Сегодня, в день рождения большого писателя, «человека-бренда» целой нации, одного из культурных символов супермногонациональной культуры континента и, бесспорно, планеты в который раз приходится признать, что утрата значительной личности — всегда тяжелый, болезненный удар для эпохи. Гораздо более тяжелый, чем  эпоха порой способна сразу осознать.

Да, в кардинально изменившемся культурном сообществе последних лет Айтматов       отошел от активного литературного процесса — и это вполне понятно: он ознаменовал три десятка лет назад новую эпоху в советской литературе, создал этой литературе новый всемирный имидж (что было невероятно нелегко в бешеной атмосфере холодной войны), был для нас какое-то время, пусть и недолгое, новым Толстым и новым Шолоховым конца века.
Айтматов как писатель, как общественный деятель, как наставник национальных миров (а кроме него, кто из его современников заслужил такое звание!) сделал невероятно много и имел полное право… устать. Да, он устал, но творчества не предал. Правда, в круто меняющемся мире уже бился бешеный пульс новой, иной литературы — той, у колыбели которой стояли его повести и романы, но в которой ему все меньше находилось места.
Как человек планетарно мудрый, Чингиз Айтматов раньше нас понял, что высокая литература изгоняется из массового сознания человеческой цивилизации (где СССР был последним островком ее ценностей). Он сосредоточился на главном: на мысли, что последним прибежищем «учебника жизни» становится нравственное воспитание общества, пусть даже в этом обществе мало кто слышит голос разума. И когда он болел душой за литературу,  это были боль и тревога за изначальное в этой литературе: за Человека. Все более нарастает уверенность, что Айтматов — едва ли не последний великий гуманист в мире.
Такой нравственной нагрузки долго не выдержит ни один человек, ведь это все равно, что пытаться дышать там, где воздух исчезает. Помню, несколько лет назад мы долго беседовали втроем — он пригласил Амангельди Мурсадыковича Муралиева и меня. Чингиз Торекулович говорил о трудностях творчества, о том, как нелегко создается роман «Когда падают горы», о том, что из большой литературы уходит читатель… Ощущение печали, озабоченности, я бы сказал, глубоко спрятанного отчаяния, исходящее от той встречи, не стерлось и в более оптимистичных беседах с ним позже… Об этом ощущении тревоги говорил мне и академик Абдылдажан Акматалиев, ученик писателя, один из тех немногих, перед кем наставник приоткрывал душу.
Этого не понимали или не хотели понять его соплеменники и современники — и не только у него дома, в Кыргызстане, но и в большом разношерстном тюркском мире Евразии и в СНГ.
Этим людям был нужен Айтматов именно как бренд, как фирменная марка национального самолюбования, нужны были его «президиумное» присутствие, его имя в конце политических документов; учитывались даже благородная сдержанность и такт, которыми моментально пронизывалась атмосфера, в которой звучала айтматовская мысль… Все это эксплуатировалось — и чем  дальше, тем беззастенчивей.
Что говорить, когда недавно мне позвонил главный редактор всемирно известного журнала «Дружба народов» (с «Дружбой» связана вся творческая биография писателя, там был опубликован и первый рассказ юного Айтматова, там состоялась и последняя его прижизненная романная публикация!). Так вот, журнал в юбилейном номере, посвященном советской литературной эпохе, хотел в числе классиков ХХ века напечатать и  Айтматова — опубликовать отрывок из оставшегося незавершенным последнего его романа. Однако какие-то юные юридические клерки из тех, что якобы охраняют авторские права, ответили мне по телефону, что такая публикация не имеет коммерческой актуальности…
Не ведаю относительно «коммерции», но знаю, что в мировой литературе, где авторитеты сменяются с безжалостной быстротой, такие поступки не будут способствовать сохранению памяти о великом писателе.
Сегодня, когда все острее ощущается отсутствие огромного энергетического центра, каким было сердце художника и мыслителя, мы должны понять: Чингиз Айтматов — это нечто неизмеримо большее, чем бронзовая фигура на площадях или фамилия на вывесках учреждений. Это прежде всего выстраданная мудрость, пусть и скрывавшаяся за фасадом элегантного спокойствия дипломата, за усталой улыбкой аксакала.
И чем дальше бежали дни, приводя художника к последней черте, тем больше  и беспощадней оседали у него в душе тревоги времени. Но это мало кто видел — потому что это мало кто хотел видеть.
С судьбой не поспоришь, но я думаю, что мы, современники, недостаточно  берегли Чингиза Айтматова, как следовало бы беречь: сначала ранимого и доброго человека с большой душой, а уж потом официальную национальную ценность.

Вячеслав ШАПОВАЛОВ,
народный поэт
Кыргызстана.