Main Menu

Один день и вся жизнь Александры. В «океане» истории огромной страны отразилась «капля воды» ее красивой, простой, счастливой и честной жизни…

Гляди,  идет обычная девчоночка фабричная, Среди подруг скромна не по годам…

           (Из песни советских времен)

Февраль 1943 года принес в Ош, что на юге Киргизии, страшный холод. Снег шел, не переставая, и за сутки намело такие сугробы, что трудно было найти дорогу, а отяжелевшие от снега деревья наклонились до земли. Пять часов утра… Длинный протяжный гудок кокономотальной фабрики привычно разбудил на смену. Через полчаса к цехам из близлежащих бараков и общежитий потянулись вереницы людей в одинаковых телогрейках. Все торопились вовремя поспеть на работу. 

У проходной людские «ручейки», разделившись, направлялись к станкам. Народ тихо переговаривался. Кто-то получил весточку с фронта, кого-то не было в людском потоке сегодня, потому что пришла похоронка.  

477344193Около ткацкого стояла начальник цеха Кукушкина, проверяя смену. Она эвакуировалась в Ош из подмосковного Павлова-Посада вместе со специалистами Рахмановской крутильно-ткацкой фабрики еще в декабре 1941 года, когда сюда шел первый эшелон с оборудованием. Кукушкина была сильной, волевой женщиной высокого роста, и главным для нее всегда была работа. Руководительница не принимала никаких оправданий и возражений, если речь шла о работе, но коллеги любили и уважали жесткую начальницу. Это она — Кукушкина — ставила на юге Киргизии ткацкий цех на базе кокономотальной фабрики, основанной еще 20-е годы. Тогда здесь из коконов тутового шелкопряда вырабатывали нити, а потом сырье везли на фабрики всего Советского Союза.

Вообще-то, все приехавшие с Рахмановской фабрикой — инженерно-технические работники, ткачи, крутильщицы, мотальщицы, мастера — были классные специалисты! Фабрика их получила название Шелковый комбинат имени ВЛКСМ. В городе их уважали за высокие производственные показатели. Очень скоро здесь стали выпускать парашютный шелк и особые шелковые нити для хирургических операций, так необходимые раненым в госпиталях.

Начальник цеха держала в руках солдатский треугольник. Кому-то пришло письмо с фронта. Кукушкина сказала, чтобы все после смены остались в цеху. «Сергеева! — крикнула она, обращаясь к молоденькой ткачихе Александре, — брат-то пишет?» — «Прислал письмо недавно, — ответила хорошенькая голубоглазая девушка, — завтра принесу».

Снова раздался гудок, медленно набирая скорость, заработали станки, в цеху стало шумно. Ткачихи начали прикреплять шпули. С мокрых нитей стекала вода, по сухому цементу потекли маленькие ручейки и вскоре весь пол был мокрым. У работниц от воды и холода к концу смены гудели озябшие ноги.

Александра поправила новенькую гимнастерку (ей недавно вручили обнову за хорошую работу), шепнула на ухо подружке, дескать, вместе пойдем на собрание, и встала к станкам. Как и все ткачихи эвакуированной фабрики, девушка обслуживала сразу две ткацкие машины. Если одна останавливалась, Саша быстро находила обрыв, завязывала узелок, потом другой, еще…. Станок вновь начинал гудеть. И так всю смену. Медленно выплывало полотно парашютного шелка. И вроде работала девушка, как все, а шелка у нее всегда получалось больше, и качество его было лучше. Все хвалили девушку за производственные показатели, дирекция не раз на собраниях вручала премии и подарки. Почти каждый день Саша вырабатывала шелка на 200% и как стахановка примкнула к движению двухсотниц. Теперь Александра хотела обратиться к руководству, чтобы разрешили работать на трех станках.

Вчера к ней уже подходили из многотиражки и просили рассказать о своей работе. «Работаю, как все. Катя и Тоня лучше меня трудятся», — смутилась молодая стахановка от внимания газетчиков к своей персоне. В глазах скромной трудолюбивой девушки всегда светилась доброта, Саша с готовностью отзывалась на каждую просьбу о помощи, обучала молоденьких сотрудниц нелегкому ремеслу. Не было в Александре заносчивости и показной грубости, которой нередко страдали опытные приезжие работницы.

Все стахановки получали дополнительно талоны на питание, состоявшее из жидкого перлового супа или ячневой каши без масла. Отработав    12-часовую смену, девушки потом шли в госпиталь ухаживать за ранеными, стирать бинты. Они, не уступая парням, носили камни, носилки с глиной для строительства мини-электростанции для нужд комбината. Кроме этого, фабричные девчонки участвовали в разных субботниках и воскресниках по благоустройству города, получали за все это 500 граммов хлеба. Ходили летом босые, зимой — в самодельных кирзовых ботинках на деревянных подошвах, которые часто отлетали, и их надо было часто ремонтировать. Семьи красноармейцев и начальство получали доппайки и пропуска в столовые с двухразовым питанием. Город обеспечивал военных жильем, топливом и одеждой, но на всех еды не хватало, народ почти голодал.

images_133321В Ош Александра Сергеева переехала вместе с дедом и теткой, которая тоже работала на Рахмановке крутильщицей. Мать девушки погибла зимой 1941 во время бомбежки. Вскоре после похорон матери младший брат сбежал на фронт, чтобы найти отца, но в дороге его задержали, и парень стал сыном полка. Им и интересовалась начальница цеха Кукушкина утром. Оставшаяся семья Александры жила в одной из комнат фабричного барака. Дед столярничал во дворе, когда остальные жильцы  уходили на смену. Однажды к ним в барак на квартиру напросилась незнакомая женщина. Сказала, что работает на хлебозаводе и будет расплачиваться за постой хлебом. Потом гостья также внезапно исчезла, прихватив с собою почти весь их нехитрый семейный скарб.

На фабрике трудилось немало эвакуированных из других прифронтовых районов, которые бежали, чтобы не погибнуть и не терпеть унижений от врагов. Они бросали все нажитое, с детьми уходили, успевая прихватить только одежду и документы. На поезда было очень трудно попасть, приходилось искать другой попутный транспорт: грузовики, трактора, телеги, запряженные лошадьми или волами. Многотысячные колонны людей двигались тогда пешком по стране, и это были опасные километры пути. Людям приходилось несколько раз переходить линию фронта под обстрелом танков и пикирующих бомбардировщиков. Многие так и не дошли… Они гибли под бомбами, лишались вещей и документов, но, что еще страшнее, теряли родных и детей в сутолоке и панике войны.

771_11Когда смена закончилась, в цех вошла Кукушкина, с ней двое офицеров. «Из военкомата», — отрекомендовал их кто-то. Подходил народ с других бригад. Девушки в ожидании перешептывались, делились новостями. «Гимнастерка  тебе к лицу», — подмигнула Тоня Александре. «Парни, наверное, по тебе сохнут», — шутливо добавила Катя. Катин жених воевал уже больше года, и она (счастливая!) недавно получила от него аж три письма. «Все наши женихи на фронте», —  грустно ответила за подругу Надежда…

Когда все собрались, военные заговорили. Один из них громко и торжественно объявил о том, что произошел разгром немецких оккупантов под Сталинградом. Уничтожена шестая немецкая армия,  вместе с маршалом Паулюсом взято в плен огромное число солдат и офицеров. Сталинградская победа стала началом широкого наступления Красной Армии. В результате кровопролитных боев 6 февраля был освобожден город Батайск, 14 февраля — Ростов-на-Дону. Такие известия были приняты собравшимися аплодисментами и радостными возгласами.

Другой офицер зачитал сводку о сборе теплых вещей для фронта, отметив лучшие коллективы города, которые собрали много полушубков, валенок, меховых рукавиц, шерстяных перчаток, теплого белья, стеганых фуфаек, овчины,  шерсти. Все это уже ехало на передовую. Гости поблагодарили коллектив шелкокомбината за вклад в победу над фашизмом.

Потом начальник смены показала присутствующим письмо с фронта — обычный солдатский треугольник. «Это письмо пришло с фронта недавно и побывало у шахтеров, в хлопководческих бригадах, у табаководов, рисоводов, животноводов, а теперь письмо у нас», — сказала она и стала читать: «От бойцов и командиров Н-ской части, сформированной в городе Оше. С великой радостью и законной гордостью узнали мы, что жители и эвакуированные, патриоты нашей Родины самоотверженно работают на пользу фронту, на разгром озверелой банды немецких оккупантов. Мы, сыны советского народа, выполняем особо важное задание командования. Многие бойцы проявляют себя как лучшие патриоты Родины, показывают образцы дисциплины, стойкости, храбрости, выдержанности и самоотверженности по выполнению приказов командования и товарища Сталина. Мы уверены, что вы всегда будете работать так же хорошо, как бьют фашистов наши славные бойцы Красной Армии. Полевая почта 2021, военная часть 184».

В цеху стало шумно, рабочие говорили об успехах, о жизни родного города и области, рассказывали о своих родных и близких на фронте. Они заверили военнослужащих, что теперь будут трудиться еще лучше. Председатель фабкома объявил, что совсем недавно в фонд обороны из области были отправлены десятки вагонов продовольствия, перечислены денежные средства на строительство танков и самолетов, и по этому поводу из Ставки Главного командования пришла благодарность трудящимся области. Все зааплодировали…

«Девчата, напишите парням письма, — сказал поммастера Коля Золотарев, — может, женихов себе найдете». После собрания три подруги аккуратно переписали с письма номера полевой почты, части, имена бойцов и направились к Александре домой. Бумагу и карандаш дал заботливый фабком Василий Никанорович. «Напишите, что мы с нетерпением ждем Победы», — напутствовал он ткачих.

Девушкам хотелось, чтобы бойцам, которые находятся на передовой, где каждую минуту несут смерть пули и снаряды, стало хоть немного легче. Девушки вспоминали хорошие стихи, записали слова песни «Синий платочек», просили бойцов прислать свои фотографии, все вложили свои фото. Александра, как и другие девушки, очень скоро получила ответ на свое послание. Семен, так звали парня, был связистом, и ему пришлось участвовать в тяжелых боях за Брянск и Орел, где он был ранен, а после госпиталя бойца направили на спецзадание. Он вообще-то из Сибири и о городе Оше не слышал, так писал солдат в первом письме. Потом писем было много, в одном из них Семен сообщил о своем погибшем под  Воронежем друге. Они при налаживании связи попали под обстрел фашистской артиллерии. Друг Андрей был тяжело ранен и умер у него на руках. Семен на себе дотащил тело товарища до расположения роты…

А Александра в одном из писем ему написала о небольшом теплом, правда, очень пыльном городе Оше, в котором они все сейчас трудятся, чтобы победить врага. Посреди этого древнего города возвышается знаменитая в этих краях и священная для мусульман гора Сулейман-Тоо, в народе Сулейманка. Жители Средней Азии считают ее второй Меккой и стараются непременно попасть сюда хотя бы раз в жизни.

Девушка рассказала еще об одной городской достопримечательности — очень полноводной и бурной реке Ак-Буура (в переводе «Белый верблюжонок»). Через нее есть длинный висячий мост, который в ветреную погоду раскачивается так, что по нему трудно бывает пройти. Оказывается, город Ош, гора Сулейманка и река Ак-Буура существуют уже около 3000 лет. И об этом сложено немало легенд, о которых Александра обещала Семену рассказать в следующих своих письмах.

Вокруг Оша были видны горы, зимой и летом покрытые сверкающим ковром снега, а на местном базаре всегда обилие разных фруктов и овощей. Но особенно приезжим понравились его жители — простые и добрые люди, у которых калитки в домах никогда не запирались. Они в любую минуту готовы были прийти на помощь, хотя многие из них даже не знали русского языка. Видимо, поэтому, когда закончилась война, некоторые ткачихи, инженеры, техники остались потом жить в Оше. В том числе и Александра…

Написала Александра Семену о своих новых подругах. Салия, Сара и Рахиля работали мотальщицами и были удостоены высокого звания стахановцев за свой труд. Они вырабатывали шелковые нити из коконов шелкопряда. У девушек руки постоянно в горячей воде, и к концу смены пальцы так опухают, что ими трудно даже шевелить. Это очень тяжелая работа, но подруги Саши постоянно выполняют производственные задания на 200-300 процентов. В цеху очень шумно, а детали станков, чтобы не нагревались, здесь охлаждают водой, так что и одежда, и цементный пол всегда мокрые…

У Саши уже был жених, и они собирались пожениться. Сейчас он где-то воюет. До войны Вячеслав жил в Москве, познакомила их сестра парня, подруга Александры Нина, тоже ткачиха. Нина работала на фабрике в Москве, девушки вместе окончили одно из столичных ФЗУ. Но ни о Нине, ни о своем женихе Александра уже долго ничего не знала. Только после войны ей сообщат, что медсестру Нину застрелил немецкий снайпер во время боев на Кавказе, а Вячеслав подорвался на мине под Вязьмой…

До войны Александра частенько приезжала в Москву к подруге, всего-то два часа по железной дороге. Они втроем любили гулять по городу, сходить в кино, на концерт. Когда маме Саши Анне Тимофеевне надо было сделать операцию, а уже шла война, она привезла ее в столицу и вместе с Ниной они нашли больницу, где маму успешно прооперировали. В октябре 1941-го Александра приехала в Первопрестольную и не узнала любимую столицу… Тогда немецкие генералы уже рассматривали Москву в свои бинокли.

По радио несколько раз в день передавалось заявление первого секретаря Московского городского комитета партии А. Щербакова, что город не сдадут. На некоторых высоких зданиях Александра увидела тогда огромные афиши о концертах Любови Орловой. Тогда девушка решила: «Если назначено выступление Орловой, то положение не настолько тяжелое».

После операции Анна Тимофеевна очень ослабла, поэтому потребовалось еще два дня, чтобы она смогла вместе с Александрой добраться до вокзала, но по дороге их остановили. Весь день там эвакуировали в Куйбышев членов дипломатических миссий из разных стран. По Москве объявили осадное положение, запрещалось всякое движение с 12 часов ночи до пяти утра. Нарушителей порядка привлекали к военному трибуналу, провокаторов и шпионов расстреливали на месте. Плакаты с новыми правилами висели повсюду. Милиционеры проверяли у всех документы… Москву защитили! Фашисты тогда понесли огромные потери. Врагу пришлось отступить, но до победы было еще ой как далеко…

Весь 1942 год был нелегким для советских войск и тыла. Холод, а особенно голод изнуряли людей, но им необходимо было трудиться в два-три раза лучше, чем обычно. На фабрике каждый день обсуждались производственные вопросы. Обслуживающий персонал всегда был на местах. Любая неисправность устранялась тут же, и комбинат работал как часы. На собраниях говорили об итогах вечернего рейда по баракам, где жили эвакуированные. Члены партийного бюро сделали выговор двум девушкам, у которых нашли иконы.

«Если есть иконы, значит, вы верующие, мы этого допустить не можем, — заявил парторг. — Вы москвички, стахановки. Мы будем бороться с теми, кто верит в Бога!» Всех, кто был замечен в посещении мечети, мусульманского кладбища на Сулейманке, церкви, ждали увольнение и лишение партбилета. С атеистами шла непримиримая борьба. Всем, кто пытался о чем-то спросить или возразить, парторг молча указывал на свежий плакат со словами Ленина: «Религия —  опиум для народа!».

Председатель фабкома завел Сашу вместе с начальником цеха Кукушкиной в свой кабинет после смены. Сначала он стал расспрашивать, как девушка живет, какие трудности, есть ли вести с фронта? Потом Батя (так все звали Василия Никаноровича) сказал: «Ты работаешь хорошо. Молодец! Мне донесли, что ты желаешь работать на трех станках?» Александра смущенно кивнула. «Мы тебе дадим четыре. Справишься?» — огорошил он ткачиху. «Надо подумать», — серьезно ответила девушка.

Тут в разговор вступила начальница цеха Кукушкина. «Тебе предлагают примкнуть к движению тысячниц, то есть выдавать продукции на

1 000%” — «Что вы?! — живо  отозвалась Александра. — Я не справлюсь! Я думала о трех производственных нормах, но 10 мне не одолеть…». «Надо подумать», — ободрили ее наставники. «Как подумать?! Станки ведь не переделаешь, да и технологию не изменишь». «Мы ничего не будем изменять, мы тебе дадим двух помощников. Согласна?» — настаивали руководители. «Но так нечестно…», — удивленно протянула в ответ Александра. «На кокономотальной фабрике две тысячницы успешно выдают продукцию уже два месяца, крутильщицы тоже не отстают, а ткачей — не сдвинуть с места. А еще москвички, — не сдержалась горячая Кукушкина. — Война все-таки идет…». «А на Доске почета только моя фотография будет?» — тихо спросила девушка. «Не только на Доске почета, прогремишь на всю республику, будут награды и премии”, — заверила начальник цеха. “Правда, придется трудиться, трудиться и трудиться. Ну?! Завтра начинаем! До смены зайдешь, обговорим детали», — не дав Александре сказать ни слова в ответ, закончил разговор председатель фабричного комитета.

Всю ночь Александра не могла уснуть. Почему выбор пал на нее? Ведь и подруги хорошо работают. Отец, который на фронте, и покойная мама всегда учили ее быть честной. После разговора с начальством у Саши на душе было тяжело, даже не посоветовались, все решили без нее. Поставили перед фактом: «Даешь десять норм!» Самостоятельно она выполнить их точно не сможет, а работать с помощницами, а потом присваивать их труд себе — это же подло!

Но такое практиковалось на многих предприятиях тех времен. Партийные боссы, чтобы «пустить пыль в глаза», организовывали псевдорекорды, больше похожие на откровенное очковтирательство. В этом была идеологическая подоплека, а против власти ведь не попрешь. Война в стране, и малейшее недовольство расценивалось как диверсия. Критик мгновенно получал ярлык «враг народа», если шел против системы.

Утром девушка надеялась, что никто не знает о ее вчерашнем разговоре с начальством. Но ткачихи, видимо, уже были осведомлены, судя по их косым взглядам. Александра направилась в фабричный комитет, откуда ей навстречу выбежали две выпускницы-фэзэушницы, как оказалось, ее будущие помощницы. Девочки радостно поздоровались и вместе с Сашей вошли в кабинет, где слесарь Анатолий (по совместительству художник) под руководством Василия Никоноровича белой краской на кумачовом материале уже заканчивал писать: «Здесь трудится стахановка-тысячница».

«Я не смогу, я не буду!» — не здороваясь, начала Александра. «Струсила?! — накинулся председатель фабкома, увидев красные от бессонницы глаза девушки. — В жизни тебе не раз придется принимать решения, которые не всем могут понравиться, — добавил он поучительно. — Каждому не угодишь! А ты не теряй возможности выйти в люди…»

«Нет, Василий Никонорович, дело не в людях, а во мне. Такая затея мне  не по сердцу». «Это не затея, а политика партии, — осадил ее фабком. — Если  кто-то посторонний услышит, то примет твои слова за саботаж». «От работы я никогда не увиливала, — возразила Александра. — Так что за свои успехи или неудачи я всегда буду отвечать сама!» — твердо заявила девушка.

Александра не помнит, как ноги вынесли ее из кабинета, но, оказавшись в своем цехе, она немного успокоилась, а когда станки заработали, испугалась, что вызовут в парткабинет и оторвут от любимой работы. Для Саши в самые трудные времена главным утешением оставался труд. В эту смену она старалась, как никогда, и станки не рвали ей шелковую нить. Когда уставшей к концу смены девушке контролер ОТК сказал, что она по обыкновению выткала больше всех, а бригадир и подруги-ткачихи в очередной раз ее похвалили, Александра вздохнула с облегчением. Она впервые почувствовала себя не столько уставшей, сколько счастливой…

Всю войну Саша ждала от жениха  Вячеслава писем и только после победы узнала, что ни его, ни подруги Нины уже давно нет в живых. А после войны к ней приехал Семен. Молодые поженились, и сибиряк остался жить в Киргизии со своей Александрой. У них родились сын и дочь.

Вся длинная трудовая жизнь Александры Николаевны Сергеевой была связана с родным комбинатом. За свою самоотверженную работу во время войны она награждена медалью «За трудовую доблесть», а потом орденом Ленина. Но Александра всю жизнь будет помнить ту декабрьскую бессонную ночь и утро следующего дня, когда ей пришлось на свой страх и риск проявить характер и поступить по совести, как учили родители. По совести она жила, по совести трудилась… Обычная фабричная девочка из Подмосковья.

Софья НУРМАТОВА.

Фото из Интернета.







Добавить комментарий