Сашка бомжевал уже так давно, что не мог вспомнить, с каких именно пор. Каждый добытый сом он непременно пропивал. Его затуманенный мозг уже не мог определить: в каком городе и в какой стране он живёт. Сашка уже ничего не соображал. Единственное его желание было — выпить и забыться.

В свои сорок лет Сашка выглядел глубоким старцем. Давно немытые нечёсаные волосы закошмились. Чумазое лицо избороздили ранние морщины. Вечно воспалённые глаза смотрели на мир сквозь туман похмелья. Руки, грязные от копания в мусорных баках, были похожи на щупальца непонятных существ. Одежда на нём вся собрана из тех же мусорных баков. Вместо обуви он носил на босую ногу какие-то башмаки разного цвета и разного размера. Спал где придётся. Мог заснуть прямо у мусорного бака. Но, как ни странно, он был доволен своей жизнью.

Однажды сквозь сон Сашка увидел над собой лицо женщины. Она склонилась над ним и пристально разглядывала его лицо. Он пробурчал:

— Чо надо?

Но женщина молча продолжала изучать Сашку.

Он сел и, ничего не понимая, повторил:

— Чо надо?

— А ничего, — сказала она. — Уж больно ты понравился мне. Вставай и шагай за мной, если сможешь.

— Куда? Зачем?

— Вставай, вставай, потом узнаешь.

Сашка встал. Перед ним стояла женщина, у которой на лице блуждала загадочная улыбка с усмешкой. Она опиралась на тросточку. Видно было, что она не такая старая, чтобы держать в руке палку. Но ходить без неё ей явно было трудно. Женщина повернулась к нему спиной и зашагала, прихрамывая, по улице. Сашка, как зомби, поплёлся следом. Он не понимал — куда идёт, зачем. Просто шёл следом за незнакомой женщиной и всё. Когда пришли в какой-то дом, женщина сказала:

— Снимай на пороге всё своё тряпьё.

— Всё? — усомнился он

— Всё, всё, уж ты-то меня ничем не удивишь, — засмеялась она.

Сашка послушно разделся и предстал в образе Адама перед женщиной, которая тут же отправила его в душ. Сколько времени он не мылся, даже для него большой секрет. Сашка с наслаждением стоял под струями тёплой воды. Хмель постепенно проходил. Он с ужасом стал соображать, что с ним? Где он? Кто эта женщина? Зачем она привела его и куда? Как теперь отсюда уйти? В голове крутились одни вопросы без ответов.

Уже совсем отрезвев, он не понимал, как выйти из душа голым. И тут увидел большое махровое полотенце на гвоздике. Он обмотался им и вышел. Женщина показала глазами на стул. Там лежало чистое бельё.

— Одевайся. Извини, я твои лохмотья выбросила. Сейчас тебя постригу, а потом сядем ужинать.

Сашка стал неловко одеваться. Бельё было непривычно чистое, пахло забытой свежестью. Когда он оделся, женщина усадила его на табуретку, взяла ножницы и стала состригать его спутанные волосы.

Сашка всё ещё не понимал, что происходит. Он только подчинялся и всё время молчал. После стрижки она пересадила его за стол. Перед ним стояла большая тарелка с борщом, в котором плавал небольшой кусочек мяса. Он невольно вдохнул в себя запах полузабытой еды, взял ложку и медленно начал хлебать борщ, заедая его куском серого хлеба. На какой-то миг от удовольствия зажмурился.

Когда тарелка опустела, выпрямился и, глядя в глаза незнакомки, спросил:

— Ну… И зачем это всё? Чего тебе от меня надо? Кто ты такая? Спасибо, конечно, но хотелось бы знать, что всё это значит.

Как ни странно, голос у Сашки звучал твёрдо, решительно и требовательно.

Женщина с минуту помолчала, потом сказала:

— Скажи для начала, как тебя зовут.

Сашка удивлённо поднял брови, подумал: а как его зовут? Он забыл своё имя, какой ужас! Силился вспомнить. И вдруг вспомнил мать, которая звала его ласково — Александр. Неужели его зовут Александр? Бомжи много лет его называли просто — братан. Он привык быть братаном. А вот Александр… Мамы нет и имени не стало. Вообще мало у кого из бомжей сохранилось имя. А так все братаны.

После долгого молчания он как-то неуверенно сказал: «Александр я» и опустил голову так низко, что ещё немного и коснулся бы лбом своих костлявых колен.

— Ляксандр, значит,- сказала она. — Меня зовут Полина Семёновна. Рассказывай, как ты оказался за чертой нормальной жизни, как ты стал бомжиком и сколько тебе лет?

Для Сашки вопросы оказались непростыми. Он долго думал и неуверенно начал:

— Лет, вроде бы, сорок, а вот как на мусорках оказался, уже и не вспомню.

— Ладно, ложись спать. Как говорится, утро вечера мудренее. Я тебе на кухне приготовила постель. Спокойной ночи.

Сашка впервые за много лет оказался в чистой постели. Он лежал, словно на облаках. Спать совсем не хотелось. Взбудораженные нервы прогнали сон. Он долго лежал в одной позе, боялся пошевелиться, всё думал о своём приключении. А в соседней комнате не спала женщина. Ведь она не знала, кого привела в дом и чего от него ожидать. Так оба и пролежали до утра с открытыми глазами. А утром она приготовила завтрак. Жареная картошка с солёными огурцами Сашке показались райской пищей. После чая он осмелел и спросил:

— Полина Семёновна, а дальше-то что? Для чего вся эта канитель? Я же не кролик подопытный, а какой-никакой человек. Мне что, после всего этого опять на помойку?

— А ты расскажи о себе, тогда и решим, что делать. Жалко мне тебя стало. Вроде мужик с руками, с ногами, а потерялся.

— А что рассказывать? Семьи нет, родителей нет, никому не нужный элемент. Опустился до ручки. Сам понимаю, но ничего поделать не могу, Судьба, видно, такая.

— Эх ты, судьба такая! — передразнила Полина Семёновна, — А мозги для чего дадены богом? Неужто себя не жалко? Посмотри на себя. Ведь мужик как мужик, а ум свой весь, похоже, пропил. Я одинокая женщина, предлагаю тебе пожить у меня какое-то время в качестве квартиранта. Но у меня условие: ни грамма спиртного. Одолеешь эту страсть, значит, со временем станешь работать. Долго-то я тебя кормить за просто так не стану. Мать-то, ожидаючи, все глаза, небось, проплакала.

— Нет у меня матери, — грубовато сказал Сашка. — А вы не боитесь, Полина Семёновна, что я обворую вас, а ещё того хуже, укокошу? Что можно ожидать от бомжа? Рисковая вы баба, как я посмотрю.

Сашка как-то тупо ухмыльнулся. Ему стало от своих слов не по себе.

Он замолчал так надолго, что женщина заговорила первой.

— Воровать особо, Ляксандр, у меня нечего. Укокошить, как я поняла, ты не способен. А попытка не пытка. Попробуй. Станешь человеком и мой грех с души снимешь, а нет, так ведь на нет и суда нет. Жду твоего ответа до вечера. Вечером станешь моим квартирантом или снова бомжом. Вот так. Решай. А сейчас мне надо на работу.

Женщина взяла свою тросточку и направилась к двери.

— Но, будь ласков, меня дождись обязательно. Прояви хоть в этом своё мужское начало.

Она с этими словами ушла, а он остался в чужом доме на непонятных правах, непонятно для чего. Сашка долго сидел за столом истуканом. Мысли обгоняли одна другую. Решение никак не приходило. Теперь, когда он накормленный, в чистой одежде, непривычно постриженный, под крышей, хоть и чужой, ему совсем не хотелось снова становиться безымянным братаном с помойки. Голова у Сашки раскалывалась. Он уже хотел было плюнуть на всё и уйти опять на улицу. Но что-то всё же его удерживало. И он дождался-таки Полину Семёновну, но без принятого решения. За целый день спокойной жизни, отдохнувший, Сашка уже не выглядел человеком с помойки. В глазах появился блеск и что-то новое. Нет, не надежда, а упрямство. Но он и сам ещё не осознал это новое чувство.

— Что ж, попробуем, где наша не пропадала, — сказал он Полине Семёновне, словно продолжая думать вслух, когда та пришла с работы.

— А как насчёт алкоголя? — спросила женщина. — Не подведёт сила воли?

— Вот тут бабушка надвое сказала, — ответил Сашка. — Ну, если что, укажешь на порог, обижаться не стану.

Он глубоко вздохнул и умолк на время.

— А курить? Курить-то можно? — опомнился он. — Я же курящий мужик.

— Курить — ладно, а вот пить — ни-ни.

Так началась у Сашки новая жизнь. Он очень старался сдерживать себя. Трудно ему приходилось без алкоголя. У пьяного ведь никаких мыслей. А тут — одна подгоняет другую. Так прошла неделя. Полина Семёновна ходила на работу, Сашка что-то делал по дому, даже готовил еду, припоминая прошлое умение. Ему всё больше и больше нравилась его новая жизнь. Он начал подумывать о работе. Но где, кто его возьмёт на службу без паспорта? Его у него не было уже давно. Значит, надо восстанавливать документы. С чего начать? С похода в милицию. Кошмар. Чего-чего, а туда идти совсем не хотелось. Нанялся в овощной павильон грузчиком. Поработал с неделю и ушёл. Соблазнов много. Всё время вокруг крутились полупьяные мужики и бабы. Сашке никак не хотелось опять стать одним из них. Попробовал убирать дворы. Здесь оказалось спокойнее, так как работал рано утром. Ничего. Но в мозгу постоянно, как гвоздь, было слово «паспорт». Сашке нравилось получать зарплату, при этом он гордился пусть небольшими, но честно заработанными деньгами. Он видел, что Полина Семёновна тоже довольна. Но она сдерживалась и не торопилась его хвалить. Боялась сглазить. Что греха таить, случались у Сашки моменты, когда ему очень хотелось напиться и ни о чём не думать. Но, глядя на своих бывших собратьев, грязных, вонючих, полуголодных, одетых в ужасные лохмотья, Сашка тут же прогонял мысли о выпивке. Нет, он не хочет больше так жить. Но нужен паспорт.

С ним он вспомнил бы свою прежнюю специальность и пошёл бы устраиваться на завод, туда, где работала Полина, как выяснилось, экономистом. А он стал бы слесарем. Правда, пришлось бы многому учиться заново. Но паспорт? Как его восстановить?

Полина сказала:

— Обратись-ка к юристу, сходи к нотариусу. Короче, начинай действовать. За тебя это никто не сделает.

И началась у Сашки весёлая жизнь, или хождения по мукам. О, сколько раз он хотел на всё плюнуть, но что-то заставляло его снова и снова ходить по архивам, юристам, нотариусам. Полина очень переживала за него, боялась — как бы ни сорвался. Наконец наступил долгожданный день. Сашка получил-таки паспорт.

Полина радовалась этому событию не меньше самого Сашки. Они устроили праздничный ужин. На столе в блюде лежала румяная курица, целиком зажаренная в духовке. Вместо обычного чая они пили настоящий бразильский кофе с молоком. Полина вся светилась от счастья. А Сашка смотрел на неё и думал: «Что же её заставило возиться с чужим мужиком столько времени? Зачем ей это надо, зачем она упорно хотела вытащить его из уже привычной жизни?» Он задумчиво смотрел на женщину, которая, не считаясь ни с чем, боролась с его прошлым.

Он, отвыкая от спиртного, с ужасом смотрел на «братанов», копошащихся в мусорных баках. Нет, туда теперь он не вернётся ни за что! Но чем отплатить Полине Семёновне за её мужество и бесконечное терпение? Этого Сашка не знал. Он часто исподволь наблюдал за ней, когда она хлопотала по дому. Однажды он спросил:

— Полина Семёновна, о каком своём грехе вы сказали в самом начале нашей встречи? Неужели и вы жертва этой жизни? Можете рассказать?

Полина отвернулась от Сашки и, помолчав немного, глухим голосом начала свою исповедь.

— Прошло пять лет, как я потеряла сына. Ему было всего-то восемнадцать лет. Глупый был. Не усмотрела, как он связался с уличной шпаной. А шпана-то тоже чьи-то дети, у них тоже были мамы и папы. Ну вот, однажды он не пришёл домой ночевать. Прошло ещё две ночи. Я всё это время искала его. А нашла через неделю в морге. Была бы повнимательней да поласковей, может, и не случилось бы беды. Да куда там. Жили-то мы вдвоём. Отца нет. Кормить, одевать, обувать надо. Днём на основной работе, вечером мыла два подъезда в пятиэтажном доме. Вот и проглядела сына. Обнаружили его в чужом подъезде без документов мёртвым от передозировки наркотиков. А тут ты. Сильно напомнил моего Димку. Вот и вся история. Если я сумела что-то сделать для тебя, буду рада. Думаю, бог меня простит за Димку. И ты, наконец, станешь мужиком.

В наступившей тишине жужжала назойливая муха, залетевшая в форточку. Мужчина и женщина, не глядя друг на друга, продолжали молчать. Неожиданно, даже для себя самого, Сашка сказал:

— А давай поженимся. Мне идти, сама знаешь, некуда, только к бомжам. Привыкать друг к другу нам уже не надо, мы и так привыкли. Мне нравится жить у тебя. Я не пью, работаю. И так мужик вроде теперь ничего…

— Давай поженимся, — повторил он уже более уверенно и осмысленно.

— Да ты что, Ляксандр. У меня ногу полиартритом скрутило, да и стара я для тебя.

— Мне всё равно, сколько тебе лет. Я даже спрашивать не буду. Не хочу я больше по мусоркам лазить. А если выгонишь, то тогда только к ним моя дорога. Если не жалко столько сил и труда, потраченных на меня, выставляй за дверь. Тогда и своё «спасибо» унесу с собой.

— Не спеши, предложение-то врасплох застало. Да и люди что подумают.

— Да плевать мне на людей, о себе надо думать. А люди что? Поболтают и перестанут. Ещё и завидовать будут. Век не забуду того, что ты со мной сделала. Не сомневайся во мне, буду твоими ногами, руками, чем хочешь.

Прошёл месяц неопределённости. Сашка настаивал. Наконец Полина сдалась и они расписались.

В их жизни вроде бы ничего не изменилось, если не считать близких отношений. Сашка старался во всём помогать и ограждать по возможности от житейских хлопот. Это ему очень нравилось.

— Семья, — с удовольствием говаривал он мужикам, с которыми работал в одном цеху на заводе. А мужики недоумевали. В их глазах он читал «эка невидаль, ну и что?» — это потому, что они не жили на помойках, у них имелись и дом, и имя, и фамилия, и жена, и дети. Они не знают, как воняет одежда и как урчит в животе, и как нестерпимо хочется с похмелья опять напиться, чтобы опять забыть, кто ты. Сашка знал цену своей новой жизни, труду, с которым он победил самого себя. Конечно, не последнюю роль в этом сыграла мужественная женщина, которую он звал в самом начале Полина Семёновна. Теперь она для него была Полиночка.

Мариям КОСТРЫГИНА.