Звучит как каламбур, но, хотя сам по себе объектив фотокамеры и «беспристрастен», взгляд репортёра через него субъективен. Фотограф сам выбирает, какими он видит мир, людей, события и как их преподнесёт общественности. И как он повлияет на судьбы героев своих работ.

Выбор

Для публичных людей неприятные им снимки — расплата за славу. Но и личности рядовые, простые обыватели становятся жертвами фотографов, не считающих зазорным заставить их стыдиться или ненавидеть себя, без спросу влезть своей камерой в жизнь и выставить затем самые личные их тайны или минуты жизни на всеобщий суд. Который, к слову, не гуманен, не справедлив.

…Становятся жертвами фотографов не только профессиональных, но и просто прохожих: цифровой прогресс позволил каждому стать папарацци и широко распространять отснятый материал, произвольно назначая любого мишенью для широкого спектра негативных чувств читателей, зрителей.

Нужно ли и можно ли ограничивать это право людей свободно распространять информацию, в том числе визуальную? Какие именно снимки, видеозаписи следует считать неэтичными? Где граница между свободой слова и преступлением? Ответственностью и цензурой? Кто и как должен с этим бороться? Выход — в административных и уголовных наказаниях или саморегуляции?.. Может быть, нужно внедрять практику общественного порицания или цехового бойкота циников с камерами?..

Девочка, бегущая от… известности

В 2016 году администрация Facebook удалила чёрно-белый кадр, известный под названиями «Ужас войны», «Взрыв напалма» и «Бегущая девочка, Вьетнам». Опубликовала её на своей странице в этой соцсети ведущая норвежская ежедневная газета Aftenposten.

После её удаления возмущённый главный редактор газеты Эспен Хансен написал письмо Марку Цукербергу. Своё открытое послание он напечатал и на первой полосе Aftenposten, обвиняя Facebook в установлении правил, которые, во-первых, «не способны отличить детскую порнографию от знаменитых военных фотографий», а во-вторых, «не оставляют ни малейшей возможности» для открытого диалога.

Кстати, премьер-министр Норвегии тоже запостил снимок обожжённого при взрыве и в ужасе убегающего голого ребёнка. Фото из его аккаунта удалили тоже. Ричард Аллан, вице-президент Facebook по вопросам внешних коммуникаций для европейского, ближневосточного и африканского регионов выступил в защиту социальной сети, поясняя, что невозможно внимательно фильтровать колоссальный объём контента, который в ней ежедневно размещают миллионы человек. Cогласно внутреннему регламенту Facebook, любое изображение несовершеннолетних в обнажённом виде должно быть выявлено и удалено. Однако Аллан признаёт, что в случае фотографии «Ужас войны» это правило привело к ошибке. Чтобы впредь избежать похожих ситуаций, компания выработала новый подход, который требует большeго количества трудовых ресурсов (и создала 3 000 рабочих позиций модераторов в дополнение к уже существующим 4 500). Он заключается в том, чтобы отдельно рассматривать статьи, опубликованные на страницах СМИ.

Во всей этой истории — не только в обвинениях редактора Хансена и оправданиях Аллана (чему посвятил тогда статью «Курьер ЮНЕСКО»), но и в том, как мировая пресса освещала прецедент, — нетрудно уследить, что все настаивали на необходимости распространения таких материалов. Напоминали, что известность снимка в годы войны во Вьетнаме внесла вклад в её прекращение и так далее.

Никто не спросил мнение самой той девочки, запечатлённой в 1972 году во вьетнамской деревне фотографом Ником Утом (вьетнамцем, работавшим на Associated Press). Сегодня она, разумеется, взрослая женщина. Её зовут Фан Тхи Ким Фук, и в интервью журналистам она признаётся: «Это фото преследовало меня, я была под постоянным контролем» и «Хотела забыть об этой фотографии: чем более известной она становилась, тем меньше у меня оставалось личной жизни. Мне казалось, что я навсегда останусь во власти этого образа». Позже, поняв, что ничего не может поделать со своей всемирной славой, Ким Фук смирилась, а в 1997 году ООН назначила её послом доброй воли. Она учредила свой фонд.

Есть ещё и такой вопрос: что сделал Ник Ут после того, как щёлкнул фотоаппаратом? В интервью «РИА Новости» сам он рассказывал, что убрал камеру, взял девочку с обожжённой кожей на руки, отнёс в машину и отвёз в госпиталь, а впоследствии вместе с коллегами договорился о переводе в американскую больницу. В других источниках (например Би-би-си) говорится, что первую помощь оказал журналист съёмочной группы телеканала ITN британец Кристофер Уэйн, после чего Ник Ут действительно отвёз её в Первую детскую больницу в Сайгоне, а Крис затем перевёз в другое медучреждение. В YouTube есть киносъёмка ITN этого момента: авианалёт, взрыв напалмовой бомбы, бегущие к журналистам и солдатам дети, среди них и Ким Фук. Солдаты и Крис Уэйн, одетый в военный плащ (думаю, это он), дают девочке попить, а остатки воды из фляги выливают на неё, надеясь, что это уменьшит боль, затем укутывают её плащом.

В 2010 году Крис Уэйн и Ким Фук встретились во время записи передачи на Би-би-си. Журналист, к тому времени вышедший на пенсию, сказал, что прежде отказывался с ней видеться: «Я почувствовал, что Ким используют. Именно поэтому 10 лет назад я отказался встречаться с ней перед телекамерами». Но теперь Уэйн больше не считает её жертвой снимка и поднявшейся вокруг него шумихи: «Несмотря на всё, что ей пришлось пережить, на всё, что ей пришлось вытерпеть, она стала женщиной, производящей очень глубокое впечатление».

Его дело — снимать…

Том Джунод из Esquire в своём эссе «Падающий человек» так характеризует фоторепортёра Ричарда Дрю: «Этот фотограф с юности умеет сохранять присутствие духа. 21-летним он стоял прямо за Робертом Кеннеди, когда тому выстрелили в голову. Его куртку залила кровь сенатора, но он вскочил на стол и стал снимать — и пустые открытые глаза Кеннеди, и его жену Этель, припавшую к телу мужа и умолявшую фотографов, умолявшую лично его не снимать.

Ричард Дрю ни разу в жизни не согласился на это. Он сохранил куртку, испачканную в крови Бобби Кеннеди, но с тех пор никогда не отказывался снимать и никогда не отводил глаз. Он работает на Associated Press, он журналист. Не в его правилах отказываться снять картинку, попавшую в объектив, потому что человек не знает, когда творится история, — пока сам не начнёт творить её. Ему безразлично, жив или мёртв человек в кадре: ведь камера не видит этих различий, а его дело — снимать людей, как делают все фотографы, за исключением разве что Ансела Адамса».

О морально-этической составляющей работы фотожурналистов (и вообще журналистики) говорится давно и часто.

Так, интернет и мировая пресса полны противоречивых сведений о фотокорреспонденте из ЮАР Кевине Картере. Все они сходятся в одном: в 1993 году в Судане тот запечатлел умирающую от голода девочку, недалеко от которой приземлился стервятник. За эту работу под названием «Голод в Судане» в 1994 году Картер получил Пулитцеровскую премию (кстати, как и ранее Ник Ут за «Ужас войны»). Фото потрясло общественность. Сам автор стал объектом нападок СМИ, обвинивших его в жестокости и бесчеловечности. Так, газета St. Petersburg Times (США) писала: «Человек, который настраивает свой объектив лишь для того, чтобы сделать удачный снимок страдающего ребёнка, всё равно что хищник, всего лишь ещё один стервятник». 24 июля 1994 года Кевин Картер покончил жизнь самоубийством.

А вот дальше версии отличаются. Одни утверждают, что причиной суицида стали угрызения совести. Но его товарищ Силва, также военный фотограф, утверждает, что тогда они приехали в маленькую деревню в Судане вместе с сотрудниками ООН, которые привезли гуманитарную помощь: пока последние разгружали продовольствие, у журналистов было полчаса на съёмки. Родители этого ребёнка находились рядом, говорит Силва, они помогали в разгрузке. Картер, сделав снимок, отогнал стервятника. Их коллеги из Испании Хосе Мария Луис Арензана и Луис Давилла писали: «Вы берёте телеобъектив и снимаете ребёнка на фоне стервятника. И хотя, в действительности, от одного до другого может быть 20 метров, на снимке будет казаться, что птица вот-вот начнёт клевать малыша». Также СМИ указывают, что их сопровождали суданские солдаты.

И вообще, как написало в 2011 году издание Elmundo (elmundo.es), это не девочка, а мальчик Конг Ньонг, и о нём позаботились на пункте продовольственной помощи ООН. И умер он в 2008 году: «При увеличении изображения можно увидеть пластиковый браслет на запястье Конга Ньонга, означающий, что ему уже поставили диагноз, и о нём должны были позаботиться (T3, «T» — для серьёзного недоедания и 3 — номер прибытия)».

В своей предсмертной записке Кевин Картер написал: «Депрессия… без телефона… денег за аренду… денег на детей… платить по счетам нечем… деньги!!! Меня преследуют яркие воспоминания об убийствах и трупах, и злобе, и боли… картины голодающих или раненых детей, психопаты с оружием в руках, нередко они полицейские, или же палачи».

…и не геройствовать

В 2007 году на Манхэттенском кинофестивале короткометражного кино победила работа «Одна сотая секунды» англичанки Сьюзэн Джейкобсон. Героиня этого известного, весьма растиражированного в интернете игрового фильма — фотожурналист Кейт Гулд получает премию за снимок погибшей девочки, сделанный во время военного конфликта. Никто, кроме самой Кейт, не знает, что она какое-то время из укрытия наблюдала, как мужчина с автоматом собирался убить ребёнка, но не вмешалась. Фильм обсуждают, но однозначного ответа нет. Потому что мы понимаем, что женщина не смогла бы помочь девочке: их просто убили бы обеих…

Задача очевидца — доносить до мира правду. Можем ли мы требовать от него ещё героизма?.. И если не можем, то хотя бы насколько этично получать награды за такие фотоработы?..

А что в мирное время? Вот недавно в Бишкеке все осуждали автора одной из местных телевизионных передач за то, что тот, вместе с оператором участвуя в милицейском рейде, не помог плакавшей и кричавшей неизвестной девушке, которую парни силой удерживали в авто и затем увезли. Должен ли он был вмешаться? Или его дело — только собирать материал?..

Что ж. Подвиги совершать, возможно, призваны не все. Но отвести камеру в тот момент, когда человек умоляет не снимать или отворачивается, это по силам?.. В каких ситуациях нужно игнорировать такие просьбы, понимая, что важно зафиксировать преступление?.. А если речь не об опасных преступниках, а о простых беззащитных людях, более того — ещё и уязвимых?.. Когда и как мы можем запретить силовым структурам брать на рейды против простых граждан (не террористов, не наркоторговцев, не коррупционеров) съёмочные группы?..

Может быть, ответы на эти вопросы у нас в сердце? «Нам не дано предугадать, как слово наше отзовётся, — и нам сочувствие даётся, как нам даётся благодать…»

Тень на престижную фотонаграду

И, кстати, о наградах. В 2017 году фотограф Хоссейн Фатеми со своей серией снимков «Иранское путешествие» занял второе место в категории «Долгосрочный проект» в престижном международном конкурсе World press photo. День спустя после объявления фотожурналист и преподаватель фотожурналистики в Колумбийском университете Рамин Талайе адресовал жюри текст с подробным анализом некоторых работ Фатеми.

«Даже беглого взгляда на изложенные аргументы достаточно, чтобы сделать вывод об уязвимости и фактическом бесправии людей на фотографиях. Кто-то хоть на минутку задумался о хрупкости их статуса и в буквальном смысле уязвимости их дальнейших судеб? Швейцарский критик и куратор Хестер Кэйзер отмечает, что одной девушке удалось добиться изъятия с сайта агентства только одного снимка… Однако кадры с неоднозначными историями создания продолжают крутиться и множиться в Сети, снова и снова подчёркивая бесправие изображённых на них людей, насильно помещённых и продолжающих жить в рыночно-«привлекательном» контексте. Выгодном и интересном лишь «власть имущим», а не тем, кто оказался по ту сторону камеры», — написала о скандале в блоге «Невыносимая хрупкость цифрового бытия» Ольга Бубич на сайте photographer.ru.

Признаться честно, Хоссейну Фатеми удалось очаровать и меня. Я ссылалась на его цикл в статье «Религия лечит или калечит?» пять лет назад. Мне не пришло в голову, что фотосвидетельства, опубликованные на мировых площадках, могли быть сделаны в инсценированных ситуациях или подписи к ним недостоверны. Что уж говорить обо мне, если даже и оргкомитет World press photo после обращения Рамина Талайе провёл расследование и обнаружил, «что не было достаточных доказательств явного нарушения наших правил участия в конкурсе».

Взгляните сами на эссе Талайе на блог-платформе Medium (medium.com). Фатеми обвинения в свой адрес публично не прокомментировал ни разу. Интересно, что, с одной стороны, его упрекают в постановке фотосюжетов, с другой — в том, что он выставил снимки без разрешения изображённых на них людей. На самом деле тут есть нюансы. Речь не только о самой демонстрации изображений, но и о возможном обмане всех: позировавших героев, зрителей, редакторов СМИ и жюри конкурса. Вот в таком случае нет сомнений: ложь (а тем более во вред людям) в журналистике недопустима.

К слову, в январе этого года в Бишкеке демонстрировались фотографии победителей конкурса World press photo — 2018. «Так что фотографии действительно заставляют задуматься. И не только о глобальной несправедливости. Но также и о роли фоторепортёров в гуманитарных кризисах и конфликтах, о грани между профессиональным долгом и равнодушием, беспристрастностью и отсутствием этики, свободой слова и нарушением конфиденциальности героев снимков, предоставлением информации и формированием негативного имиджа стран и этносов, необходимостью привлечения внимания к проблемам и негативным воздействием на жизни людей», — писала я тогда в репортаже «Пессимизм из объектива фотокамеры».

Как «украсть» лицо

В следующей истории (которую опубликовал сайт kulturologia.ru) виноваты обе стороны. Шубнум Хан была ещё студенткой, когда ей и ещё нескольким сокурсникам предложили участвовать в бесплатной фотосессии. В студии фотограф дал ей подписать что-то типа договора, она не придала этому значения. «Как потом выяснилось, совсем мелким шрифтом на этой бумажке было написано, что мы все даём согласие на использование наших фото в интернете как стоковых, — поясняет молодая женщина. — Но тогда мы, конечно же, на это внимания не обратили». В итоге теперь лицо Шубнум живёт своей жизнью, с рекламных баннеров по всему миру призывая покупать разные товары и представляясь другим именем на сайте знакомств. (Кстати, вот вам и вся правда о платных сайтах знакомств, цель владельцев которых — просто вытянуть деньги из зарегистрировавшихся пользователей, подсовывая им липовые анкеты выдуманных кандидатов и от их имени даже отвечая на письма).

Кстати, если верить интернету, в некоторых странах запрещено фотографировать женщин или детей (или и тех, и других) даже в общественных местах. А иногда даже и мужчин в определённых случаях. Либо только дам в купальниках (то есть в повседневной одежде можно). Или людей, придерживающихся верований, в которых запрещено позировать. Сотрудников силовых структур при исполнении. Заключённых, пациентов и лиц с ограниченными возможностями здоровья. Или вообще кого бы то ни было без их согласия. Не всегда, правда, понятно, идёт ли речь только о любительской съёмке или вообще о любой…

В тех краях, которые мне довелось посетить, не приходилось сталкиваться с какими-то запретами. Особняком для меня стоит Япония, где граждане изо всех сил стараются следовать законам и следят друг за другом, чтобы все соблюдали. Разумеется, это касается и фото или видео. Так, в суши-баре я спросила у хозяйки, можно ли запечатлеть интерьер. Она любезно позволила, попросив не захватывать в кадр лица посетителей.

Во многих местах же просто на дверях, стенах или на столах стоят и висят таблички со знаком запрета съёмки (перечёркнутая камера). Как мне объяснила переводчица, у японских мобильных телефонов невозможно отключить звук камеры: специально, чтобы никто не мог незаметно снимать. Возможно, это связано не только с тем, что японцы думают о чувствах других, но и с распространённостью технологий и преступлений, связанных с изображениями?..

Сами японцы, когда фотографировались со мной на память, потом всегда уточняли: «Я могу поместить снимок в своём блоге?» По всей видимости, это требование японского законодательства, хотя каким образом может помочь недоказуемый факт устного разрешения — не знаю.

И некоторые жители Токио, завидев меня с «мыльницей» на улицах, чуть ли не на противоположный тротуар переходили. Другие, наоборот, охотно позировали, по традиции подняв два пальца в знаке V.

Вместо послесловия

У меня много вопросов. И я не знаю на них однозначных ответов. Профессиональное во мне борется с личным.

Невозможно придумать только одно правило, например: «не снимать» и «не обнародовать». Надо разбираться: может ли распространение фотографии причинить вред тому, кто на ней? Потому что совсем уничтожить жанр документалистики мы не можем: только она позволяет читателю и зрителю судить о достоверности событий (и при этом она же становится мощным инструментом манипуляции).

Может быть, ретуширования лиц в некоторых случаях достаточно?..

Словом, обо всём этом нужно дискутировать, вырабатывать новые подходы с учётом цифрового прогресса.

…Но кажутся не лишёнными смысла слова Игоря Гаврилова — легенды советской фотожурналистики. Рассказывая истории своих фоторабот (его пояснения опубликованы на cameralabs.org), он заявил: «Ни одна фотография не стоит горя, причинённого людям ради неё. Можно потом оправдываться — вот, её увидят миллионы, то-сё, пятое-десятое. Несмотря на жёсткость нашей профессии, на жёсткость тех ситуаций, в которых мы иногда бываем, нужно прежде всего оставаться человеком, а потом уже — профессионалом».

Алия МОЛДАЛИЕВА.

Фото из интернета.