Гибель Айзады Канатбековой от рук похитителя на минувшей неделе всколыхнула общественность страны. В Бишкеке и Оше прошли митинги против насилия в отношении женщин и неэффективной работы милиции; в Жогорку Кенеше депутаты вызвали министра внутренних дел Улана Ниязбекова для отчёта; а вице-спикер Аида Касымалиева распространила обращение от имени Совета по правам женщин и предотвращению гендерного насилия при торага ЖК с требованием наказать виновных и обеспечить безопасность граждан.
А мы размышляем об этом инциденте и о ситуации в целом.

НеПОследовательность

Трагедия стала очередным поводом для общества обсуждать возможность предотвращения похищений девушек для принуждения к браку. Снова, как и после убийства Бурулай Турдаалы кызы три года назад, некоторые активисты и правозащитники заговорили о том, что такие преступления нужно квалифицировать как «похищение человека» (ст. 170 УК), а не как «похищение лица с целью вступления в брак» (ст. 175). Например, об этом в соцсети написал юрист Нурбек Токтакунов, заявили на митинге директор ОФ «Лига защитников прав ребёнка» Назгуль Турдубекова и в эфире телеканала полковник в отставке Александр Зеличенко. Кстати, одной из претензий к правоохранительным органам является возмущение тем, что изначально уголовное дело возбуждено по статье 175, хотя обстоятельства похищения Айзады якобы не были ещё известны. Тут хотелось бы напомнить, что именно женские организации, феминистки и их союзники, активисты, правозащитники и международные структуры несколько лет назад яро боролись за то, чтобы милиция возбуждала дела по таким случаям не по статье о похищении человека, а по отдельной. Тогда они утверждали, что нужно ввести в законодательство понятие похищения женщины для принуждения к браку и таким образом дать этому явлению определение преступления, а также показать волю государства к борьбе против практики умыкания невест.
Я неоднократно писала о том, как женские организации поддерживали и практически заставили парламент принять так называемую Инициативу-155, или законопроект Айнуру Алтыбаевой «О краже невест» (смотрите, например, статью «Особенности национального феминизма» в номере от 9 июля 2019 г.; адрес на сайте — https://archive.slovo.kg/?p=108032).
Напомню, что в старой редакции Уголовного кодекса, которая действовала в момент принятия закона Алтыбаевой, были следующие статьи: 123 («Похищение человека»), которая предусматривала наказание в виде лишения свободы на срок от трёх до десяти лет; 129 («Изнасилование») — до 15 лет лишения свободы; 154 («Принуждение к вступлению в фактические брачные отношения с лицом, не достигшим семнадцатилетнего возраста») — лишение свободы до семи лет; 155 («Принуждение женщины к вступлению в брак или воспрепятствование вступлению в брак») — ограничение свободы на срок до трёх лет.
Согласно статьям 15 и 59 прежней редакции УК, при совокупности преступлений сроки наказаний за каждое из преступных деяний складывались.
Вот что я писала в те годы в «Слове..» (цикл «Третий год с парламентом» в январе 2013 года; статьи «Вам надо? Нате!», «Законопроект не панацея» от 2012 года): «Представленный законопроект (уже рассмотренный палатой в трёх чтениях) предполагает изменение статей 154 и 155 Уголовного кодекса. Поправки заключаются в том, чтобы прописать санкции за умыкание — 5-10 лет лишения свободы. В УК уже есть статья 123 («Похищение человека»), где указано наказание в виде лишения свободы на срок от трёх до пяти лет, и если деяние совершено группой лиц по предварительному сговору или с применением насилия, опасного для жизни или здоровья, — от пяти до десяти лет. Выходит, теперь суды станут применять только 155-ю статью, в то время как в случае обвинения по нескольким могли давать до 15 лет, потому что наказание должно назначаться путём сложения. Бороться с практикой похищений мешает не Уголовный кодекс, а менталитет жителей и несовершенство правоохранительной и судебной систем».
Но прессинг ооновских структур и местных женских организаций на парламент и президента был слишком сильным, никто не решился прослыть врагом женщин, и в итоге закон приняли и подписали.
Давайте теперь посмотрим, что происходит в реальности после принятия НПА о краже невест. Во-первых, воровать не перестали.
Во-вторых, судя по сообщениям СМИ (подробнее смотрите по ссылке выше), в каких-то случаях органы внутренних дел использовали только статью 155 Уголовного кодекса, которая после алтыбаевских поправок стала называться «Принуждение женщины к вступлению в брак, похищение женщины для вступления в брак или воспрепятствование вступлению в брак», а в каких-то — по старинке, по совокупности статей: 129 («Изнасилование»), 154 («Принуждение к браку») и 125 («Похищение»).
С 1 января 2019-го в силу вступила новая редакция Уголовного кодекса. Теперь наказание за похищение человека предусмотрено в статье 170 (лишение свободы III категории). При этом вместо прежней 155-й есть статья 175 («Похищение лица с целью вступления в брак»). Называется она так, но внутри есть оговорка: «…вступления в брак вопреки его воле». Наказывается это лишением свободы III или IV категории, то есть от пяти до десяти лет, в зависимости от тяжести преступления. Предусмотрен ещё и штраф IV категории.
Принуждение к вступлению в фактические брачные отношения (ст. 176) предусматривает штраф VI категории или лишение свободы II категории (от 2,5 до пяти лет). Принуждение лица вступлению в брак (ст. 177) — штраф V категории или лишение свободы I категории (до 2,5 года). Нарушение законодательства о брачном возрасте при проведении религиозных обрядов (ст. 178) — лишение свободы II категории (от 2,5 до пяти лет).
Таким образом, можно прийти к выводу, что «Инициатива-155» конца порочной практике не положила. Обществу глубоко плевать, названо ли умыкание девушек преступлением закона. Вот вам ещё один пример. Все СМИ полнились сюжетами и статьями об убийстве, соцсети продолжали скорбеть об Айзаде, а в Жайыльском районе три парня умыкнули несовершеннолетнюю девушку. Эти джигиты как — новости не читают?..
Всё это мы пишем здесь не ради злорадства, а в очередной раз надеясь и пытаясь доказать, что нужно искать коренную причину явления и её устранять.

Разруха в головах
Автор этих строк в 2019-2020 годы подготовила серию статей о принудительных браках, в числе которых были и интервью.
Президент ОО «Центр помощи женщинам» Роза Айтматова (которую, кстати, когда-то украл её кавалер, впоследствии — супруг) рассказывала, что необходимо разделять понятия «ала качуу» (совместное бегство влюблённых по договорённости) и «кыз уурдоо» (похищение девушки). По её словам, использование термина «ала качуу» в головах людей как бы, наоборот, настраивает людей положительно, потому что изначально это явление было попыткой молодых людей бороться с принуждением или препятствием браку.
Роза Торекуловна отмечает, что необходимыми условиями для прекращения практики «кыз уурдоо» являются просвещение и воспитание: заниматься этим должны и родители, и школы, общины, СМИ, учреждения культуры, кинематограф и литература.
Продюсер фильма «После дождя» Юджиния Чанг говорила: «Это комплексная проблема. Причины разнятся от случая к случаю в разных семьях или регионах. Да, иногда калым дорогой и нет понимания традиций, иногда нет возможности познакомиться, найти возлюбленную. Парни не умеют, не знают, как ухаживать за девушками, а матери давят на сыновей: «Когда женишься? Где моя келинка?» Как искоренить? Да, через любовь. Но я видела также проблему неисполнения закона, в том числе милицией. Кроме того, когда кыргызку крадут, семья её не защищает, говорит: «Если вернёшься, будет стыдно, оставайся».
«В сёлах мало возможностей представителям полов подружиться, нет клубов, не проводятся вечеринки, тренинги по отношениям. И родители этому не учат, — также считает Юджиния. — Раньше в Корее тоже практиковалась кража невест, 100-150 лет назад. Но сейчас там много активностей для молодёжи, движений, тренингов. Снимаются драмы (телесериалы), и, просматривая их, все учатся романтике. Поэтому говорю, что кинематограф имеет большое значение. Но в первую очередь нужно налаживать отношения в семьях: любовь, доверие. Те молодые люди, что растут в благоприятной атмосфере, увереннее чувствуют себя вне дома, и им легче контактировать со сверстниками, с противоположным полом».
Активист, союзник феминисток, основатель общественного фонда «Кєчмєн Nomad» Улан Усойун утверждает, что кыргызские юноши не умеют ухаживать за девушками: «Мужчины же — воины, завоеватели. Привыкли сразу получать своё (здесь был сарказм. — Прим. авт.) Не говорят хороших слов. У девчат тоже бывают ошибки. Они думают, что мужчина должен быть сильным. Виноваты и социально-экономические проблемы. Иногда парни не могут себе позволить дарить возлюбленным цветы, в кафе водить. Нет откровенной коммуникации между полами. Влюблённые открыто не говорят о своих чувствах, проблемах. Есть и стереотипы. Например, считается стыдным, чтобы девушки признавались в любви».
При этом он допускает, что иногда виной может быть и стеснительность парней: «Потому что в Кыргызстане люди не умеют откровенно общаться. Родители не строят отношений с детьми. Девчата тоже стеснительные. Любовь стыдно показывать, не принято. Вообще, вся тематика, связанная с полами, отношениями, браком и деторождением, под запретом.
Кража невест — это показатель необразованности, неинформированности людей. Это результат нашей жизни, поведения. Нельзя рассматривать это явление само по себе».
…Конечно же, эти несколько позиций не отражают всего того спектра причин, которые побуждают молодых людей принуждать женщин к браку. Но их объединяет отсутствие мнения, будто достаточно изменить законодательство и будет нам счастье.

Немилые бранятся -не тешатся
Вернёмся к мысли о путанице с терминами «ала качуу» и «кыз уурдоо». В предыдущем разделе я указала, что некоторые активисты и правозащитники упрекают правоохранительные органы в том, что дело возбуждалось изначально по статье 175 («Похищение лица с целью вступления в брак»), а не по 170 («Похищение человека), хотя вообще-то наказание по первой строже. Когда речь идёт о статьях Уголовного кодекса, то это выглядит так, будто интересно только то, почему стражи порядка определили мотив преступления, когда он ещё не был известен.
Но есть ещё и такой нюанс: происшествие изначально назвали «ала качуу», то есть совместным бегством влюблённых по договорённости? И если да, то кто это озвучил? В СМИ прошла информация, что, когда правоохранители дозвонились до Замирбека Тенизбаева и Айзады, якобы они заверили, что хотят пожениться. После этого представители милиции и сообщили матери, что будет той, праздник.
Я предполагаю, что похищенная беспокоилась, что звонки злили Замирбека, тогда как она с трудом его уговорила вернуть её в Бишкек. Ведь, судя по доступной информации, Канатбекова боялась открыто отказать преследователю и создавала видимость, что не отвергает его, а лишь просит повременить. Кто знает, может, если бы Тенизбаеву звонил специально обученный переговорщик — как в кино, то парень не понял бы, что Айзада его не любит и не задушил бы её?!
Но компетентного специалиста не было. И милиционеры не поняли истинного положения вещей, а приняли всё за любовную игру.
Именно применение термина «ала качуу» создаёт эту опасную путаницу. Потому что добровольное бегство происходит по взаимной любви — когда родители препятствуют молодым жениться или когда нужно избежать обрядов сватовства и выплаты калыма и т. д.
Если бы не бывало такого, что девушка сама уезжает с любимым, не предупредив родителей, то, конечно, не бытовало бы в обществе мнений о возможности такого. Но они есть. Нередки и случаи, когда милиция находит чью-то пропавшую дочь, а та решает остаться с женихом и отказывается писать заявление. Либералы требуют, чтобы дела по похищениям женщин возбуждались по факту, а не по заявлению потерпевшей, считая, что на неё оказывается давление. Но как быть с прецедентами, когда невеста действительно не хочет, чтобы молодого человека посадили в тюрьму? Как быть, когда это реально ала качуу?..
Я, например, вижу проблему в том, что в XXI веке явление ала качуу (наряду с кыз уурдоо) всё ещё существует. Почему молодым всё ещё приходится жениться исподтишка? Почему они всё ещё не свободны в своём выборе, решении, действиях? Почему родители всё ещё считают для себя возможным и позволительным запрещать им вступать в союз? Почему невесты вынуждены сбегать со сменой вещей, вместо того, чтобы позвонить близким и предупредить, хотя бы записку оставить? Если бы уже удалось изжить ала качуу, то не возникало бы и путаницы в случаях насильственного похищения.
С другой стороны, наверное, дело не всегда в отсутствии между детьми и родителями взаимопонимания, доверия и поддержки, а просто в беспечности и легкомысленности молодых. Так что ала качуу, кажется, будет жить ещё долго.
…Родственники, которые — как знать? — жарили боорсоки в ожидании келинки, джигиты, помогавшие Замирбеку и Марсу увозить девушек, не ожидали, что всё обернётся трагедией, а могли бы, будь они более информированы, чувствительны. А семьи… Семьям, конечно, всегда кажется, что их родной сын, брат не способен на страшный поступок. Как знать, от сумы да от тюрьмы, говорят… кто и что может совершить в состоянии аффекта. На основе обнародованной информации наберусь наглости утверждать, что Замирбек Тенизбаев похитил Айзаду не для того, чтобы убить. Это убийство не заранее спланированное, не умышленное, а совершённое в состоянии аффекта. Так же, как и убийство Бурулай Турдаалы кызы Марсом Бодошевым.
Кажется, что ни первый случай не заставил, так же и второй не побудит мужчин предполагать печального исхода. Друзьям Замирбека как минимум не следовало оставлять их наедине, так же, как и подельники Марса Бодошева могли предупредить сотрудников Жайыльского РОВД о том, что их товарищ не в себе. В конце концов, сами милиционеры должны были исходить из возможности наихудшего.
Увы, оптимизм — это наша национальная и не лучшая черта. Государство слишком оптимистично готовилось к пандемии и получило «чёрный июль». Три партии слишком оптимистично готовились к парламентским выборам, переборщили с манипуляциями, а в итоге получили октябрьские события. Избиратели всегда оптимистично выбирают себе депутатов, президентов, конституции. Молодожёны оптимистично клянутся друг другу в верности и разбегаются через год…

Рыба гниёт с головы
Что в таком случае делать милиции? Априори в каждом подобном инциденте ожидать самого худшего и, соответственно, принимать меры для предотвращения. Непременно найти молодых людей, разделить и обезопасить, предоставить им психологов (обоим!), объяснить девушке, что она должна открыто сообщить, хочет ли остаться с юношей, гарантировать и предоставить ей защиту, пообещав доставить в шелтер (убежище).
Даже сами милицейские чины признали, что стражи порядка склонны рассматривать похищения женщин как бытовое явление. Служба в милиции в нашей стране — это не образ мышления, а всего лишь работа. И делают её люди, пришедшие в профессию сформированными личностями, плоть от плоти народа, среды, в которой родились и росли.
Шесть лет назад в УВД Первомайского района доставили нескольких членов национал-патриотических объединений, в том числе лидера «Калыса» Жениша Молдокматова, которые сорвали закрытое мероприятие одной из организаций. Сотрудники управления принесли доставленным ребятам еду, общались с ними, ели, пили, смотрели видео на телефонах; глава 10-го отдела с пачкой объяснительных свидетелей сидел рядом с Женишем и беседовал… Это нормальное поведение для стражей порядка — тусоваться с его нарушителями? Юрист Марат Токтоматов, тогда представлявший интересы потерпевших, на пресс-конференции заявлял о бездействии, которое он расценивал как укрывательство, тогдашнего министра внутренних дел Мелиса Турганбаева. В прошлом году экс-глава МВД шёл на парламентские выборы от партии «Замандаш», возглавлял которую тогда Молдокматов. Впрочем, что министр, когда Жениш активно участвовал в предвыборной президентской кампании 2017 года в штабе Социал-демократической партии Кыргызстана — партии бывшего президента Алмазбека Атамбаева!
Давайте вспомним, в чью бытность главой государства многочисленные национал-патриотические объединения, в состав которых, к слову, входили также и активные участники Апрельской революции, развернули бурную активность?
Давайте вспомним, при чьём правлении усилилась риторика о «традиционных семейных ценностях» и необходимости отказа от демократии и западного мировоззрения, стали критиковаться НПО, правозащитная деятельность, дискредитироваться понятия прав человека, толерантности, свободы слова и совести? А говорить ведь следовало — и следует всегда — о необходимости анализа и избирательного отношения и к традиционному, и к современному, пришлому: высшей ценностью является Человек. И среди того, что ещё столетие назад бытовало у кыргызов, есть неприемлемое: рабовладение, работорговля, свободное ношение оружия и произвольные убийства, жестокие наказания вроде побития камнями или протаскивания за лошадью по земле, многожёнство, ранние и принудительные браки и т. д. Что такое традиционные семейные ценности? Всех девочек и женщин исключить из учебных заведений, уволить с мест работы и отправить по домам, потому что наши прабабки так жили? И разве не чрезмерный культ семьи заставляет родителей торопить сыновей с женитьбой, толкая на злодеяния?..
А давайте ещё вспомним, как представители системы ВД вместе с самозваными морализаторами участвуют в облавах на уязвимые группы; как сливают в интернет видео своих издевательств над гражданами, как отпустили машину, в которой мужчины силой удерживали некую Вику… Как в прошлом году на мартовском марше сотрудники УВД Свердловского района не задержали молодчиков в масках, а похватали пострадавших феминисток. Как министр культуры Азамат Жаманкулов участвовал в акции «Нация выше прав», и ничего ему за это не было…
А впрочем, стоит ли во всём обвинять только бывших правителей, когда ведь и общество само виновато. Оно тепло и одобрительно принимает повествования об умыканиях со счастливым концом, считая их этнографическими записками о любви. Конечно, дело там в симпатии к самим рассказчикам. Но я не отмахиваю и следующее соображение. Сейчас население бурлит не столько из-за практики похищений, сколько из-за убийства. Не убили бы — никто бы ни Замирбека Тенизбаева, ни Марса Бодошева не осуждал бы, как оказалось. А так «кыз уурдоо» — по-прежнему в умах кыргызстанцев нормальное такое явление, «Боз салкын» — любимый фильм, а Эрнест Абдыжапаров (сам когда-то похитивший себе жену, о чём и снял кино) — народный режиссёр. Он же никого не убил.
А ведь по большому счёту хэппи-энд (как в фильме «Боз салкын») — это конечный пункт маршрута под названием «Семейная жизнь», берущего начало в тот момент, когда девушка решает остаться. И часто она это делает от безысходности. А потом — люди ведь все разные, причины у всех разные, потому и конечные остановки у некоторых семей — счастливые, а у других — нет. Просто некоторым супругам удаётся поладить, найти общий язык, они прилагают усилия, чтобы «стерпелось-слюбилось», и тогда появляется легенда о том, что «мама, на самом деле, была не против, просто притворялась». Ведь детям нужно знать, что они — желанные, долгожданные и родились от любви, а не от насилия и преступления; что их родители хорошие, а не преступники и насильники.
Понимаете, почему говорить о похищениях женщин в Кыргызстане очень трудно и почему эта тема и феминизм встречают сопротивление или равнодушие? Потому что это слишком деликатный, чувствительный вопрос, тут резать приходится по живому. Очень легко абстрактно умничать, жестокими словами бросаться. А для кого-то это судьба, семья, родители, родственники.
Вы видели, как виноград оплетает кирпичную стену? Растение своими ростками глубоко проникает в пористый материал… Вот так и практика похищений невест глубоко вросла в жизнь кыргызского народа. Люди в этом рождаются, впитывают с молоком матери, живут… отсюда и спокойное отношение к явлению, как к данности. Жители регионов (например, в командировках) иногда в шутку говорят мне, что, будь они моложе, украли бы меня, или что нужно уговорить местных ребят похитить меня, чтобы я осталась в их местах. Смотрю на них и понимаю, что они не чудовища, как это преподносят феминистки, что они не со зла, а это единственный их способ сделать комплимент женщине. Кыргызские мужчины не умеют общаться с дамами по-европейски, это правда. Но я скажу больше — к сожалению, в кыргызском обществе вообще распространена очень токсичная модель общения. Возможно, она сформировалась как итог сурового кочевого и военного прошлого, полного тягот и лишений, требовавшего закалки и дисциплины. Неженки бы просто не выжили. Но в дни доступности литературы о психологии и большого внимания человеческой душе стало ясно, что кыргызы жили и живут с психологическими травмами.
У казахского прозаика Мухтара Ауэзова есть рассказ «Серый лютый», по которому кыргызский режиссёр Толомуш Океев снял фильм «Лютый». В нём пастух Ахангул (его играет Суйменкул Чокморов), хлебнувший в жизни немало горя, не верит уже в силу добра и воспитывает племянника в духе волчьей философии: «В жизни побеждает тот, кто сильнее, злее и беспощаднее других». Кажется, будто это суть кыргызского национального воспитания тоже!
Наше время — переходное, когда культ доминантно-агрессивного типа личности может сменить культ Миротворца. Но выберем ли мы это?

Плач по кыргызской женщине
Некоторое время назад я делилась своими размышлениями о судьбе кыргызской женщины, о понятии «уят» и своими впечатлениями о спектакле казахстанского театра «АРТиШок» (смотрите в номерах от 17 и 24 января 2020 года или на сайте по ссылке https://archive.slovo.kg/?p=112992). Эти слова всё ещё актуальны:
«…Похороны — это момент, когда остро чувствуешь связь с родственниками, родом, племенем, со своими корнями. Ты оплакиваешь важного человека и при этом себя, те счастливые мгновения с покойным, которых теперь уже никогда не будет в будущем. Чувствуешь сильную боль потери, пустоту в душе, осознавая, что ни человека, ни времени с ним не вернуть и мечты, планы о совместных днях впереди не сбудутся никогда. И дело совсем не в том, что ты начинаешь отрицать смерть и хочешь верить, что это не конец, что вы ещё встретитесь где-то, когда-то… А в том, что ты желаешь сохранить хоть что-то общее. Поэтому и цепляешься за родство, культуру, язык, традиции, веру… Это просто любовь к близким, семье, тоска по счастливым безмятежным временам, проведённым вместе.
Как бы ни жил кыргыз, каким бы европеизированным ни был, в какой бы степени ни страдал синдромом креольности, похороны — тот час икс, когда в нём что-то переключается и он (хоть и ненадолго) ощущает себя потомком своих предков, птенцом своего села, края, отечества. Тюрком, кочевником.
Он может верить во что угодно или ни во что вообще. Но когда ему доводится хоронить, зовёт молдо. И сам хотел бы, чтобы его несли к месту погребения в саване на носилках… Получается, ислам — это не только религия (для некоторых даже и вовсе не религия), но культура, часть национальной, родовой, семейной идентичности. И не только ислам. Именно поэтому сохраняются и традиции. Поэтому мы за них и держимся.
…Общество, кыргызы не осудили «патриотов», потому что они — это и есть мы. Это и есть наш мир, быт, действительность… Эти ребята — «патриоты», «чорошники» — они же не пришельцы. Они — наши. Рядом с нами, выросшие среди нас (и мы — среди них).
И даже если все эти традиции, верования — (допустим) неправильно, другого у нас нет.
Это не стокгольмский синдром. Потому что если всякие там «калысники», «жанымууновцы» и прочие — чужие люди, то как быть с родными? Что они думают? Что если и они хотят видеть во мне скромную тихую девушку, которая будет молча им чай наливать? Люблю ли я их — своих родных, которые хотят, чтобы я им чай наливала?
…Сами по себе этничность, вера, традиции — не зло. Зло, когда мы забываем, что сутью их должен быть человек. Зло, когда мы из-за них ненавидим или приносим человека в жертву им».
Снова повторю: это очень знаменательно, что кыргызстанцы вместо статуи Свободы на главной площади страны установили монумент Манаса. Я почитаю национального героя и не уверена, что нам нужно обращение к античности (каковой являлась демонтированная скульптура). Возвращение к истокам — естественный, хороший процесс поиска идентичности, пути. Надеюсь, что он приведёт нас к пониманию, что Человека можно не приносить в жертву Нации.

Безрадостный путь
Согласно информации в СМИ, родился Замирбек 22 апреля 1985 года в селе Жаны-Турмуш Алайского района Ошской области. Местные жители рассказали АКИpress, что родители его развелись в 1990-х годах. Мать одна растила его, братишку Дамирбека и их сестру в двухкомнатном саманном доме. Ей приходилось трудно, и в 1995 году она с детьми уехала из села в поисках лучшей жизни в Бишкек.
Как жил Тенизбаев до переезда в Россию — неизвестно. А после — женитьба, двое детей, три судимости (за кражу, грабёж, вымогательство и разбойное нападение) и в общей сложности около восьми лет тюрьмы, депортация в Кыргызстан. Здесь занимался частным извозом и первое время снимал квартиру, а последние 2-3 месяца жил в машине, которую использовал для оказания услуг такси. Судя по тому, что он вёз Айзаду в Ошскую область, родня его находится там. Похоронить его должны были в селе Жаны-Турмуш, в котором Замирбек не бывал с детских лет.
Ещё одна деталь: родственники и друзья погибшей охарактеризовали Замирбека как неадекватного. Мол, именно из-за этого Айзада не захотела продолжить с ним общение, он угрожал ей, выслеживал, преследовал. Она уговаривала его подождать с женитьбой якобы потому, что боялась открыто отказать. При этом двое знали друг друга всего лишь четыре месяца. По словам матери покойной, познакомились они в интернете.
На какие мысли меня наводят все эти сведения? Замирбек — явный абьюзер. И причины его абьюзивности, возможно, из детства. 1990 годы — крах Союза, экономический кризис, обесценивание денег, безработица, потеря духовно-нравственных ориентиров, рост преступности и стремительное социальное расслоение. Не исключаю, что какое-то время ребёнок жил в атмосфере родительских скандалов. В итоге — депрессия, впоследствии хроническая: из-за развода родителей, трудного материального положения и депрессии родных. Он искал утешения и спасения в любви (вдобавок ещё возраст и кыргызские стереотипы), но отношений строить не умел, потому и потерпел поражение…
Я не пытаюсь его оправдать, а просто думаю: не будь 1990-е столь катастрофичными или получи Замирбек вовремя психологическую, психиатрическую помощь, может, Айзада сейчас была бы жива?! Но, кажется, что у парня не имелось никакого шанса лечиться от депрессивного расстройства: наши кыргызские неинформированность, стереотипы, неустроенность и добывание хлеба насущного… Но если бы его родственники и друзья знали, что одержимость, принятая им за любовь, вызывает тревогу, и отвели к врачу, то трагедии не случилось бы.
Помимо психического состояния, дело, мне кажется, также в культе «единственной истинной любви», который нам навязывают все мировые искусство и литература, вся история человечества. Помните, как в фильме «Вам и не снилось»? «- Но всё-таки любовь меньше всей жизни, поверь мне, девочка, на слово… Да? — А как вы живёте без любви?!» и «Танечка говорит, что жизнь — больше любви. А глаза у самой тоскливые, как у больной собаки».
Культура-то нам внушает, что любовь — больше жизни. Но вот только мы не хотим понимать, что любовь — это когда двое любят взаимно и прилагают усилия для сохранения отношений. Что любовь — это когда, если тебя не любят в ответ, ты должен отпустить и довольствоваться тем, что человек этот жив и здоров, потому что если бы он умер — как это пережить?.. И вообще… а кто его знает: может, любовь и не больше жизни?.. Потому что часто не то мы принимаем за любовь.
Алия МОЛДАЛИЕВА.