В разгар чрезвычайного положения в Бишкеке вспомнила о знакомых пасечниках Владимире и Ульяне Костыренко: как они там? У пчёл ведь свой календарь — их не заставишь в ульях отсиживаться. Позвонила Владимиру:

— Как переживаете карантин?

В ответ услышала:

— А мы не переживаем. Нам горевать некогда. Весь световой день на пасеке.

— Как же вы выбираетесь за город, ведь блокпосты кругом?

— Как, по-вашему, коров сейчас доят? Доят. И поля сеют. А пчеловодство — это тоже сельское хозяйство, и тут за карантин не спрячешься.

Примерно такой диалог состоялся у нас с Владимиром.

В самом деле, у пасечников, как и у всех в полеводстве и животноводстве, весна год кормит. Работы хватает круглый год, разве что зимой передышка, но весна — самая ответственная пора. Нужно провести ревизию ульев, почистить, проверить пчелиные семьи, усилить слабые, заменить непродуктивных маток… От всего этого зависит, каким будет взяток мёда летом, во время цветения трав. Впрочем, не мне, дилетанту в этом деле, рассуждать, какими заботами живёт пчеловод. Предоставим лучше слово самому Владимиру.

— Владимир, как у вас прошёл предыдущий сезон медо-сбора? Взяток, как говорят, пасечники, был хорошим?

— Сезон прошёл нормально. Правда, лето выдалось очень жаркое, сухое. Уже два года так. Да вы и сами знаете. Дожди, если и шли, то не вовремя. Если бы дожди выпадали чаще, то мёда, конечно, получили бы больше. Мы же от природы зависим. Дождь должен полить траву — тот же клевер, чтобы он взошёл и набрал силу. А в прошлом году в районе Каракола, где мы стояли, первый нормальный дождь прошёл только в мае, и клеверу особенно не получилось набрать силу.

— Удалось сбыть весь мёд?

— Последние несколько лет мы продавали большую часть его в Китай, у которого, как известно, очень жёсткие требования к импортируемому мёду, а наш с Ульяной мёд признан экологически чистым. Но вот последний урожай не удалось сдать. Сначала китайцы хотели, чтобы он закристаллизовался (жидкий мёд транспортировать трудно), затем у них наступило время празднования Нового года, а потом сами знаете, что произошло: граница из-за коронавируса закрылась, и всё — наш мёд встал. И китайцы не могут забрать его, хотя он им нужен.

Стать пчеловодами Ульяну и Владимира Костыренко заставила перестройка. По образованию они оба строители: Юля архитектор, он инженер. Общая профессия и свела их друг с другом в студенческие годы. …Первую пчелосемью они приобрели в 1980-е годы из интереса, потом втянулись, и теперь пасека для них — это не только то, чем живёт душа, но и постоянный надёжный заработок. Когда-то, лет пятнадцать назад, на средства немецкого гранта супруги Костыренко создали первую в республике лабораторию инструментального оплодотворения пчёл и занялись размножением поступающих из Германии и с Карпат породистых маток. Сейчас они заняты в основном своей пасекой, но и маток по заказу выращивают и поставляют, правда, уже оплодотворённых естественным путём. В республике их хорошо знают, поэтому заказы поступают из всех уголков.

С осени по весну пасека у них стоит выше Бишкека — в ущелье Ала-Арча. Там и зимует. А с наступлением лета Владимир и Ульяна откочёвывают на места медосбора. Обычно в Иссык-Кульскую область — выше Каракола, в Тюп, Каркару, Григорьевское ущелье… Тамошние края им хорошо знакомы, и они там уже стали своими людьми. Прошлым летом, например, стояли между Теплоключенкой и Нововознесеновкой, в 25 км от Каракола.

На ярмарках мёда Ульяна и Владимир не стоят. У них давно уже свой покупатель, который знает, что мёд у них настоящий и самого высокого качества.

— Что же теперь будете делать?

— Ну, это же не молоко — у мёда срок хранения несколько лет.

— Как перезимовала ваша пасека?

— Считаю, что нормально. В зиму пошли 124 пчелосемьи, перезимовали 120. Отход всего четырёх семей — это же шикарный результат. В советское время пчеловода наказывали, если потери превышали 10%. А у меня до десяти ещё очень далеко.

— Несколько лет назад вы говорили в интервью, что ни в одном из профтехучилищ Кыргызстана, в отличие от советских лет, не готовят пчеловодов. Ситуация не изменилась?

— Да, в советское время было много профтехучилищ — и здесь, в Чуйской долине, и на Иссык-Куле, и на юге. Причём готовили пчеловодов комплексно: одновременно ребята получали специальности водителей, трактористов… Всё это кануло в Лету. Насколько я знаю, в Караколе есть курсы, которые ведут энтузиасты: зампредседателя местного общества пчеловодов Алексей Владимирович Пушкарных и ветврач общества пчеловодов Иван Григорьевич Бадиков. Если набирается 10-12 человек, они и ведут. Может быть, желающих на самом деле и больше, только не у всех есть деньги, чтобы платить.

А вообще специальность востребована. Этой весной я познакомился с несколькими ребятами из Джалал-Абадской области. Им удалось получить германский грант, и на эти средства они в прошлом году создали на юге просто гигантскую по отечественным меркам пасеку — 4 тысячи пчелосемей. Для ухода за ней наняли людей чуть ли не с улицы. Деньги вбухали огромные, а мёд не взяли и в Германию ничего не смогли отправить. Нынешней весной перевезли пасеку в Чуйскую долину. Спрашиваю: «Зачем?» Отвечают: «Ну, у вас здесь есть мёд, а у нас там нет». На самом деле мёд-то он везде есть. Только надо суметь его взять.

— Лет шесть назад в разговоре со мной пасечники жаловались, что трудно выехать на медосбор. Мол, во всём мире принято платить пасечнику за то, что его пчёлы опыляют растения и повышают их урожайность, а у нас представители жайыт (пастбищных) комитетов и фермеры требуют кто флягу мёда, кто деньги или водку за то, чтобы поставить улики на их лугах или рядом с посевами. А кроме того, и налоговики хотят дани, и представители управления окружающей среды, и дорожные инспекторы… В общем все, кто повстречается во время кочёвки и на местах расстановки пасек. Вы сталкиваетесь с такими проблемами?

— За размещение пасек я не плачу, потому что у меня на руках есть постановление правительства, где говорится, что никакими пошлинами пасечник на местах не обкладывается. Но, бывает, сотрудники акимиата предлагают оказать помощь малоимущим семьям из числа местных жителей. В таких случаях, конечно, иду навстречу. Дорожным инспекторам тоже не плачу — у меня оформлены все документы, еду на законных основаниях, почему должен платить. Но это я такой принципиальный, а из разговоров с другими пасечниками знаю, что их облагают данью и акимиаты, и пастбищные комитеты, и то, и сё, и пятое-десятое, включая дорожных инспекторов. Буквально всем дай, дай, дай… Недавно из Каракола позвонили пчеловоды, говорят, что местные власти постановили, что в этому году будут брать с каждой пасеки за то, что стоят на иссык-кульской земле. Не знаю, насколько это правда.

Вообще, вопрос о плате за опыление весьма интересный. Возьмём, к примеру, Каркыру, куда мы ездим. Там есть такие травы — иван-чай, материнка, душица.., их скотина даже в голодный год не ест. Так надо ли платить за мёд, который берёшь с них?

— А как обстоит в других странах?

— Во всём мире платят, наоборот, пчеловодам за опыление. К примеру, в США гигантские плантации миндаля, страна является лидером в мире по экспорту этих орешков и продолжает наращивать их производство. Им ежегодно требуется примерно 8 миллионов пчелосемей для повышения урожайности. И хозяева плантаций платят пчеловодам за опыление. Платят также за то, чтобы пчёлки поработали на плантациях клубники, малины и т. д. Нас, к примеру, несколько лет назад тоже приглашали в Кокчетав для опыления подсолнуха и рапса. Фермер, правда, не платил, но предоставил очень льготные условия, чтобы только поставили пасеку. И мы поехали.

Как-то нас с Ульяной пригласили в Алматы на семинар поделиться опытом, и мы познакомились там с семейной парой американцев, владеющих пасекой в 1 200 семей. Они рассказали, что зимуют во Флориде, где зимы практически и нет (уже в феврале начинается медосбор.) Так вот, отремонтировав и подлечив за «зиму» ульи, они отправляются в путь: где-то голубику по найму опылят, где-то клубнику, потом дней 30 на миндале постоят, и всё дальше, и дальше на север… В итоге набегает приличная сумма, которую хозяевам пасеки платят за каждый улик. Да плюс ещё мёд.

— Куда планируете отправиться на медосбор в этом сезоне? В Казахстан, как бывало, не собираетесь?

— Нет, в Казахстан не хотим. А поедем, наверное, как обычно, в Каракол.

— В Казахстан — дорогое удовольствие?

— Думаю, те пчеловоды, которые регулярно ездят туда, снова отправятся, а нам не понравилось: комары, мошка…

Экспресс-тест

 

Чтобы проверить, контролируется ли продаваемый в стране мёд на содержание антибиотиков, пестицидов, металлов и других загрязняющих веществ, отправилась на ближайший к дому рынок — Ортосайский. Мёд в тот день продавали в трёх точках. В первой (выносной столик) продавец на вопрос, есть ли у него документ, подтверждающий, что мёд у него чистый, без всяких примесей, туманно ответил, что он вообще-то торгует оптом, а на базар вышел потому, что сейчас карантин. То есть можно было предположить, что бумага якобы у него есть, но он не счёл нужным захватить её для розничной торговли.

Во второй точке — недавно открывшемся магазинчике под крышей зелёного рынка — все стены обклеены громадными цветными фотографиями, призванными убедить, что ты в царстве настоящего мёда — прямо с пасеки в Ат-Баши. Кстати, продавщица, судя по снимкам, сама трудится на пасеке. Однако на просьбу показать документ, подтверждающий качество товара, она сказала, что все бумаги у мужа.

В третьей (выносной столик) двое шустрых парней-продавцов, накладывая мёд в баночки, дополняющие галерею уже выставленных, похоже, только от меня и узнали, что такой вид анализа — на содержание антибиотиков, пестицидов, металлов и других опасных веществ — существует.

— Случаются ли приключения в этих поездках? Чем, например, запомнилось прошлое лето, когда вы стояли между Теплоключенкой и Нововознесеновкой?

— Какие приключения… Рутина — каждый день работа с утра и до вечера. У хозяина поля, где мы стояли, имеется небольшой пруд, где водятся карпы, сомы… Он разрешал нам ловить рыбу. Если повезёт, поймаем себе на ужин. Леса там красивые: хвойные, берёзовые. Собираем грибы, когда они есть. Прошлым, позапрошлым летом, например, их вообще не было — сухо. А в благоприятный сезон какие только не попадаются: и подберёзовики, и белый гриб — имею в виду настоящий боровик, и рыжики, и сыроежки, и грузди, и опята…

— В одной из бесед вы рассказывали, что в советское время Кыргызстан производил до 10 тысяч тонн и больше мёда в год. У вас есть информация, сколько примерно мёда получили в прошлом году пасечники страны в целом? Ну, если не всей страны, то хотя бы Чуйского региона или Иссык-Кульской области, куда вы ездите каждый год.

— 10 тысяч тонн мёда — это только то, что сдавалось в подразделения республиканского коопторга. Но часть мёда, довольно значительная, продавалась из рук в руки. Например, пчеловоды везли его в Сибирь и реализовывали сами. Это количество не учитывалось официальной статистикой. Кроме того, какую-то часть продукции мы везли в Георгиевку — границ ведь не было, и сдавали в тамошний коопторг, потому что он платил на 40 копеек больше за килограмм. По тем временам — существенные деньги, и нам было выгоднее отвезти туда, нежели во фрунзенский или кантовский коопторг. Этот мёд шёл уже в зачёт Казахстана. Так что в реальности Кыргызстан производил гораздо больше 10 тысяч тонн.

Точно сказать, сколько сейчас производится мёда, я не могу, но знаю, что по сравнению с прошлым это мизер.

— Нашим мёдом восхищаются иранцы, арабы, японцы… Иранцы, например, удивляются тому, что он у нас закристаллизованный. Говорят, у них такого нет — только жидкий. Поэтому, приезжая к нам, они стараются купить больше мёда и разных видов. Насколько сложно договориться и организовать поставки мёда за рубеж?

— Организовать поставку за границу очень и очень трудно. Нужны личные контакты, доверительные отношения. Я думаю, каждый должен заниматься своим делом: пчеловоды добывать мёд, а коммерческие структуры его реализовывать. Два в одном не бывает. Потому что пасека занимает практически всё время, а на реализацию, отправку мёда тоже требуется много хлопот. К тому же импортёров интересует не мелкая партия, которую может добыть отдельный пчеловод, а оптовая.

— Какая поддержка в этом деле необходима от государства?

— Хороший вопрос. Вы видели, чтобы у нас хоть в какой-то отрасли государство реально помогло производителю, начиная с финансирования и завершая сбытом? Но раз вы спросили, то отвечу.

От государства нам нужна поддержка в налаживании грамотной переработки. У нас нет заводов по купажированию, то есть смешиванию мёда, доведению его до единой массы — по вкусу, цвету, аромату… Дело в том, что во всём мире платят за анализ с одной партии. Это стоит около 300 евро. Допустим, повезёшь его в тот же Иран, о котором вы упомянули, или Японию в вёдрах, каждое из которых отличается по составу, консистенции и т. д. А там скажут: «Э, ребята, так нельзя, надо сделать анализ с каждого ведра». И стоимость анализов сожрёт всю прибыль.

Американец, с которым мы познакомились в Алматы на семинаре, рассказывал, что у них в стране имеются небольшие заводы. Пчеловоды отправляют туда мёд прямо в рамках. Там его откачивают, фильтруют, купажируют и по желанию поставщика либо расфасовывают в выбранную им тару под его брендом и берут за работу мёдом, либо покупают у него весь и в дальнейшем уже сами реализуют. Тот американец предпочитал большую часть своего мёда продавать заводу, и у него голова уже не болела о сбыте.

— Вы, наверняка, общаетесь с коллегами из Казахстана. Какую поддержку оказывает там государство пчеловодам? Помнится, соседи ещё несколько лет назад ставили задачу войти в десятку крупнейших мировых производителей мёда, а к 2030-му году — стать лидером по экспорту. Насколько они приблизились к этой цели?

— В Казахстане государство оказывает пчеловодам очень существенную поддержку. Потому что отрасль курирует бывший премьер-министр Сергей Терещенко. Он занимался пчёлами и, выйдя на пенсию, возглавил Национальный союз пчеловодов. О серьёзном внимании государства говорит уже тот факт, что в Алматы в Казахском национальном аграрном университете (бывшем сельхозинституте) изучают пчеловодство на кафедре «Пчеловодство, птицеводство и рыбное хозяйство». И каждый студент, подготавливаемый этой кафедрой, обязан летом бесплатно отработать на одной из пасек.

Я недавно созванивался с Геннадием Андреевичем Бурлаковым, бывшим председателем нашего республиканского общества пчеловодов, который сейчас живёт в Казахстане и является там влиятельным человеком в пчеловодческой отрасли. Так вот, он рассказал, что в республике каждому пчеловоду в год на одну пчелосемью выделяется безвозвратная субсидия в размере 5 тысяч тенге. Кроме того, построены заводы по переработке мёда. А это, как я вам говорил, имеет огромное значение для его дальнейшей реализации.

В то же время, на мой взгляд, кыргызские пчеловоды более продвинутые, чем в Казахстане и России. Геннадий Андреевич, кстати, тоже считает, что нужно повышать грамотность казахских пчеловодов. Он там спорит и доказывает, что миллионы выделяемых государством тенге нужно в первую очередь направлять на развитие матководства, создание племенных ферм, повышение качества мёда, достижение его экологичности, чтобы население получало продукт высокого качества. Между прочим, когда Бурлаков руководил здесь республиканским обществом, он стремился развивать пчеловодство именно в этих направлениях.

…Почему так важно развивать отечественное матководство? Дело в том, что в природе пчёлы разводятся роями, роением. Матководы всего мира лет 50, как минимум, борются с тем, чтобы заглушить инстинкт роения у пчёл той или иной породы, потому что от этого зависит в конечном счёте медосбор. И селекционеры добились успеха в этом деле. Племенные матки, которых мы покупаем в Голландии, Германии, на Карпатах, стоят от 50 долларов (самые дешёвые — карпатки) до 120-140 евро. Далеко не каждый пчеловод и у нас в стране, и в Казахстане, может позволить себе такую роскошь. Кроме того, матка, бывает, долго — два-три года, работает и оправдывает затраты на неё, а, случается, раз — и погибает при подсадке. Поэтому очень важно развивать отечественное матководство.

— Что вы имеете в виду, когда говорите, что наши пчеловоды более грамотные?

— К примеру, у нас уже лет семь-восемь отказались от так называемых узбечек — пчёл, выводимых в Узбекистане, поняв, что это тупиковый путь. Купил пакет (пчелиная семья с маткой — ред.), нужно обязательно заменить матку, потому что пчёлы в этих пакетах нерабочие — они бурно размножаются, роятся, а нектар собирать не хотят. Однако в Казахстане и России до сих пор «узбечки» пользуются спросом, и их везут туда сотнями тысяч. К примеру, когда разговаривал с Бурлаковым, он сказал, что в сторону северного Казахстана и России прошла огромная очередная партия. Этот бизнес — распространение дешёвых и непродуктивных пчёл — в принципе убивает пчеловодство.

Кстати, я поинтересовался у Геннадия Андреевича, вошёл ли Казахстан в десятку крупнейших экспортёров мёда, он ответил, что это даже и не светит в обозримом будущем.

А вот у Кыргызстана с его продвинутыми пчеловодами и богатым разнотравьем вполне есть потенциал стать одним из крупных поставщиков мёда за рубеж. И это не только моё убеждение.

— Мёд у нас в стране, действительно, никогда не был дефицитом. Проблема в другом: как не напороться на халтурный. Многие ли пасечники у нас грешат фальсификацией продукта, то есть кормят пчёл сахаром, а для «натуральности» добавляют ароматизаторы? Ну либо другие хитрости используют, чтобы выдать мёд за натуральный.

— Да, к сожалению, есть такие пчеловоды. И у меня немало знакомых, которые смеются: «На фига ты тысячи километров наматываешь, чтобы мёд взять. Вон встал недалеко от города, сахар развёл, скормил пчёлам, они его переработают, и получишь мёд. Только лаборатория может отличить от натурального, ни один покупатель не поймёт».

Кстати, покупатели чаще покупают мёд сахарный, чем настоящий. Парадокс, но это так (смеётся — ред.). Потому что из сахарного сиропа, скормив его пчёлам, а потом добавив ароматические ингредиенты, можно получить такой мёд! Пальчики оближешь. Только у него себестоимость будет ой-ё-ёй какая низкая по сравнению с теми затратами, которые несём мы с единомышленниками, наматывая километры, при том, что солярка и бензин такие дорогие.

…Я знаю халтурные технологии и могу из сахара сделать мёд и вкуснее, и привлекательнее, чем тот, что приносят мои пчёлы, то есть натуральный. Но у меня руки на это не поднимутся. Мой первый учитель в пчеловодстве Василий Дмитриевич Паскин как-то сказал: «Ну продашь мёд, ну обогатишься… А человеку, который взял у тебя килограмм или два как лекарство, этот мёд не помог. Он же тебя проклянёт…»

Я знаю многих пчеловодов у нас в республике, но Василий Дмитриевич, царство ему небесное, был просто одержим качеством, порядочностью.

— Спасибо за подробный рассказ, в нём много важных фактов. А вот как у нас обстоит с антибиотиками? Имею в виду, многие ли пчеловоды используют их в профилактике заболеваний и лечении пчёл?

— Я вас разочарую, но на этот вопрос тоже отвечу «да». К большому сожалению, в отечественном пчеловодстве применяется много различных химических препаратов, включая антибиотики, вплоть до запрещённых. В Европе, например, запрещено назначение определённых групп антибиотиков как людям, так и животным, чтобы они не передались через молоко, мясо или мёд. А у нас всё это свободно продаётся в аптеках — покупай, хоть для себя, хоть для животного. Начинаешь говорить человеку, зачем, мол, используешь антибиотики, ведь лаборатория обнаружит их остатки в мёде даже через три года после применения, а в ответ слышишь: «А мне его, что ли, есть? Мне-то какая разница. Мне самое главное, чтобы мои пчёлы были здоровые и перезимовали».

В прошлом году в Бишкеке открылась лаборатория, которая проверяет мёд на содержание антибиотиков и других загрязняющих веществ, но речь идёт лишь о продукции, поставляемой на внешний рынок. Тогда как не только в Европе, Китае, но и во многих других странах очень жёсткий контроль за качеством продукта на внутреннем рынке, включая содержание не только антибиотиков, но и пестицидов, вредных металлов и т. д.

В советское время я отработал 19 лет с «хвостиком» на молочном комбинате и точно знаю, что, когда коровам для профилактики и лечения ящура и ряда других заболеваний давали антибиотики, то их молоко шло лишь на брынзу. И то после двойной пастеризации, чтобы антибиотики разрушились. Интересно, что если такое молоко попадало в общую массу, то сметана не сгущалась, а творог не сваривался в колобочки. Вот так действуют антибиотики. Хотя в те времена они не применялись в таких громадных объёмах, как сейчас.

— То есть у нас получается такая ситуация: накачал мёд, довёл его до товарного вида, привёз на базар и свободно продавай. Ни одна инстанция не проверяет его на содержание ни антибиотиков, ни пестицидов, ни остатков каких-то металлов и других загрязняющих веществ. Так?

— Получается, что так. Расскажу про один случай, правда, он произошёл несколько лет назад, но не думаю, что ситуация сильно изменилась. Мы как-то с Ульяной купили два места на ярмарке. Встали, торгуем в двух разных точках. Тут прибегает председатель с представителем лаборатории и говорит: «Ну-ка быстренько по баночке мёда наложили для анализов». У Юли как раз подошли покупатели, и я набрал из одного ведра две баночки, указал разные места, но одну и ту же фамилию. Через день принесли результаты… Мы хохотали, потому что анализы были сделаны по принципу «3-п»: пол, потолок, палец. Ни одна циферка — вода, сахар, диастазное число… — не совпадали, хотя мёд взят из одного ведра.

— А как вы сами уберегаете пчёл от болезней? Откуда такой «шикарный результат» — потеря за зиму всего четырёх пчелосемей?

— Как уберечь пчёл от болезней без антибиотиков? Но они же в природе живут и не вымерли. Самое главное, им не мешать. Антибиотик — это мнение не только моё, но и учёных, приводит организм пчелы в стрессовое состояние и убивает сопротивляемость к болезням.

Мы с Ульяной пользуемся рецептом, разработанным ещё в советское время НИИ пчеловодства в городе Рыбном и рекомендованным к широкому применению. Препарат называется КАС-81. Приготавливаешь отвар из высушенных молодых сосновых почек и полыни горькой, добавляешь 30-35 мл на литр сахарного сиропа и подкармливаешь пчёл весной, когда ещё нет взятка, и осенью, готовя их к зиме. В результате на твоей пасеке исключаются три главные болезни: варроатоз, акарапидоз и нозематоз. А когда их нет, то со всеми остальными напастями пчёлы сами справляются. Повторюсь: самое важное — им не мешать.

— Если рецепт так прост и общедоступен, почему же он не имеет широкого применения?

— Расскажу вам один случай. Когда председателем республиканского общества пчеловодов у нас работал ещё Бурлаков, он обязывал членов правления дежурить в конторе, чтобы квалифицированно отвечать на вопросы пчеловодов. И мы дежурили, несмотря на то, что в обществе имелся свой ветеринарный врач. И вот как-то в моё дежурство прибегает пчеловод и говорит, что пчёлы у него заболели аскосферозом. Ну я ему советую самое сердитое — в смысле эффективное — и дешёвое средство: порошок нистатин. Тем более что он в мёде не остаётся, исчезает. А мне потом ветврач заявляет: «Ты думаешь, про нистатин я не знаю? Мне дали лекарства, я ИХ должна продать, потому что от этого зависит моя зарплата». И вот на такой «денежной игле» сидели и сидят во многих обществах и союзах пчеловодов. Там никогда не скажут, что можно уберечь своих пчёл от болезней, применив КАС-81 и не потратив на это ни копейки, а посоветуют: купи такое-то лекарство и будешь счастлив…

— Если перед вами с Ульяной поставят 10 чашечек на вид одинакового мёда, узнаете свой?

— Да, наверное, мы узнаем свой мёд.

— Вам есть кому передать в семье свой опыт и знания?

— У нас с Ульяной двое детей. Дочь — успешный стоматолог-терапевт, считается одним из лучших специалистов в республике. Ей перенимать наше дело ни к чему — она в своей профессии многого достигла. Сына пчеловодство не интересует. Но у нас много учеников-пчеловодов, которые пришли, с радостью чему-то научились и с благодарностью относятся к нам.

— Есть расхожий комплимент: трудолюбивый, как пчёлка. А вот какие правила, по которым устроена жизнь пчелиной семьи или сообщества, полезно бы перенять человечеству? Особенно сейчас — в условиях пандемии коронавируса.

— Кроме трудолюбия, у пчёл поражает взаимовыручка, начиная с защиты своего жилища — улья. Попробуй тронь — сначала вылетит одна, не справилась — вылетят 10, 20, те не справились — вылетят сотни пчёл, но они коллективно защитят свой дом. Коллективизм очень помогает им в работе, причём рациональный. Вот, к примеру, отскоблишь рамки от надстроек воска, накроешь их положком, потом матрасиком, чтобы плотно прижал положок к рамкам. Для крохотной пчёлочки ватный матрасик является непреодолимым весом. А смотришь через какое-то время: они каким-то непостижимым образом приподняли матрасик и строят восковые наросты — всё выше, выше… В результате между рамкой и матрасиком получаются целые тоннели, ходы, и пчёлки бегают по ним вкруговую. То есть коллективно пчёлки добиваются того, что им удобно.

— В предыдущей публикации вы поделились с читателями нашей газеты рецептом полезной вкуснятины из мёда, лимона, кураги и орехов. Что новенького посоветуете в этот раз?

— Измельчаешь лимон с корочкой (без косточек), перемалываешь имбирь и добавляешь мёд по вкусу. Лимон и имбирь один к одному, а мёд по вкусу. Вот эта смесь у нас в семье всегда есть в холодильнике и на столе в вазочке. Мы пьём её вместе с чаем. Очень хорошая штучка. Откровенно говоря, уже забыли — тьфу-тьфу-тьфу! — когда чихали, кашляли, и вообще чем-то болели. И наши внуки приучены к смеси мёда с лимоном и имбирём с самого раннего детства.

— Спасибо, Владимир! Успешного вам медосбора.

Кифаят АСКЕРОВА.

Фото автора и из альбома семьи Костыренко.