Продолжаем диалог с Александром ПЕРЕВЕРЗЕВЫМ — кандидатом наук в области санскритологии, петербуржцем, живущим в Индии

— При нашем знакомстве вы сказали, что санскрит привлёк вас возможностью изучать философские труды древних индийских мудрецов. Понимаю, что тема очень обширна, но всё же хотелось бы знать, какие наиболее важные истины открылись для вас в этих трудах?

— Санскрит для меня всегда был интересен как ключ к философской традиции Индии, к цивилизации и культуре всего индийского субконтинента. Уже в России прочитал Упанишады в переводе и захотелось прочитать их в оригинале. Это были тексты, которые оставили во мне очень глубокий след. Читать их в оригинале стало возможным в Индии. У меня разные интересы в области индийской философии, но особенно интересны Веданта, Санкхья и Миманса. Самое интересное для меня в индийской мысли то, что философия не считалась интеллектуальным упражнением. Её следовало проживать. Она всегда была связана с религиозными идеалами, главный из которых — достижение освобождения. И почти каждая философская школа Индии предоставляет свою исключительную услугу в достижении этого: учите наши тексты, практикуйте, и освобождение — ваше. Поэтому главная идея индийской мысли:

возможность выхода из круга страдания через реализацию более глубинных слоёв нашего сознания, через слияние со своим глубинным «я», через осознание, что такое это «я», что такое чистое сознание, не связанное с материей и незагрязнённое психологическими негативными факторами (гневом, неведением, страстью/жадностью и т. д.). Идея, что в глубине нашей личности есть чистое сознание, которое безгранично, вечно свободно, и, реализовав его, можно оставить позади страдания и ограничения этого мира, сама по себе революционна. Идея, что всего этого человек может достичь сам, пройдя весь путь от начала до конца, не надеясь на помощь сверху, — тоже революционна. Идея кармы часто видится фаталистично: ничего нельзя сделать, нужно только страдать. Но её можно повернуть в оптимизм: в наших руках наше будущее, мы и только мы в конечном итоге можем сделать всё своими руками, изменить свою жизнь в лучшую сторону, можем стать тем, кем хотим. Возможно, не в этой жизни, но в будущем мы достигнем того, что нам нужно. Это тоже революционно и при правильном понимании даёт фонтан энергии, а не пессимизм.

— Много ли вы знаете людей, которые следуют идеям, о которых вы говорите? В том числе среди индийцев?

— Да, мне удалось увидеть людей, хотя не много, следующих традиционным идеям и ценностям. Такие люди есть. А те, кто так не живут, всё равно ставят эти идеи на уровне далёких целей: «Мы не можем достичь их сейчас, но мы в них верим и когда-нибудь придём к ним». Некоторые из идей так распространены, что даже очень простые люди их разделяют. Люди, выражающие традиционные ценности, всегда были в этом субконтиненте и ещё остались. Это даёт силу и значение традиции.

Духовная традиция, конечно, не в количестве храмов и не в помпе праздников, а в реальной передаче сакральных знаний от учителя к ученику по цепочке. Пока есть такие цепочки, многие из которых даже не видны, традиция жива. И в Индии она жива.

— Следовали ли идеям, о которых вы говорите, Рерихи?

— Все Рерихи были глубоко духовными людьми. Их очень интересовали индийская философия и религия в широком смысле, но с упором на индуизм и буддизм. Однако их представления, которые хорошо видны в книгах Агни йоги, основаны на теософии. И теософия, и Агни йога — это сочетание восточной духовности и оккультизма с некоторыми новыми научными идеями Запада, особенно с идеей эволюции, которой нет в классической индийской философии и религии. Рерихи наверняка читали некоторые доступные философские тексты в переводах. Николай Константинович уже в России был знаком с Бхагавад-Гитой. Но только Юрий Николаевич, его старший сын, мог читать буддийские тексты и брахманы в оригинале (санскрит, пали, тибетский). Он имел профессиональную востоковедческую подготовку, учился у очень значительной профессуры. Но при этом наверняка имел представление о философии в контексте Агни йоги, которая пропитывала и вдохновляла всю семью. Только в своих трудах Юрий Николаевич не писал об этом. Он, как и все Рерихи, был сдержан, вёл работу внутри, и его академическая работа, особенно напечатанная, должна восприниматься как верхушка айсберга, совершенно не исчерпывающая его как личность. Кроме того, есть свидетельства, что Юрий Николаевич имел посвящение в эзотерическую тибетскую традицию, что даёт его опыту философских исследований совершенно другой оттенок.

Но те представления и идеи, которые Рерихи имели об индийской философии и религии даже через призму теософии и Агни йоги, они разделяли и жили, воплощая их в своей жизни и работе (живопись, наука, общественная деятельность, полевые исследования). Поэтому можно сказать, что у них было своё очень глубокое оригинальное видение индийской философии и религии. Но при этом Юрий Николаевич имел профессиональное глубокое понимание традиционной философии, а также был хорошо знаком с методами и подходами востоковедения и индологии, которые разрабатывались в основном западными учёными: филологами, мифологами, религиоведами и т. д., у которых он учился. Таково моё ограниченное представление. Трудно говорить за Рерихов, но я надеюсь, что хотя бы что-то из этого правильно.

— Как получилось, что вы стали работать в Наггаре, и сколько всего лет прожили там?

— Я проработал в Наггаре немногим более двух лет или, лучше сказать, пять полных зим. Вместе с периодом работы в Международном центре Рерихов в Москве, также созданном Святославом Рерихом незадолго до его кончины, получается, пять лет. Я был близок к рериховской теме уже в начале 1990-х, участвовал в рериховском движении в Петербурге. Даже ездил с рериховцами на Алтай. Поэтому для меня работа в Наггаре имела смысл даже в контексте своей жизни. Но, строго говоря, она не планировалась заранее. Я рад был предоставившейся возможности работать в месте, где созданы почти все картины индийского периода Рериха, которые я знал и мог узнать.

— Рерихи отправились в Индию, чтобы найти, как пишут библиографы, общий источник славянской и индийской культур. Они его нашли?

— Мне трудно сказать, какие были представления у Николая Константиновича Рериха об общем корне культур обеих стран, возможно, он был знаком с индо-европейской теорией того времени. Кроме того, видение этой и других проблем самого Рериха могло быть более как художника и менее как учёного. Но могу, если не ответить на вопрос, то хотя бы пояснить.

Николай Константинович был очень космополитичным мыслителем. И когда он говорил «русская культура», то наверняка имел в виду больше, чем славянская. Во-первых, он, видимо, преднамеренно не разделял славянскую и скандинавскую культуры, по крайней мере, в контексте Древней Руси. Во-вторых, после отъезда в 1917 году из России она для него всё равно осталась в границах Российской империи или, впоследствии, СССР. Как видно из его завещания, он призывает: «Любите народ русский, любите все народы, населяющие необъятные просторы нашей родины, и пусть любовь эта научит вас любить всё человечество». Это значит, что он включал в понятие народа также и население Киргизии.

Во время Центральноазиатской экспедиции Рерихи посетили Алтай и провели там некоторое время. Одной из идей экспедиции было — проследить пути переселения народов, особенно великое переселение народов. Рерихов интересовала Центральная Азия, то есть всё пространство от Маньчжурии до Ирана и Волги. Они заметили и исследовали общность некоторых культурных элементов региона. Например, Юрий Николаевич написал монографию «Звериный стиль у кочевников северного Тибета». Рерихи также собрали коллекцию вещей, показывающих этот стиль. Она сейчас в Москве (во всяком случае, имелась в Общественном музее им. Н. К. Рериха, также созданном по воле сына Святослава). Их интересовали петроглифы и т. п. на этой огромной территории, и они видели общность культуры в результате многовековых миграций. Поскольку часть данной территории находится в России, часть в Индии (Ладакх, Кашмир), можно сказать, они исследовали факторы, которые повлияли на формирование обеих культур, прямо или косвенно.

Но Рерих также имел и более глубинный подход, который трудно анализировать научно, однако он очень значим в контексте его работы и жизни. Он видел и писал в дневниках экспедиции о некой общности Алтая и Гималаев: «Два магнита, два истока». Две горные системы имели в его представлении связь более значимую, чем просто места находки древних петроглифов похожего типа. Для него это, видимо, были выражения душ двух стран, двух народов, которые тянутся друг к другу. В этом смысле можно сказать, что на Алтае Рерих нашёл «канал» глубинной связи с Гималаями и Индией. Но я не хочу и не могу фантазировать, какой тип канала это был. Могу только сказать, что для него Россия и Индия, посредством Алтая и Гималаев, были очень значимы для эволюции человечества, прошлой и будущей.

Он изображал в картинах и описывал в очерках схожесть славянского Леля (из «Снегурочки», одной из самых любимых опер Рериха, для которой он делал декорации, пока жил в России), и индийского Кришны. На некоторых картинах он изображал Леля, как Кришну, — в такой же позе, играющего на флейте. Для Рериха это имело значение, хотя для учёных, возможно, было не важно. Но это его поэтическое видение связи двух культур, славянской и индийской.

Кстати, вам должно быть интересно, что по материалам Центральноазиатской экспедиции Юрий Николаевич написал три тома «Истории Средней Азии»: значительный труд, который тоже даёт представление о роли этого региона в истории Евразии и мировой истории.

— Об этой книге, к сожалению, очень мало информации. Насколько, по вашим данным, она сегодня востребована?

— «История Средней Азии» стала последней публикацией Юрия Николаевича. В 2000-е годы её издал в трёх томах на основе рукописей автора Международный центр Рерихов в Москве. Объём книги большой. К сожалению, не читал, но помню, что она замечательно иллюстрирована: такие же красочные фото, как на обложке, во всех томах. Поскольку не знаком с содержанием, не могу сказать, насколько книга востребована. Но могу поделиться некоторыми соображениями: она писалась в те времена, когда Лев Гумилёв, эксперт по Средней Азии, ещё не был таким большим светилом и даже не начал свою деятельность как учёный: он вышел из лагерей незадолго до приезда Юрия Николаевича в СССР. Тогда вообще было мало работ по Средней Азии как о регионе. Имелась совсем небольшая книга знакомого Юрия Николаевича — Рахула Санкритьяяна, с таким же названием. Остальные труды были более специфические: в них рассматривался определённый район, определённое царство/религия в определённый период. Поэтому место для такой общей работы, которую провёл Юрий Николаевич, было подготовлено, и его книга была нужна. По крайней мере, в то время. Но я считаю, поскольку и экономическое и стратегическое значение Центральной Азии после ухода Юрия Николаевича во много раз возросло и продолжает с каждым годом расти, это увеличивает необходимость изучения региона, и любой вклад в его исследование очень полезен и ценен.

— Известно, что Институт гималайских исследований «Урусвати», созданный в Наггаре Рерихами, чтобы исследовать богатейший материал, собранный во время Центральноазиатской экспедиции, не ограничивался темой Центральной Азии — её географии, истории, языков, религии, традиций и т. д. Библиографы пишут, что, институт активно развивался, проводя метеорологические и астрономические наблюдения, изучая космические лучи в высокогорных условиях. В биохимической лаборатории работали над созданием лекарств, в том числе от рака. Насколько перспективно продолжение этих исследований? Могут ли они представлять интерес для дальнейшего научного поиска?

— Я не уверен, реально ли «Урусвати» исследовал космические лучи в горах, метеорологию и астрономию. Это планировалось, но не значит, что проводилось. По крайней мере, публикаций института о таких исследованиях нет. Но в остальных направлениях, перечисленных вами, научный поиск шёл. Гималайский регион действительно интересен, и изучать его необходимо. Это большая территория, если считать сам Гималайский хребет — от Кашмира до Нагаланда, и разнообразие природы и культуры на всей его протяжённости огромное. Также интересно и значимо изучать его именно так, как пытались делать Рерихи: всесторонне, в синтезе, объединив естественные и гуманитарные науки. Мне кажется, это должно продолжаться и имеет значимость, пока есть, что изучать. То есть пока жива природа, не растаяли ледники, есть остатки традиционной культуры и т. д. Я бы даже сказал: надо торопиться.

— Уже много лет идёт разговор о возрождении «Урусвати». Как вы считаете, необходимо и реально ли это?

— Как человек, любящий Гималайский регион и близкий к рериховской теме, я чувствую: «Урусвати» должен быть возрождён. Но я не уверен, есть ли план, как это сделать, и, особенно важно, кто это будет делать. Есть ли учёные в России и Индии с сильной научной базой и разделяющие видение Рерихов? Ещё более важный аспект: как воспримет Индия возрождение «Урусвати»? С одной стороны, страна заинтересована в исследовании Гималаев: они важны для неё культурно, стратегически, во всех смыслах. Но в Химачал Прадеш уже есть один институт по этому региону, а также специализированные отделения других институтов, работающие в Гималаях. Не думаю, что индийская сторона легко склонится финансировать ещё один институт, тем более другого государства, не совсем понимая и разделяя убеждение, что он должен существовать и работать на не совсем понятных ей рериховских идеях. И хотя этот регион связывает Индию со всей Центральной Азией, как раз поэтому Индия не сможет в настоящее время проводить и поощрять исследования такого рода: в контексте продолжающегося противостояния с Пакистаном и Китаем (недавнее столкновение в Галване — Ладакхе!) трансгималайские границы продолжают быть непризнанны и немаркированы, древние торговые пути закрыты, по маршруту Рерихов не проехать, и иностранцы не могут подъехать к границе. Но даже с закрытыми границами возможно концентрироваться на индийских Гималаях: это клад материалов, если достичь согласия по остальным вопросам и всё-таки воссоздать институт.

…Конечно, надо говорить о возрождении института. Надо что-то делать в надежде, что какая-то часть идеи воплотится.

Продолжение следует.

Кифаят АСКЕРОВА.

Фото автора и предоставлено собеседником.