Main Menu

Валентин Мельников: “И каждый жест — как откровенье, и слово каждое — как стих”

На службе в МВД у полковника милиции Мельникова порой не хватало времени даже на сон. Но пришел срок уйти в отставку, и обнаружилось, что теперь свободного времени хоть отбавляй. Казалось бы, пришла вожделенная свобода, делай что хочешь, живи и радуйся. Но радости почему-то не было. Трата времени по пустякам отзывалась в душе тоской и угрызениями совести. И как-то само собой стало пробиваться и крепнуть природное увлечение литературным творчеством. 

В уже немолодом возрасте ожили таившиеся доселе способности. Мельников начал писать, возвращаясь памятью к пережитым событиям и знакомым людям с их сложными и разными характерами. Бессистемные записи скоро стали обретать форму в виде повестей, рассказов, очерков, набросков стихотворений. Кое-что выбрасывалось как мусор, но некоторые вещи после шлифовки приобретали законченный вид. Ткань стихотворений и повествований обогащалась образными словами, которые, как жемчуг в раковине, придавали свою самоценность.

Нынешнего Валентина Яковлевича Мельникова отличают свое далеко не общее видение действительности, свой стиль и выбор средств выразительности. В повести «Приключения» европейца» автор приглашает читателя взглянуть на постсоветскую Центральную Азию глазами размышляющего о смысле жизни гражданина Германии Кайо Оберкота. Знакомство героя повести с маленькой страной окрашено юмором, свежестью и необычностью восприятия людей, происходящих событий и прекрасной природы.

Юмор пронизывает и повести  «Новые мытари» (гримасы дикого рынка), «Обжоровские дворяне» (действие разворачивается в одном из захолустных поселков российского Зауралья).

Несомненной удачей стала повесть «Побратимы» — подлинная история добровольного присоединения Кыргызстана к России и переселения русских крестьян в далекие края, ставшие им второй родиной. Главная пружина действия повести — крепкая мужская дружба двух известных охотников: сына русского переселенца Ивана Шубарина и кыргыза, росшего сиротой, по имени Жанторо и по прозванию Мергенчи, а затем их потомков, уже наших современников.

На хорошем материале хорошим языком написаны и последующие повести «Мой старый друг Мефистофель», » Жизнь и смерть амазона», «Молодые годы», вошедшие в книгу «Созвездие Скорпиона». Другой сборник прозы — «Живые искры» — вобрал рассказы, очерки и драматические произведения -«Калхас», «Игрок», «Трубадуры из Нахаловки». В отдельную книжку  («Пшеничное зернышко») собраны сказки для детей.

Часть этого творческого багажа удалось опубликовать благодаря поддержке ректора ИСИТО Бориса  Кубаева — автора двух замечательных книг.

Для Мельникова открывали двери и периодические издания — журнал «Литературный Кыргызстан» и газета «Слово Кыргызстана». А в этом году Валентин Яковлевич сделал ещё один шаг —   в поэзию. В ноябре бишкекский издательский центр «Мара» выпустил в свет его поэтический сборник «Я пью из хрупкого сосуда красоты». Название может показаться претенциозным , но все сомнения улетучиваются, как только начинаешь читать книгу, где каждая строка дышит эстетикой прекрасного. Своеобразная черта поэзии Валентина Мельникова — живой интеллектуальный подтекст, философское видение жизни, размышления о ней. 

Даем подборку  стихотворений из нового сборника и очень надеемся на то, что Валентин Мельников  продолжит поиски на поэтической тропе. 

Читаем. 

Рассвет

 

Уходит ночь с проснувшихся полей,1

Я снова вижу журавлиный танец

И слышу клики лебедей,

И знаю, ясный день настанет.

Подарит он полет стрижей

И ласточек веселый щебет,

И море, ставшее синей,

И пируэты чаек в небе.

Я выйду в поле, где трава

Меня росою чистою омоет,

И буду подбирать и не найду слова,

Которые бы взял с собою.

И вновь, как в юности былой,

Прильну щекой к кудрям березы

И снова буду молодой,

Как тонкий месяц на морозе.

Спасибо, милый ангел мой,

За то, что этот день так светел,

Пусть будет он на целом свете,

И буду я храним тобой.

 

Пропела иволга волшебной флейтой

 

Дождь рощу мимолетно окропил,

Сырой покров туманом дышит,

Ветвей переплетенных крыши

Свет солнечный насквозь пронзил.

В пространстве наискось стволов

Горят столбы алмазной пыли

И гонят тьму из всех углов,

Что кроны частые таили.

Молитве внемлет тишина,

Не пискнет птаха, дрозд не свистнет,

Лишь редкая капель с намокших

листьев

Отчетливо и далеко слышна.

Прохладный воздух свежестью бодрит,

И мышцы просят напряженья,

А гордый дух в гармонии с движеньем

Над мелкой суетой парит.

По роще очарованный иду,

Распахнут весь, как небо над поляной,

И с безотчетностью шальной и пьяной

Чего-то в радостной надежде жду.

И вдруг в таинственной тиши

Пропела иволга волшебной флейтой,

Как будто чистый голос чей-то

Позвать с собою поспешил.

 

Пройдут столетья

 

Звучит мелодия, глаза сияют,

Улыбки обольщают взгляд,

Дух молодости и красоты витает,

В интимном танце парочки скользят.

Стан лебединый, бедра, ножки —

Все опьяняет и пленит.

Как птица к светлому окошку,

Душа доверчиво летит.

Жжет ласковый огонь прикосновений

В невидимых объятиях двоих,

И каждый жест — как откровенье,

И слово каждое — как стих.

Пусть после нас пройдут столетья,

Но будет музыка звучать,

И будут дальних поколений дети

Любимых, как и мы, встречать.

 

Нам просто хочется любить 

 

Бывает, грезится зимой пора иная,

Очарованием полна,

Природа дивно расцветает,

И, ей восторженно внимая,

Весь мир любя и обнимая,

Мы, пробудившись ото сна,

Выходим из тепла наружу,

Где ослепляет снежный блеск,

Где все в уборе белых кружев,

Алмазной пылью иней кружит

И обжигает щеки стужа,

И снега скрип, и наста треск.

Прекрасен мир в любую пору,

Чего же большего желать?

Но нет, нам хочется простора,

Чтоб вместе были море, горы

И зажигались в небе зори,

И мы могли бы их встречать.

Но коль совсем уж не лукавить

И поточней определить,

То будем мы, пожалуй, вправе

Еще немножечко добавить

И с тем себя, конечно же, поздравить —

Нам просто хочется любить!

 

Неодиноко великих звучат голоса

 

У оконечности вод иссык-кульских,

Где подступает высокий Тянь-Шань,

Стоит Каракол  и с биением  пульса

Сверяет истории ткань.

Отсюда вел караваны Пржевальский

В дикие, чуждые всем края,

Никем  не изведанные мало-мальски,

Где нет ни жилья, ни воды из ручья.

Здесь волей своею он похоронен,

И прах увенчан гранитной скалой.

В парке деревьев высокие кроны

Машут приветственно пышной листвой.

С крутого обрыва — все нараспашку,

Такой открывается вид!

Северный берег, как на растяжке,

Над синей водою висит.

А прямо смотреть —

иссык-кульские дали,

Небо и водная гладь

Крепко обнялись и вместе упали —

Взглядом  одним не объять.

Душа его здесь, на лазурном просторе,

Чайкою вольной летит.

Сон его вечный у горного моря

Бесстрашный орел на скале сторожит.

Вокруг тишина, уединенье,

Печален безлюдный музей.

Боже, не дай привести в запустенье

Все, что копилось до нынешних дней.

Проносятся мимо лихие машины,

Сюда недосуг завернуть.

А многие ль знают великого  сына,

Подвиг его, героический путь?

Что им до какого-то человека,

Есть поважнее  дела.

Видно, у ценностей века

Впрямь измельчала шкала.

Но ладно… Минутное огорченье

Взор не замутит мой.

Событий славных теченье

Уносит на берег другой.

Туда, где из чрева Боома

Сквозь балыкчынский створ,

Подумать только, Семенов

Выходит с конем на простор.

Складки походной одежды

Сковал тянь-шаньский гранит,

И даль прозревают вежды,

И путь его к другу лежит.

О, милый сердцу Пржевальский,

Сколько замыслов общих и дум!

От Смоленщины, кряжей уральских

К горам поднебесным стремился твой ум.

Иссык-Куль, Иссык-Куль, голубое око,

Не блекнет твоя краса,

И над тобою неодиноко

Великих звучат голоса.

 

Ошские этюды

 

Там холмы и горбатые улицы,

В перекатах бурлит Ак-Бура,

Отдыхает усталой верблюдицей

Сулеймана-пророка гора.

Свет струится в прорубленных сводах,

Анфилада музейных пещер,

Быт и вещи давних народов,

И сакральные тайны их вер.

Дышат древностью скалы и камни,

У подножья Бабуров приют.

Четкий контур горы, как подрамник

На холсте, где гения труд.

Многоцветье базаров, кварталы

предместий,

Под чинарами дух шашлыков.

В летний зной там чайханщик без лести

Пригласит под спасительный кров.

Вся в руинах стена крепостная,

Ограждавшая цитадель,

Простояла столетья, не зная

Про восточную карусель.

Уходили в безвестность правители,

Феодалы с Чаян-Тепе,

Только местные мирные жители

Продолжали мытарства терпеть.

Ныне Ош в этажах новостроек,

А народ несладко живет,

Но ошанин по-прежнему стоек,

Чай в хорошей компании пьет.

 

Ведущий рубрики Вилор АКЧУРИН.

Фото Игоря САПОЖНИКОВА






Добавить комментарий