Тимур похоронен в Самарканде вовсе не по исламскому обряду как это вроде бы должно быть, если исходить из не сегодня придуманных исторических научных канонов, вроде бы единственно правильных), а христианскому. Хотя в этом случае уместней говорить о родовой традиции, что не принципиально. Важнее другое: в месте упокоения останки воителя под нефритовым надгробием со знаком бога Рода, но уже в несторианском его оформлении, осыпали красной охрой — священным цветом индоариев. Он, этот цвет, также представлен на картине художника. В подаче трона, в окрасе земли под ним. Что никак не случайность. Как не случайность и то, что почитаемые священные черепа (лбы) кыргызских предков, раскопанные на Енисее, также освящены все той же охрой. Как и уже помянутый Збручский идол, найденный на нынешней территории Польши. Лобное место на Красной (от цвета все той же охры) площади Москвы — след одной традиции. Давней. Очень и очень. Как и смысл сакральных понятий, типа красный угол, красная нить, красная линия…

Космическое Яйцо со временем, то есть с осмыслением возможных начал сущего, несколько изменило свою форму. Его смысл стал подаваться в виде женских богинь и трансформировался на сегодняшний день в Богоматерь, что больше закономерно, чем чудесно. Тот же процесс коснулся и трона, который изначально представлял Урана, затем бога-быка Зевса, он же Юпитер, потом принял известный ныне вид Божественной Троицы или феномена действительно чудесной троичности. Без натяжек и иронии. Но был и божественный бык. Отсюда характерная переходная форма трона на скульптурке, которая еще во времена Викентия Хвойки, официального открывателя этой культуры, отыскалась при раскопках у села Триполье вблизи Киева. Этот археологический период широко известен специалистам под названием “трипольской культуры”. И поскольку включает практически всю территорию нынешней Румынии и много дальше, то обозначен наукой как культура Кукутени, в совмещенном состоянии — как Кукутень-трипольская. Но это строго научное определение ровным счетом ни о чем не говорит. Потому, что следы отыскиваются на Памире, на Тянь-Шане и Алтае, в Корее, Камбодже и Японии, по всей территории Индии и Китая, особенно в восточно-туркестанской части последнего. И даже в сознании далеких от проблем археологии кыргызских художников.

И не только кыргызских. Мастер русской живописи Валентин Серов пытался передать этот же самый образ в своем известном полотне «Похищение Европы» (1910 г.). Говорят, после поездки на Крит мучился, что-то настойчиво искал, сделал несколько вариантов сюжета, даже повторил тему в фарфоре. Но сравним образы и даже цветовую гамму с работами кыргызских мастеров. Надо очень постараться, чтобы не заметить единства темы и визуального сходства в ее решении. Но главное, что хотел сказать? Не то ли в конце концов, что через четыре года начнется Первая мировая война, которая перевернет мир? Кто знает. Ответа на этот вопрос нет. Критики живописи отвечают на него просто: увидел, впечатлился, отразил. Но это примитив, с которым стыдно обращаться к внемлющей публике. Тем не менее обращаются.

Мне могут намекнуть открытым текстом: за примитив ответишь! Тем не менее настаиваю. Хотя бы потому, что в недавние времена в печати появились отчеты главы экспедиции на Русский Север (архипелаг Кузова в Белом Море) Сергея Балалаева. Она исследовала древности этого края. И на одном из островов в час зимнего солнцестояния (21-23 декабря 2011 года) на острове Чернецком обнаружила этот мегалит в знакомой форме. Помним? Если уже забыто, то снова обратим внимание. Но уже с осознанием, что это не работа художника, а фотография (В. Мельника), выполненная в урочный час и с заранее подобранной точки съемки. Мастер снимал. Сакральный объект, с помощью которого очень давний предок проводил свои моления. Все тот же трон — в живости и четкости линий, в конкретике материала.

Почти как на полотне Б. Арыкова, но много позже того времени, когда сам Байдылда выплеснул на полотно свои чувства и ощущения от начала всего сущего. В его их индоевропейском, арийском варианте. Понятно, что полного совпадения никто не ожидает в принципе. Но достаточно и того, что есть. Попутно напомню, что именно в этих местах следы неведомого (точнее, прочно забытого) искала специальная экспедиция ОГПУ под руководством Александра Барченко. Похоже, нашла, но с материалов исследования прошлого века (1922 г.) до сего дня не снят гриф секретности.

Видим, что схожими чертами объединены все представленные работы. Общие знаки и образы представлены во всех полотнах живописцев. Если с фотоснимками хоть что-то понятно, то в отношении художников вопросы не снимаются. Откуда они-то черпают свои подходы и трактовки? Знание? Сомнительно. Традиция? Однако как часто сталкиваемся с ее полным и вроде бы окончательным забвением. Всего и вся. Но поди ж ты.

Как работает художник. Любой. Сначала формируется тема. Чаще всего с полной неизвестностью того, что к ней подтолкнуло и что получится в итоге. И почему вдруг? На основе ли неких вызовов времени или личных интересов, твердого знания? Или интуиции, которая как понятие до сего дня не имеет твердой формулировки. Разве что определяется как некая смутная производная сознания, включенного в процесс на пределе возможностей персонального компьютера? Что на плечах. Затем начинается процесс оформления. В некую конкретность. Опять же, не столько с помощью трезвого расчета, сколько вмешательства в него разного рода аллюзий, ассоциаций, ощущений, которые извлекаются из глубин собственного сознания. То есть с пониманием, что используется нечто неизвестное, но где-то хранимое и откуда-то вдруг приходимое.

Есть мысли тайные
в душевной глубине;
Поэт уж в первую минуту
их рожденья
В них чует семена грядущего
творенья.
Они как будто спят и зреют
в тихом сне,
И ждут мгновенья, чьего-то
ждут лишь знака,
Удара молнии,
чтоб вырваться из мрака…
И сходишь к ним порой
украдкой и тайком,
Стоишь, любуешься
таинственным их сном,
Как мать, стоящая с заботою
безмолвной
Над спящими детьми
в светлице, тайны полной…
(Аполлон МАЙКОВ, 1886)

Намекаю на следы некой активности мозговой деятельности? Почему бы и нет? Помянутый Александр Барченко свою экспедицию в Карелию готовил в советах с академиком В. Бехтеревым. Факт известный. Все то, о чем здесь говорится, в общем-то тоже не в новость. Специалистам в области психологии и мозговой деятельности все это известно. И даже в больших масштабах. Меня же здесь подкупает всего лишь возможность проиллюстрировать феномен, наглядно показать, что он всегда рядом, в нашем окружении, и составляет часть мира, о котором у нас все еще так мало собственных знаний, а еще меньше — критического и трезвого к нему отношения.

О том, что из прошлого можно черпать информацию, в том числе и таким образом, известно давно. Чтобы это понять, достаточно чуть внимательней вчитаться в прозу хотя бы Николая Гоголя. Это хорошо видно по творчеству, научной деятельности множества именитостей. Просто здесь такая возможность представлена в художественной наглядности. Из прошлого — да, вроде бы понятно. А из будущего?

Похоже, что тоже можно, о чем знаю, в том числе по собственному опыту. И не только. Приведу примеры. Однажды, увы, уже давно, нас, восьмой класс, отправили на помощь изнывавшим от беспробудного труда местным колхозникам. То ли лен вязать, то ли картошку собирать. Сидели перед школой в кузове видавшего виды «студера» с явным фронтовым прошлым и, как водится в этом возрасте, слегка дурачились. В этой суете и шуме обратил внимание на одноклассницу, и, когда оценил ее черные с поволокой глаза родовой цыганки, язык, будто сам по себе, вдруг брякнул: «А знаешь, Тоня Судакова, ты очень красива. Как моя будущая жена. Вот только она будет азиаткой…». К чему сказал, зачем и почему — тогда не понял. Не понимаю и сегодня. Но так сталось. Будто какой-то портал открылся в иные пространственно-временные измерения. Позднее на знак такого портала натыкался в горах Тянь-Шаня, камнях и валунных выкладках Карелии, в греческой, персидской, скандинавской орнаментике. Тот, что на снимке, — тянь-шаньское урочище Орнок. Сегодня такое явление называют трансовым изменением состояния сознания.

Подобное произошло и с отцом. Как рассказывал, перед призывом на фронт встретил где-то в своей саратовской эвакуации у местного военкомата немолодую уже цыганку. Посмотрела на чубатого парня, еще почти подростка, и, ничего не попросив, вдруг сказала: «У тебя на войне все нормально будет. И отец твой вернется, и младший брат, а старшего не ждите». Брат отца, младший лейтенант Дмитрий Иванович Маслов, пропал без вести. Жили с горячим желанием отыскать хоть какие-то следы. И желание исполнилось, будто кто-то услышал. Выяснилось по ветеранской почте, что воевал в Сталинграде под командованием Саввы Пикуля — отца хорошо известного советского писателя. Как узнали спустя годы после той войны, Дмитрий, успев в своей жизни едва только наспех окончить пехотное училище, был ранен в бою и пропал без вести при переправе на левый берег Волги. Его имя выбито сегодня на поминальных камнях Сталинградского мемориального комплекса.

Есть примеры сложнее этих. Украинский художник Иван Хивренко пишет картины к фантастическим изданиям. После закрепления идеологии украинского нацизма искусственно организованным американцами в Киеве переворотом в 2014 году почти так оно и было, как на этом его полотне. Если не хуже. Но полотно-то создано за три года до события. Что подводит к выводу — наши представления о Времени и Пространстве все еще не просто поверхностны, а дремуче-примитивны. Как и о самих себе. Еще до случившегося сам автор скажет: «Это крик, взывающий людей немножко подумать. Хватит уничтожать, сидеть и не работать, и хватит «пишатися» (самовозвеличиваться и самолюбоваться. — Прим. А. М.) — пора задуматься. Что касается моих работ, то они утопичны. Это то, чего в реальном мире нет. Но такое может произойти». Но оно произошло. И оказалось мрачнее фантазий автора. Как говорится, извлекли нечистого из преисподней. Намеренно и с дальним лукавым прицелом. Результат более чем нагляден.

Еще деталь. За полгода, если не раньше, до государственного переворота на северо-западе от Киева вдруг настырно замаячил НЛО в плазменном защитном окружении. Из вечера в вечер, без пропусков. Точнее, с пропусками на непогоду. Что было за тучами — не в курсе. То же самое отмечалось и в канун беловежского сговора. Предупре0ждение? Вот и говорю — почти мистика. Гадать о связях и есть ли они на самом деле, не буду. Это для другого случая.

Здесь же, всматриваясь в образы живописцев, не могу не вспомнить, что тема индоиранского (арийского) прошлого кыргызов в свое время уже была когда-то на слуху, изредка всплывая по тому или иному поводу. Но при этом не выходила за узкий круг знатоков.

Много позднее, уже чуть внимательней всматриваясь в предметы народного быта, в характерные знаки местных ковров — ала-киизов, туш-кийизов, шырдаков (ала — высокий, в смысле сложноорментированный, кийиз — войлок, туш — бархат, шырдак — потник), с удивлением обнаружил их и прямое, и модифицированное временем и мастерами сходство с индоиранской знаковой системой. То же сходство в узорах, о чем уже говорил, обнаружил в характерной фресковой росписи древних русских храмов. Причем до степеней прямого совпадения. От нынешних российских Владимира, Костромы до Пекина. Как и во множестве иных мест.

Поэтому не очень удивился, когда летом прошлого года о время поездки в родовое село Жоомарта Кадыралиева вдруг услышал от своего спутника Алика (Алтмыша) Исакеева, младшего и единственного сына уже названного аксакала Исаке: «Для меня, российского офицера важно…».

Но прежде чем продолжить намеренно прерванную мысль, поясню. Мой собеседник, и прямой родственник по линии супруги, с начальных классов школы мечтал о лётной карьере. Родной дом, выстроенный отцом собственными руками по южнорусскому лесостепному образцу, — с крыльцом под навесом, ставнями, резными наличниками и высокой крышей с чердачным помещением, который из облика всего села выпадал в большую диковинку, — украшал жужжащими на ветру моделями самолетов. Мечта сбылась. Он стал летчиком тяжелой бомбардировочной авиации. Авария — травма при посадке машины в сложнейших метеоусловиях зимы на плохо очищенную полосу.

Восстановленное здоровье снова открыло доступ в авиацию. Много лет — пилот корабля дальних пассажирских авиалиний. Затем пришел в школу учителем начальной военной подготовки. И несмотря на все невзгоды и трагедии собственного бытия, не считает себя обделенным человеком. Его целеустремленности можно завидовать. Специальными упражнениями ставил себя на ноги. Раз в год — участник марафонов между Бишкеком и Кара-Балтой. «Для подзарядки». Это почти восемьдесят километров. В свои столько же лет.

«Спрашиваешь, — продолжает, — почему российского? Да потому, что эта военная школа была, есть и остается лучшей в мире. И она у меня за плечами. Еще и потому, что пока она заявляет о себе, есть и кыргызы, и казахи… Исчезнет — не будет и нас. Расклад несложный. Сам видишь подтверждение по вашим украинским событиям после переворота 2014 года».

Все так. Тем не менее раскладка представляется чуть сложнее. И в ней не обойтись без древней и явно общей родовой, во всех смыслах слова, основы. Перед тем как взяться за эти заметки, по электронной почте от своего коллеги по теме исследовательского интереса омича Константина Быструшкина получил таблицу. С генной выкладкой по этносам. И припиской: «Обрати внимание на кыргызов!». Обратил. И давно.

Современные генетические исследования ввели в наше сознание понятие гаплотипа, то есть некоего маркера, характерного для тех или иных этнических групп. Одному из них, R1a1, дано условное название «русский», что не принципиально. Принципиально другое. То, что носители этой глубинной отметки объединены неким очень дальним родством, то есть формировались в условиях общности и родового единства. В российской среде такой общностью отмечено до 48 процентов населения. С разносом по территории России где-то может быть меньше, а где-то — достигать и 90 процентов. К примеру, в Суздале или Новгороде. Потому и название «русский». В Польше к носителям такой родовой отметки отнесены 60 процентов населения, в Таджикистане — 53, что закономерно. В уйгурской этнической среде встречаются группы, в которых до 90 процентов населения относят к этому гаплотипу. Это объяснимо с точки зрения пространственных племенных перемещений и легко подтверждается данными современной археологии. В алтайской этнической среде этот процент чуть ниже, чем у поляков. Носители этого маркера — до 250 миллионов индусов. Специалистам известно, что специалисты по санскриту, древнему языку индоариев, с его явными следами приспособления к машинной обработке могут свободно общаться с жителями одного из мест Вологодской области. Чудеса?

Смущают и так называемые расовые отличия? Но раса — это не данность, а всего лишь приспособление организма к условиям среды длительного обитания. Если все же следовать выводам Ч. Дарвина. При смене или изменении самой среды такие различия либо быстро нивелируются, либо приобретают иной вид. Вот только маркер остается прежним, исходным. Понятие расы — всего лишь изобретение так называемого западничества для утилитарных целей собственного превосходства. Со всеми известными последствиями. Оно из тех же источников, что и фашизм, нацизм и масса прочих теорий, возводимых в принцип для обретения разного рода экономических выгод.

О том, как меняется внешний облик представителя этнической группы, можно проследить по множеству свидетельств. Например, по так называемым древним кыргызским войлочным коврам из знаменитого Пазырыкского кургана, где он, этот облик, почему-то отмечен характерным кавказским склонением. Он может быть и наглядно тюркским, когда, как шутят, много лица, но мало носа, персидским, строго европейским и даже характерным негроидным, что тоже не редкость. Причем в одном семейном кругу в одной линии братьев и сестер. Давний предок использует любую информационную возможность, чтобы напомнить о себе. В том числе курьезами. Бооронбай Айдаралиев — старший двоюродный брат Алика Исакеева — воевал на Воронежском фронте. В сорок втором пришло сообщение, что пропал без вести. И только в семидесятом году узнали, что служивший в военной разведке офицер со знанием фарси, арабского и немецкого нелегалом работал в Германии. Как истинный ариец. И претензий не имел. Напомнил о себе в 1970 году.

Но нас здесь интересует этот самый «русский» R1a1 в кыргызском этническом поле, где он как знак родства и былой общности достигает 60 процентов. Что достаточно для выводов о тесной пространственной связи, но маловато для убеждения самих себя и окружения. В том, что когда-то имел место период длительного развития в единстве. И кровного родства.

Возможно, кого-то в этой связи удивит, что затейливые свастичные узоры, выложенные на общего родового вида башне Бурана (у нынешнего Токмока и стенах Узгенского археологического комплекса), в изобилии отмечены в Смоленской, Тверской и целого ряда иных областей, вплоть до ливанского Баальбека. Примеры можно приводить в изобилии. Но здесь ограничимся всего лишь очень старой фотографией, сделанной с наскального барельефа Бужского храмового комплекса, что на ныне украинской Винничине.

Но прежде чем всмотреться внимательней в эту языческую редкость, то есть очень дальнюю по времени, напомню о фонетической особенности перетекания одних звуков в иные — парных. Лучше сразу на примере. Сама эта речка с пещерой в берегу называется Буж. Но в относительной от нее близи есть реки с названием Буг (Западный, Южный). Но их берег при смещении в прилагательную сторону всегда будет бужским. Фонетическая пара г и ж склонна к замещению друг друга. Для удобства речевого общения, придания ему голосовой ритмичности. Чуть ниже поясню. к чему это.

Комплекс открыли в 1884 году, тогда же попытались сфотографировать, но часть изображения осталась за кадром из-за несовершенства аппаратуры. С нынешней точки зрения. Еще только будущий тогда авторитет в исторической науке Б. Греков в книге «Киевская Русь» описал его так: «На стене пещеры находится большой и сложный рельеф, изображающий мужчину, молящегося перед священным деревом, с сидящим на нем петухом. Сбоку от него изображен олень. В верху в обрамлении неразборчивая надпись». Позднее киевский историк Валентин Даниленко прочел ее как «аз есмь Миробог жрец Ольгов». Относиться к такому утверждению, на наш взгляд, следует со всей серьезностью: за плечами у исследователя опыт работы в структуре «Смерш». Это к тому, что, как бывший разведчик, В. Даниленко хорошо знал цену точности разного рода заявлений, которые на сотни лет опережают «научное открытие» кириллического письма.

Поясним и то, что «петух на дереве» — знак вещей птицы Гамаюн. Изображали без ног. Так на старом гербе Смоленска. Дерево, что не уложилось в кадр, — знак Ирия, то есть рая по арийским ведическим понятиям. Олень — олицетворение предков, которые помогают переносить души умерших в потусторонний мир. И именно в этом качестве, помним, он выведен в повести Чингиза Айтматова «Белый пароход».

Моя душа — олень громадный — псов обезумевших стряхнет!
Стряхнет — и по стезе горящей промчится, распахнув рога. (Владимир Набоков).

Как видим, это не только кыргызский образ. Но в этнической кыргызской среде есть род с названием «бугу» (олень), то есть считающий своей прародительницей Мать-олениху. При совмещении с ведическим барельефом и совпадающим названием реки, ряда рек в этой пространственной части, это дает право толковать все обозначенные названия как Оленные. Как камни с рисунками в кыргызских горах. Если исходить из ведических индоиранских языковых основ. Из чего не так уж и сложно оформить вывод, что современные кыргызы имеют к этим знакам непосредственное отношение. В точности таком посыле убеждает и ряд иных обстоятельств. В частности, в украинской ныне части степи приходилось не раз слышать упоминания о неких кыргызах, которые отмечались в этих местах. Да и сам украинский язык носит следы прямого влияния тюркской языковой базы. Собственно, ей он прямо обязан своим отличием от русского. Ничего удивительного в этом нет. Кочевые перемещения по Степному поясу протягивались на тысячи километров. Больше того, не так уж и сложно заметить, что боевые кыргызские шлемы, которые шили из кожи с бедер лошадей, по своей форме являют прямой клон древних русских боевых шишаков. Или наоборот. И так далее, и так далее.

Но мы уклонились в сторону от полотна. Сам Жоомарт Кадыралиев — художник большой, знаковый. И не только в Кыргызстане, а много дальше его пределов. Поэтому все детали его творчества со временем будут набирать значимость. В том числе и по причинам, наспех обозначенным в этих заметках. И свою цену приобретет каждая подробность, любая деталь. Это означает, что интерес к деталям этого творчества и прототипам лишь будут набирать силу. Поэтому чуть больше расскажу о женской линии этой работы Мастера.

С Канипой Исакеевной Исакеевой (1922-2006) познакомился в Питере, куда она приехала с одной целью — оценить выбор дочери. Общий язык нашли без проблем. Не возникало их и позже. Наоборот, приходило понимание неординарности этой женщины, умевшей сглаживать житейские проблемы и углы любой крутизны. Как это удавалось — не понимаю до сего дня. Это было ее врожденное качество, которому оставалось только завидовать. Хотя, случалось, и пользоваться тоже. Она представила меня широкому кругу родни, знакомым, большому начальству. И никогда и нигде никакого жесткого слова, ни по какому поводу.

В 2005 году она позвонила в Киев и попросила обязательно приехать: «Нужно что-то тебе сказать». Пять часов лёта — не проблема. Рассказала о своем отце. Старую историю о том, что через горы с конем в поводу в аил пришел некий странный человек. В кольчуге, плетенной из стальных колец, с холодным оружием. В седле, прижавшись друг к другу, как птенцы, сидели двое малолетних мальчишек-погодков. Человек тот попросил приюта и очень скоро умер от раны. Молва разнесла весть по округе. Незнакомцу дали прозвище Кара Балта. Черный Топор. Помним. Прозвище стало популярным, прикипело к аилу, а затем и к городу, который вырос на его месте. Стало популярным, о чем знаем по фильмам. Мальчишки же остались сиротами — Иса и его брат Ахмет. Иса вырос в селе украинских переселенцев, Ахмет — в кыргызском аиле. Что было, чего не было — быльем поросло. Откуда пришел тот человек: из Аравии, Персии, что за хребтами, или иного места, кем был и что с ним случилось — покрыто мраком. Вот только кольчуга та еще долгие годы напоминала о странной истории. Потом и она исчезла…

Ее жизнь, как и небо на картине Жоомарта, не была безоблачной, как кому-то, возможно, представлялось. Вместе хоронили ее младшего сына, убитого бандитствующей милицией в Ленинском райотделе столицы. Куролесил за родительской спиной старший. Тоже вместе улаживали. Потом этой защиты не стало. Будто отец и мать к себе забрали.

Она была очень красивой женщиной даже в преклонные годы. Это один из последних ее снимков, который сделал незадолго до ее гибели под колесами лихача на перекрестке у Ошского базара Бишкека.

Когда и она осталась только в памяти, настоял, чтобы на ее памятнике выбили эпитафию. Из стихов моего товарища — геолога и очень неординарного человека. Скажем, вместе с ним разбирались с событиями вокруг так называемого Пермского треугольника. Случилась однажды такая шумная тема. В ней и пытались понять, что правда, а что — досужий вымысел. Где журналист выполнял свое профессиональное дело, а где — искал дешевой и скорой популярности. Но здесь о стихах. Вот этих:

Я однажды вернусь
В полупризначном сне,
Даже если оттуда
Нельзя возвратиться.
Я сумею
На этой священной земле
В чьём-то облике
Вновь воплотиться…
(Владимир Цыбко).

Похоже, она вернулась, и надолго. Пусть пока с помощью талантливой кисти своего односельчанина. Во всяком случае, уже на большее время, чем минувшая земная ее жизнь. И в этом нет и грамма мистики. С другим сложнее.

В одном из романов популярного Фридриха Незнанского споткнулся об интервью с кем-то из хорошо знавших болгарскую провидицу Вангелию Гуштерову (бабу Вангу). Приведу из него маленький отрывок, заметив, что вопросы ставились так, чтобы ответы давались однозначными:

«- Если считать, что человечество являет сообщество на определенной стадии развития, то возможно ли допустить параллельное существование другого, более высокого разума?
— Да.
— Сохраняется ли человеческая личность после смерти?
— Да.
— Может ли человек родиться вторично?
Ответа не последовало…».

Относиться к этому можно как угодно. Замечу только, что автор книги, в которой этот «полиграф» приведен, — профессиональный юрист. К тому, что о понятии достоверности хорошо осведомлен. В том числе в документальных ссылках. Тем не менее относиться к этой записи можно по-разному. Она сама дает для этого повод. Но то, с чем по жизни сталкивался сам, побуждает обратить внимание на заявленное с большей серьезностью. Нас намеренно приучили ко многим вещам относиться, как к истине. Даже тогда, когда в сказанном её и рядом-то нет. Но от нас требовали, грозя пальцем, — верь! Пытались. Сегодня что-то изменилось. То ли в себе, то ли в мире, что вокруг. Во всяком случае, лет десять тому я не рискнул бы об этом рассказывать публично. Потому и новость пришла только сейчас…

Александр МАСЛОВ,
журналист, писатель.