По прогнозам Всемирной организации здравоохранения, уже к 2030 году количество онкобольных во всём мире вырастет в два раза. Это «цунами», переворачивающее с ног на голову счастливые жизни, уносит их в пугающем темпе. Но, оказывается, статистика высокой смертности — далеко не самое страшное, с чем сегодня приходится бороться.

Рак для многих (из-за обнаружения его на поздней стадии) не просто душевное страдание, но и невыносимое физическое. Так, в прошлом году у нас в республике более 2 500 умерших больных не получили в должной мере медицинских препаратов, снимающих боль, и ушли в иной мир, в мечтах поскорее покинуть этот. И всё это при том, что мы сегодня усердно говорим о развитии медицины, о новых подходах к ней и широком выборе препаратов. Стоит отметить, что онкоболезни не единственные коварные болезни, мучащие больных. В список подобных «киллеров» входят и туберкулёз, и сахарный диабет, и др.

О проблемах лечения сахарного диабета подробно поведала журналистам внештатный эндокринолог Минздрава, член Диабетической и эндокринологической Ассоциации Кыргызстана Наталья Добрынина.

По её словам, на лечение сахарного диабета Министерство здравоохранения выделяет немаленькие средства, и говорить о полном его игнорировании неверно.

Корень проблемы — в быстром росте новых пациентов, нуждающихся в особой терапии, во всём мире. И Кыргызстан не исключение. К примеру, только за прошлый год их численность возросла на 5 тысяч. В связи с чем на приобретение препаратов требуется как минимум в полтора раза больше средств. И это касается только инсулиновой терапии. Справедливости ради нужно сказать, что инсулин мы приобретаем хорошего качества, но недостаток его в том, что он флаконовый. К сожалению, мы не можем позволить себе другие, более удобные для приёма формы этого препарата. Необходим и таблетированный инсулин, который давно перестали закупать. Их самостоятельное приобретение — дополнительные расходы для больных, сетует Наталья Петровна. Тем более в Кыргызстане в продаже этих инсулинов просто-напросто нет. Их приходится заказывать.

В завершение Н. Добрынина выразила надежду, что финансирование борьбы сахарным диабетом дойдёт до должного уровня и пациенты перестанут страдать от нехватки препаратов.

— Если с самого начала больных лечить неправильно, то рано или поздно они станут инвалидами. А это значит, что опять-таки начнут приносить дополнительные затраты государству, которое вынуждено будет им выплачивать социальную помощь. Помимо этого, такие пациенты могут нуждаться в дорогом гемодиализе, услугах офтальмолога. И это только верхушка айсберга. Однако я боюсь, что в связи с появлением новых программ, ориентированных на борьбу с другими недугами, на диабет будет выделяться, напротив, меньше средств, что может привести к страшным последствиям, — с тревогой подытожила Н. Добрынина.

К сожалению, этой коварной болезнью страдают и дети, к проблемам которых уже много лет безуспешно пытается привлечь внимание властей директор общественного объединения «Детство без диабета» Нурхан Жумабаева. С диабетом она столкнулась случайно по воле судьбы семь лет назад. Тогда её почти двухгодовалая дочь экстренно попала в больницу с сахаром в 26 единиц. Молодая мама — успешная бизнесвумен позже столкнулась с ещё одной проблемой — девочку отказывались брать в садик. Оставшись один на один со своими бедами, Нурхан сразу поняла, что слабой ей быть сейчас нельзя. Своими силами она открывает первый в городе специализированный садик для больных диабетом детей «Пчёлка». Сегодня в нём четверо детей дошкольного возраста. Их тут учат самостоятельно измерять уровень сахара, оказывать себе помощь, по своему состоянию определять резкие скачки сахара.

— Сахарный диабет, по сравнению с многими недугами, требует более серьёзных расходов. Но эти траты вовсе не гарантируют излечивание или стабильность состояния. К примеру, постоянно приходится приобретать за свой счёт тест-полоски для измерения уровня сахара в крови, — пояснила Нурхан Жумабаева. — Участвуя семь лет в комиссии по госзакупкам, я вижу, что с каждым годом сумма только уменьшается, — сетует она.

По ёе словам, в этом году Департамент лекарственного обеспечения без клинических исследований зарегистрировал индийские инсулины, которые участвовали в конкурсе.

Имеется приказ Минздрава, на основании которого дети, достигшие 18 лет, переходят на менее качественные инсулины, то есть флаконовые. И эти молодые люди должны их постоянно носить с собой.

— Вот представьте, студенты должны на глазах у многих сверстников наполнять из флаконов шприцы. В тот момент, когда им хочется влюбляться, они комплексуют. А ведь они не желают показывать, что больны, — делится Нурхан Жумабаева. — Больно от того, что маленькие дети с критически повышенным сахаром, как правило, не вызывают сострадания у учителей. Их не берут в школы, боясь ответственности. Недавно Нурхан Жумабаева с трудом нашла летний лагерь для своей дочери. А представьте, какая это психоэмоциональная нагрузка для неё и ребёнка?

Сильная с виду, много лет борющаяся за позитивные изменения, всегда улыбающаяся, несмотря ни на что, Нурхан на сей раз не выдержала и заплакала, дав выход эмоциям, которые ей ранее удавалось хорошо скрывать. С комом в горле, сквозь слёзы и с отчаянием в глазах она всё-таки взяла себя в руки и продолжила своё откровение:

— Очень обидно, что люди, от которых зависят судьбы наших детей, умудряются ещё и критиковать нас. Они не понимают, что могут убить своим равнодушием. Мы обязаны писать проекты, всё время просить у кого-то деньги, отстаивать и защищать права всех больных. Это страшно, когда ребёнок умирает, когда ему больно.

Каждая ночь мамы проходит в страхе за жизнь своего чада и, естественно, без нормального сна. И вместо того чтобы облегчить страдания ребёнка, государство, напротив, усиливает их, обеспечивая только инъекционным методом введения инсулина.

— В итоге мы, измученные, идём к врачу и ругаемся с ним. А он не виноват, что у него установка такая — выдавать 30 игл курса терапии. Нет сил уже кричать, что у ребёнка маленькие, слабые мышцы для такого большого количества проколов в них, — говорит наша собеседница. — На планёрках Минздрава, на всех собраниях приходится активно участвовать, чтобы в очередной раз об этом сказать. Уйма времени уходит на объяснение одному чиновнику, как мучаются дети. И при этом мы должны хорошо выглядеть, успевать всё делать в семье, зарабатывать деньги и везде выступать. В общем, крутиться, как вертолёт.

Как правило, из таких семей уходят отцы, и женщины остаются одни. Сколько несчастных матерей, старающихся показать себя стрессоустойчивыми? А ведь им не оставляют выбора.

Заканчивая своё выступление, Нурхан Жумабаева поведала о недавней поездке в Джалал-Абадскую область, в ходе которой представители общества ознакомились с качеством услуг на местах. Оказалось, что там даже нет детского эндокринолога.

«Это нонсенс! Как может ребёнок с диабетом получать услуги у специалиста по взрослым? Тот в свою очередь не понимает, почему, если кафедра педиатрии и лечфак существуют по отдельности, допускается замещение специалистов, выпущенных с разных факультетов? При этом дети продолжают ходить с уровнем сахара более 20 единиц. А родители даже понятия не имеют, насколько им больно. Детский организм очень вынослив, взрослый же слёг бы от высокого давления.

Директор общественного фонда «Эргене» Таалайгуль Сабырбекова рассказывает о ситуации с ещё более опасным по стремительности роста новых больных, запущенности форм, показателям смертности заболеванием — онкологическим.

По её словам, до 2007 года огромная беда была забытой. Поддержку находили лишь программы борьбы с инфекционными заболеваниями — туберкулёзом, ВИЧ/СПИДом. На противостояние раку не выделялось ни тыйына.

— Мы многократно обращались к директору ФОМС с просьбой задуматься и об онкологии, но всегда слышали игнорирующий ответ: «Ой, подождите, у нас других проблем полно!» И к чему это привело? Да к тому, что половина пациентов сегодня диагностируются на последней стадии. Рак — это убийца, уносящий жизни, в том числе молодых женщин, мам. И я не могу с этим смириться! Ведь онкология излечима! Мы должны остановить эту эпидемию! Но как? Должны быть ранняя диагностика, скрининг, должное лечение, — с возмущением говорит Таалайгуль Сабырбекова.

Коснулась она паллиативной помощи. Вместо необходимых 20 килограммов морфина (и это только для онкобольных), сегодня закупается лишь 1,5 кг. А значит,  пациенты терпят невыносимую боль, не имея возможности облегчить страдания.

— Мы находимся всегда рядом с пациентами, поэтому видим их проблемы изнутри. И когда ты поднимаешь такие серьёзные проблемы, конечно, никому не нравишься. Но ведь уйти из жизни без боли — право человека. Кыргызстан занимает 160-е место по обеспечению таблетированным морфином, являющимся золотым стандартом для снятия боли. Чем же мы отличаемся от людей, которые пытают и причиняют боль?

Когда человеку больно, ему ничего не нужно. Люди с запущенной формой рака испытывают глубокую депрессию, стресс. Им не до праздников, на которые расходуются миллионы, вместо того, чтобы закупить облегчающий им жизнь морфин.

Таалайгуль Сабырбекова рассказала историю одной девушки из Кызыл-Кии, которую отказались госпитализировать, боясь повышения показателя смертности.

— У больной метастазы в костях, кондросаркома, ампутирована одна нога. Она испытывает жуткие мучения и несколько дней находится без лекарств. Морфин ей не дают из-за российского гражданства. Обязуют вставать на учёт. Разве ей сейчас до беготни с документами? А мы спокойно сидим, я не могу так, понимаете! — не выдержала Таалайгуль Сабырбекова и так же, как Нурхан Жумабаева, заплакала. После, взяв в себя в руки, она поведала о судьбе ещё одной, уже умершей в страшных муках женщины. У неё был рак шейки матки.

— Когда мы навестили её, она плакала, делясь, что у неё всего одна ампула, которую она бережёт до того момента, когда боль станет невыносимой. Она пыталась наложить на себя руки. Мы доводим людей до суицида, и таких случаев очень много.

Кроме того что морфина мало, невероятно сложно получить его.

…У мужчины рак решётчатой кости, и он страдает от сильных болей. Его жена ходит за обезболивающими препаратами.

— За рецептом она отправляется утром, а возвращается с лекарством после 17.00, — говорит возмущённый пациент. — Целый день я не могу встать, поесть, лежу и жду, пока она придёт.

Женщина приходит в ЦСМ, высиживает очередь, чтобы ей дали рецепт, потом заходит к врачу-онкологу, который его выписывает. Затем с этим рецептом она идёт к директору, чтобы он подписал и поставил гербовую печать. Таким образом, на получение заверенного рецепта уходит как минимум 3-4 часа. Обезболивающие препараты в Бишкеке отпускает только одна аптека (около ТЭЦ), и, чтобы туда приписаться, тоже необходимо предъявить различные справки. Таким образом, проходит ещё пару часов. Так как ещё вчера по рецепту можно было выписать только десять ампул (сейчас, слава Богу, довели до сорока), приходилось проделывать этот путь снова и снова. При этом необходимо обязательно сдавать пустые ампулы врачу.

Врач тоже недоволен и говорит, что не хочет выписывать морфин, потому что рецепт необходимо брать под расписку, хранить его и нельзя допускать ошибок при заполнении. Нужно заполнить пять журналов: что пациента поставили на учёт, что у него взяли справки, что ему выдали препарат, а потом уничтожили ампулы и т. п. Затем врач обязан писать письма в пять инстанций и каждый месяц приглашать специальных представителей, чтобы они были свидетелями уничтожения ампул.

— Это же издевательство! — сетует Таалайгуль Сабырбекова. По её словам, в идеальном варианте должен быть контролируемый рецепт. Кроме онколога, его может выписать и поставить там свою печать любой дипломированный врач, он имеет на это право и вполне может взять на себя эту ответственность. Затем с этим рецептом больной идёт в аптеку, и там его предупреждают, что, не дай Бог, рецепт будет продан или использован не по назначению, в этой ситуации он сам будет нести ответственность. Таким образом снимается ответственность с врача, и дальше её несет родственник или ухаживающий человек.

— Сейчас созданная нами группа как раз занимается этим вопросом, и мы хотим изменить  процесс, — говорит Таалайгуль. — И ещё, нам нужны такие формы обезболивающих, которые действуют длительно. В данное время у нас есть морфин в таблетках короткого действия, и это уже хорошо, но следующим шагом должно стать обеспечение препаратами длительного действия, когда пьёшь одну таблетку, и она действует 12 часов. Это неправильно, когда мы ждём, что наступит боль, мы должны назначать таблетки каждые четыре часа, чтобы обезболивание длилось без прерываний. Год назад в Кыргызстане появилось ещё одно обезболивающее средство в виде пластыря, который действует в течение трёх дней, и при этом ничего не надо пить или капать. Но многие врачи о нём даже не знают и, более того, боятся назначать, — заключила она.

Аида ШИРИНОВА.