В годы Великой Отечественной войны Cоветская Киргизия, ее столица — город Фрунзе — стали глубоким, но сражающимся тылом! Сюда были эвакуированы многие заводы и фабрики, которые в кратчайшие сроки становились действующими, отправляли на фронт боеприпасы, продовольствие, медикаменты… 

Стала родной наша республика и десяткам тысяч россиян, украинцев, белорусов, эвакуированных уже в первые месяцы войны в наш край… 

Эта тема серьезно заинтересовала нашу внештатную сотрудницу, члена Союза писателей республики Софью Нурматову. Она много работает в архивах, беседует с ветеранами войны и тыла и пишет книги, очерки, статьи, которые «Слово Кыргызстана» печатает уже много лет.

И вот еще один материал Софьи Нурматовой о двух российских девушках, для которых Кыргызстан стал родным. 

1941 год. Уже в июле в городе Фрунзе появились первые беженцы.

Это были жители Гомеля, Минска, Киева, Харькова, Смоленской, Воронежской, Курской и других областей, которые покидали свои города и села уже под бомбами немецких самолетов.

Центр столицы нашей республики был похож на огромный вокзал. Все скамейки на остановках в скверах, Дубовом парке и на бульваре Дзержинского были заняты озабоченными, хмурыми, одетыми в темные одежды людьми, которые, несмотря на жару, ее не снимали. Везде лежали узлы, чемоданы, плакали дети. Прибывающие искали ночлег и пропитание, но и с тем, и с другим в городе была напряженка.

Семьям военнослужащих жилье и работу подбирал военкомат, а другие эвакуированные осаждали горсовет и жилуправления. Везде скапливались огромные очереди, которые продвигались очень медленно. Город не был готов к приему такого большого количества людей. Люди неделями жили на скамейках и писали письма, например, с таким обратным адресом: город Фрунзе, сквер, скамейка №17.

Что касается еды, то уже в начале войны горожане смели с полок магазинов муку, сахар, соль, спички, за хлебом выстраивались большие очереди.

Да, появились и недоброжелатели, которые громко заявляли эвакуированным:

— А, трусы! Драпали, да? Зачем приехали? Уезжайте домой! Нам самим еды не хватает!

В очередях люди мало говорили, всех тревожило то, что передавалось по радио о том, что Красная Армия отступает, оставляя советские города и села, что гибнут люди… Болтали всякое: мол, на Москву уже брошено 75 тонн бомб, столица и советская власть уничтожены, немцы простых людей не трогают, убивают только евреев и коммунистов… Некоторые в открытую предлагали сдаваться фашистам и прославляли сытую и спокойную жизнь в Германии. Но после выхода закона о лишении свободы на 5 лет за подобные разговоры всякие пораженческие разговоры стихли.

Весь июль во Фрунзе была страшная жара, но в начале августа после обеда поднялся пыльный ветер, потом пошел сильный дождь, настоящий ливень, началась гроза, раскаты грома были такие мощные, что казалось, будто с потемневшего неба на землю падают и взрываются огромные снаряды. Потом постепенно раскаты стали все тише и тише, дождь быстро прекратился, как и начался. По дорогам побежали ручьи, подул ветерок, и сразу стало прохладнее. На небе, к великой радости детворы, появилась радуга.

Две подруги Айша и Халида, молодые работницы швейной фабрики, еле переждав дождь, засобирались погулять в Дубовом парке и сходить в кино. В кинотеатре «Ударник» вот уже две недели крутили фильм «Серенада Солнечной долины». Там были завораживающая музыка, великолепные артисты и красивая любовь. Фильм этот народ смотрел по несколько раз, он переносил людей в мирное время, отвлекал от плохих мыслей. Музыку из него уже играли в ресторане и перед сеансом в кинотеатре. Хотя многие считали, что фильм этот открыто пропагандирует буржуазно-капиталистический образ жизни, за билетами выстраивались очереди.

До начала картины было еще много времени, и девушки решили погулять в Дубовом парке. Все скамейки в парке заняты эвакуированными, вещами и чемоданами. Люди тут же перекусывали и пили кипяток из жестяных чайников, которые им наполняли сердобольные повара из ближней столовой.

На одной из скамеек сидели две девушки, у них не было ни чемоданов, ни чайника.

Айша и Халида уже два раза прошли по аллее, где сидели девушки, и было видно, что они голодны, очень устали. Тогда подруги, не выдержав, подошли к приезжим.

— Вы откуда? Как вас зовут? Вы голодны?

Те, не ожидая расспросов, заплакали, а потом, успокоившись, сказали, что зовут их Валентиной и Анастасией, что прибыли они из Смоленской области и сейчас там немцы. Оказывается, они долго ехали на поезде, по дороге их обстреляли немецкие самолеты, погибло много людей. В пути у них украли вещи, на скамейке ночуют уже пятый день. Сегодня они опять долго стояли около эвакопункта, но до них очередь так и не дошла.

— Так, — сказала Айша, — кино отменяется. — Идемте, сегодня у нас переночуете, а завтра с утра на фабрику пойдем.

…Через несколько месяцев обучения девушек взяли в бригады, которые тогда назывались «агрегатами». Агрегаты, в которых трудились новички, были интернациональными и успешно боролись за выполнение и перевыполнение планов. Фабрика работала для фронта, и отстающих здесь не должно быть вообще, считали работницы. Ожидалось прибытие оборудования одной украинской швейной фабрики, для этого подыскивались  помещения, пристраивались новые. Нужно было еще подготовить жилье для эвакуированных рабочих, технического персонала, руководства фабрики и их детей. Работы много.

Айша и Халида — комсомолки, активные члены своих бригад — были еще членами фабкома и очень хорошо знали, чем жила фабрика. Они жили вместе с родителями на улице Ленина в длинном п-образном бараке, который раньше служил помещением для какого-то ведомства. В таких бараках жили многие: во Фрунзе строительство жилых многоквартирных домов велось очень медленно. Когда ведомству построили новое здание, барак заселили жильцами, и у каждого квартиросъемщика была одна комната: у кого-то просторная, у других поменьше. При доме был внушительный двор, в котором радовал глаза цветник, в глубине рос огромный карагач, возле него соседи обустроили свои беседки. Тут соорудили самодельные столы и кровати, и когда к бараку пристроили забор и поставили ворота и калитку, которая на ночь запиралась, в беседках спали, ели, принимали гостей.

Во дворе сложили и самую настоящую русскую печь, которой пользовались по очереди. Но прерогатива была за бабушкой Халиды. Она часто пекла в ней татарские учпычмаки, пироги с яблоками или с повидлом, которые нарезала на кусочки, и угощала соседей.

— Только детям! — говорила она, передавая тарелку через двери.

В бараке жили самые разные люди: работник Наркомата сельского хозяйства и директор школы с семьями, две работницы конфетной фабрики, милиционер со своей большой семьей, секретарь-машинистка со взрослым сыном, учителя, токарь-стахановец с женой, двумя детьми и матерью. Целое крыло в две комнаты занимал зубной врач с женой, пятилетней дочерью и тещей. В других двух квартирах контингент был непостоянный, в них часто менялись жильцы. Никаких ссор и сплетен между жильцами в бараке не было. Соседи знали друг о друге все, но излишнее любопытство не приветствовалось. Семейные ссоры присутствовали, но не разглашались. Поощрялись совместные посиделки, поздравления с днем рождения детей. Больших застолий не было: народ жил не очень богато, целый день проводил на работе и очень уставал.

Отец Айши, Сагынбай, работал в Наркомате сельского хозяйства завотделом. Совсем недавно его хотели лишить партбилета и снять с должности вроде бы за бай-манапские связи, но за недоказанностью дело прекратили, и в самом начале войны его отправили как хорошего специалиста в родной Тянь-Шань, где он раньше и трудился, для восстановления и увеличения колхозного стада. Красной Армии срочно нужны были мясо, жир, теплые полушубки. В квартире остались взрослые дети и родственники-студенты.

В бараке жили люди самых разных национальностей. Это была политика партии, она уделяла большое внимание интернациональному воспитанию. Татарин по национальности, отец Халиды, как и его сын Рамиль, был милиционером и с первых дней войны стремился на фронт. Но в связи с достижением возраста ему отказали, на фронт ушел Рамиль. И от него семья уже получила недавно письмо. Он еще не участвовал в боях и был направлен в составе внутренних сил на защиту и установление порядка в Москве. Это временно, писал он домой и постоянно рвался на фронт. Он погибнет в боях под Курском.

У врача Эсенамана была бронь: он организовывал работу госпиталей. Ему было неудобно, что такой здоровый человек не на фронте. В неделю раз он посещал военкомат со своим заявлением, но ему там говорили, что здесь он нужнее и, когда придет время, его призовут.

В августе в бараке опустели две квартиры, стало тихо, никто не шумел. У тети Клавы не собирались гости, не дымила печь, на скамейке не играли в домино. Только по вечерам так же горел фонарь на столбе, двор был полит и подметен, а возле цветов как всегда летали «ночные красавицы». Иногда на незваных гостей лаял недавно появившийся здесь маленький щенок Тузик…

Народ слушал радио.      В сводках Совинформбюро подробно и широко говорилось о героических подвигах советских летчиков, танкистов, пехотинцев, о зверствах фашистов на оккупированных территориях, о страшных кровопролитных боях с немецкими захватчиками… Но ведь многое и скрывалось, например, об огромных человеческих потерях, связанных с плохой оснащенностью Красной Армии и тактическими ошибками генералов, об отсутствии в то время субординации среди командного состава, о предательстве некоторых командиров и солдат, ушедших на сторону противника… Может быть, для того времени сокрытие таких страшных фактов было правомерно и правильно. Народ должен был всегда верить партии и правительству, поэтому у простых людей не должно было быть никаких сомнений. Такова политика компартии.

…На фабрике сказали, что Валентину и Анастасию могут взять на работу пока ученицами. Девчонки, по специальности библиотекарши, учились новому делу со всей ответственностью. А жилье им дали в бараке Айши и Халиды.

Шефство над девчатами из Смоленска взяли передовая швея, жена фронтовика Александра Андреевна Антонова, технолог Елена Васильевна Пугачева, а также стахановка Айнек Айткулова, муж которой на фронте был уже награжден орденом Красной Звезды. Женщины мечтали, чтобы шинели, пошитые у них на фабрике, согревали ушедших на фронт родных. У многих на войне были отцы, братья, мужья и даже сестры, и все работницы очень старались, чтобы их имена и фамилии были на фабричной доске почета, где каждое утро записывались производственные показатели лучших стахановок.

Меньше, чем за месяц, Валентина и Анастасия могли уже самостоятельно выполнять несколько операций, их перевели в бригады, и если где-то было отставание, они приходили на помощь. На фабрике внедрялся конвейерный метод работы, а опытные швеи-мотористки уже участвовали в движении двухсотниц, то есть тех, кто выполнял задания на 200 и более процентов. Некоторые даже стремились примкнуть к движению тысячниц, выполнявших план на тысячу процентов…

Конечно же, очень часто вспоминали о родном Смоленске, который им пришлось так быстро покинуть и о котором им было известно только то, что там фашисты. Девушки беспокоились о своих родных и близких…

А на фабрике во Фрунзе жизнь шла своим чередом. Швейники после 11-часовой смены участвовали в занятиях по противоздушной и противохимической обороне, обучались санитарному делу в сандружинах, собирали бойцам теплое белье и подарки на фронт, учились военным специальностям в кружках ворошиловских стрелков, радиотелеграфистов и шоферов, а также снайперов, по очереди дежурили в госпитале.

Об отдыхе не было и речи. После рабочей недели по воскресеньям работницы выходили на колхозные поля, чтобы помочь в уборке урожая. Кроме того, ежедневно фабрика отправляла двадцать человек на строительство Большого Чуйского канала. Это была очень трудная физическая работа даже для мужчин, и работницы после такой тяжелой смены с трудом добирались домой, ночами плакали от боли, голода и усталости, но назавтра рано утром поднимались и опять шли в свою смену.

Однажды по просьбе председателя одного из колхозов на огороды были направлены 30 женщин. В отсутствие председателя фабкома бабы самостоятельно разделились на две бригады. В первой были женщины русские, в другой — еврейки, эвакуированные из Украины. Где-то ближе к обеду одна из евреек сделала замечание русской за то, что та часто отдыхает и уходит с грядки, на что та беззлобно и картаво ответила: «Сара, кушай курицу!» Это вызвало со стороны первой бригады хохот и улюлюканье. Но и вторая не осталась в долгу.

Валентина и Анастасия не знали, что делать, бегали между ссорившимися женщинами, успокаивали их как могли, но те не унимались, и дело шло к драке. Тогда Валентина, вскочив на пасущуюся недалеко лошадь, поскакала к полевому стану, чтобы позвать кого-нибудь из бригадиров.

Когда Валентина вернулась на огород с парторгом, инцидент был уже исчерпан: женщины мирно складывали в ящики помидоры и громко пели «Катюшу». Как Анастасия могла успокоить разбушевавшихся женщин, она рассказала потом на заседании фабричного комитета, который собрался на следующий день между сменами. Как считали рабочие, это было ЧП большого масштаба, и если об этом узнают в райкоме, жди беды.

К концу 1941 года фабрика должна была выпустить: телогреек — 45 тысяч штук, шароваров — 10,2 тысячи, сорочек — 98 тысяч, кальсон — 126 тысяч, кроме того, в госзаказ входил выпуск патронташей, оружейных сумок, обмоток, всевозможных мешочков для оружия, чехлов для фляг и многое другое. Первое время были проблемы с пуговицами для гимнастерок, но на помощь пришли кожевенники, они стали изготавливать их из подошвенных отходов, потом пуговицы и крючки стали штамповать из отходов алюминия на Интергельпо.

Между тем из 230 имеющихся швейных машин многие устарели, их необходимо было постоянно ремонтировать, а число слесарей, токарей, электриков сильно сократилось из-за ухода на фронт специалистов, и тогда на их места пришли женщины, которых стали обучать ветераны фабрики, вернувшиеся на производство.

Кроме госзаказа, фабрика должна была выпускать еще одежду из сукна: пальто, костюмы, брюки, головные уборы; из хлопчатобумажных тканей — платья, белье, головные уборы, наборы для новорожденных.

Однажды Валентину и Анастасию пригласили на заседание фабричного комитета. После подведения итогов смены председатель обратилась к девушкам.

— Валентина, — громко, как на собрании, сказала она. — Завтра заканчивается установка радиоузла, и тебе будет большое поручение: ты назначена ответственной за подготовку и выпуск информационных материалов, а Миша будет отвечать за оборудование. Вдвоем справитесь?

— Справимся.

— А Анастасия с завтрашнего дня будет помогать Гуле — моему заместителю в организации художественной самодеятельности. Слышала, что ты хорошо поешь. Согласна?

— Конечно согласна.

Через день в цехах фабрики на полную мощность гремели сводки Совинфорбюро, разная информация из центральных и республиканских газет и журналов о боевых эпизодах, о тружениках тыла, а потом все это обсуждалось работницами в обеденное время или после работы.

Дома женщины рассказывали об этом своим детям и соседям. Радиоузел прочно вошел в жизнь фабрики, народ стал знать о своих передовиках и ветеранах производства. Передавали хорошую музыку. Большая заслуга в этом принадлежала Валентине. Она, как библиотечный работник, хорошо разбиралась в газетах и журналах, сама сочиняла стихи, поэтому ей легко было находить нужный и полезный материал, доступно доносить его до слушателей, проводить беседы, подбирать музыку.

А на объявление Анастасии об организации хора сначала пришли два человека, потом, когда девушки услышали, как играет на аккордеоне и поет Анастасия, желающих стало больше, они заполнили всю комнату в красном уголке. Работницы просили исполнить «Соловья» Алябьева, русские народные песни «Светит месяц», «На речке на быстрой»…

Девушки выбрали актив хора и поручили ему подобрать хорошие песни, решили к праздникам подготовить большой концерт. Активными участницами хора стали Айша и Халида. Они внесли предложение, чтобы в репертуаре были не только русские, но и кыргызские, татарские, украинские, белорусские и других национальностей песни. А присутствующая руководитель художественной самодеятельности сказала, что фабрике скоро выделят духовые инструменты и тогда они создадут свой духовой оркестр. И под аплодисменты присутствующих добавила, что завтра из Дома пионеров придет учитель танцев и к празднику Октябрьской революции они подготовят для швей большой концерт.

На фабрике не хватало квалифицированных кадров, и было принято решение взять на обучение подростков из детского дома. Для них оборудовали небольшое общежитие, некоторых — а это 12 девочек — работницы взяли к себе домой. Но смены в 11 часов были для них не под силу, многие не выдерживали такого быстрого ритма работы и сбегали, поэтому подростков позже перевели на 6-часовой рабочий день.

И тогда к работе решили привлечь домохозяек, которые очень долго привыкали к конвейеру, но потом благодаря усилиям всего коллектива некоторые стали не только выполнять, но и перевыполнять производственные задания, проявлять инициативу, рационализаторские способности. Осознание того, что фабрика работает на фронт, заставляло людей трудиться с удвоенной и утроенной энергией. Женщины за короткий срок становились квалифицированными швеями, закройщицами, получали благодарности и премии…

Между тем в результате страшных кровопролитных боев наша армия продолжала отступать. Летом немцы оккупировали Псковскую, Смоленскую области, часть сил 6-й и 12-й армий окружили и уничтожили фашисты. Были захвачены Кировоград, Кривой Рог, Гомель, Нарва, Херсон, Новгород.

Именно в августе 1941 года немцы осуществили страшные расправы над мирным населением Киева, Львова, Бреста и Минска. Началось наступление на Ленинград, была захвачена Старая Руса. Немцы форсировали Днепр и блокировали Одессу с суши…

На фабрику приходили и приходили похоронки. Но народ говорил, что самое главное — победить врага, а для этого надо работать не щадя сил и, если потребуется, сменить швейную иглу на винтовку, чтобы с оружием в руках защищать Родину…

В начале сентября Валентина получила письмо от двоюродной сестры Татьяны, которая вместе с заводом эвакуировалась из Пскова на Урал. У нее потерялся десятилетний сын Андрей, которого вместе с другими детьми месяцем раньше эвакуировали из города в составе детского дома. Она просила Валентину с Анастасией поискать сына в детских домах Киргизии. Но в Наркомате просвещения, который занимался обустройством эвакуированных детей, сказали, что такой мальчик у них в списках не значится, но дети продолжают прибывать, поэтому девушкам надо чаще наведываться и наводить справки.

Между тем Валентина была уверена, что она найдет мальчика именно во Фрунзе, так как детей чаще всего везли в южном направлении.

Девушки после смен торопились к железнодорожному вокзалу. Однажды прибыл эшелон эвакуированных из Краснодара, и среди них было много детей. Смотреть на них было страшно: худые, голодные, уставшие…

Валентина и Анастасия стояли в толпе, от увиденного им хотелось реветь.

Мальчик сам узнал Валентину и крикнул:

— Тетя Валя, а где моя мама?

— Нашелся, нашелся! — обрадовались девушки.

Они хотели забрать мальчика с собой, но им не разрешили, сказали, что нужна доверенность от матери и еще какие-то документы. Будет лучше, если мама Андрея сама приедет, и тогда они отдадут ей мальчика. Через 5 минут девушки уже знали адрес детдома и с хорошим настроением вернулись домой.

Бабушка Халиды в честь такого события прочитала Коран, благословила девушек, приготовила суп, в нем было много овощей и разной зелени, и все было очень вкусно.

Заканчивался третий месяц войны. Немецкие войска заняли Шлиссельбург и замкнули кольцо блокады Ленинграда. В результате ожесточенных боев наши войска оставили Чернигов, Кременчуг, Полтаву. Но советские воины проявляли мужество и героизм, боролись с врагом самоотверженно, и фашисты несли большие потери. Впрочем, немцы не признавали это и утверждали, что Советская армия на грани уничтожения и не сможет долго противостоять рейху. Всего через три месяца в боях за Москву наша армия доказала свою силу, организованность, смелость и бесстрашие…

 Софья НУРМАТОВА.