У легендарного скануна Тору-Айгыра хватило сил переплыть озеро, у иссык-кульских чиновников не хватает души, чтобы разглядеть человека

Эту публикацию мы специально приурочиваем к 9 Мая, чтобы звучали не только красивые речи о том, как мы ценим поколение, спасшее мир от коричневой чумы, но и правда: как судьба отдельного человека, приближавшего Победу, у нас порой ничего не значит.

Когда выезжаем из Бишкека, льёт нудный, как осенью, дождик. Балыкчи встречает солнцем, но оно особо не греет, тополя и карагачи у дороги, искривлённые от постоянных ветров, стоят чёрные — какие-то высохли, какие-то ещё только раскрывают почки, несмотря на то, что апрель уже близится к концу. В Сары-Камыше, что в десяти минутах езды от Балыкчи, земля серая и каменистая, как и во всей этой части Иссык-Кульской котловины. Яблони только набирают цвет, и яркими розовыми косынками заневестился абрикос, хотя у нас он уже давно отцвёл. Арычной воды нет, ту редкую влагу, которую дарит небо, жадно забирает ветер: то улан, врывающийся из Боомского ущелья, то санташ, налетающий с противоположной стороны — из Джети-Огуза. В этой местности поражает ландшафт: с одной стороны — выжженная солнцем и ветром долина с редкой растительностью, с другой — сочно-бирюзовая, изумительно красивая полоса озера с сине-туманной грядой гор в отдалении, за которыми сверкают бриллиантами вечных снегов другие, более высокие вершины. И над всем — небо, необыкновенное иссык-кульское небо, которое в ясную погоду всегда играет облаками, рождая ослепительно белые фантазии в синей вышине. Такое ощущение, что Всевышний подарил озеро и небо как награду за засушливый климат, чтобы люди не уезжали. Они и не уезжают. Судя по количеству строящихся домов в Сары-Камыше. Село небольшое и благодаря малому количеству деревьев просматривается насквозь. Видно, что то там, то тут строятся: навезли камней для фундамента, поднимают стены… Вот и Кожахмат байке, судьба матери которого — Алиман апы, позвала нас в дорогу, расширяет родительский дом, пристраивая пару комнат из жжёного кирпича. Торопится, чтобы успеть к 100-летию матери, которое будет отмечаться в следующем году.

Сары-Камыш вместе с двумя другими сёлами — Тору-Айгыр и Кызыл-Орюк, относится к Тору-Айгырскому айыл аймагы. Когда-то Кызыл-Орюк выращивал в большом количестве знаменитый иссык-кульский абрикос сорта «краснощёкий» (отсюда и название села), его отправляли на изготовление вина. Жители Тору-Айгыра верят, что именно в их селе жил мальчик, который вырастил прекрасного скакуна Тору-Айгыра. По легенде, коня выкрали и спрятали на другом берегу Иссык-Куля, но преданное животное переплыло озеро и вернулось к хозяину. В Сары-Камыше, по рассказам, в советское время был совхоз, который занимался в основном скотоводством. Сейчас работы нет. Из-за отсутствия арычной воды огороды не сажают. Выращивают сады, которым требуется меньше воды, поливают их из колонки. Урожай продают — тем и живут. Кожахмат байке и его супруга Каликан с удовольствием устраивают для нас экскурсию по своему небольшому саду: яблони сортов «превосходный» и «рашида», королевский крыжовник, смородина, кокандский гиляс, колированный с вишней… Кожахмат байке говорит, что он по призванию ботаник, и показывает на урюк, который колировал недавно с баткенским абрикосом: из коротко срезанного ствола подвоя уже выстрелили две темно-вишнёвые стрелки гибрида. В советское время Кожахмат байке работал водителем в автобазе, сейчас по возможности таксует. Каликан — инвалид второй группы. Живут втроём с Алиман апой. На строительство дома присылают деньги дети, уехавшие на заработки в Москву.

Алиман апа не передвигается — лежит целыми днями на кровати в однокомнатной летней кухне, куда семья перебралась со строительством дома. Десять лет назад она ослепла, когда умер один из её сыновей. Всю жизнь она проработала учительницей начальных классов, последние два десятка лет — в местной школе. Однако и в Иссык-Кульском районо, и в сары-камышской школе давно уже забыли о её существовании: даже открытку ко Дню учителя не пришлют, не говоря о том, чтобы порог переступить. Хотя Алиман апа — живая легенда. Взять хотя бы тот факт, что она — из первого, военных лет, выпуска Пржевальского педагогического училища. Много интересного хранит её память, много важного узнали бы сегодняшние ученики, организуй школа встречу с ней. Но самое главное — как вдова ветерана Великой Отечественной войны Алиман Бакалова не получает от государства ни гроша. Парадокс: на руках у женщины есть военный билет мужа, где чётким почерком написано, что он участвовал в Великой Отечественной войне в составе 82-го стрелкового полка, есть удостоверение к медали «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.», его имя — Сарыбаев Усен выведено на мемориале, возведённом в советское время в Сары-Камыше в честь земляков, вставших на защиту Родины в лихую годину, живы ещё люди, которые помнят его рассказы о войне, однако обращения родственников Алиман апы завязли в бюрократической машине. А конкретно — в Тору-Айгырском айыл окмоту, в Иссык-Кульском районном управлении социального развития, в Иссык-Кульской районной администрации и в Балыкчинском городском военном комиссариате. Мы вернёмся к вопросу о том, почему женщина не получает установленных законом выплат вдовам участников Великой Отечественной войны. Но сначала расскажем о её поразительной судьбе.

Алиман апа

Родилась она на Иссык-Куле в селе Чон-Сары-Ой. Через три года умерла мать, поэтому воспитала девочку мачеха, но о том, что та не родная, Алиман узнала, уже став взрослой. Отца звали Бакал, отсюда, как и у всех кыргызов, фамилия. У красивого имени Алиман два смысла: верная Аллаху и учёная. Бакал очень хотел, чтобы его дочка стала образованной, и она осуществила его мечту. Однако это стало возможным потом, а до того семья прошла жернова репрессий. В 1931 году их раскулачили и выслали на Украину в село Чалбасы — было такое на Херсонщине, основанное татарами, сейчас называется Виноградово. Туда выслали много кыргызов — по воспоминаниям Алиман апы, семей 600, в том числе семью Асанхана Джумахматова, будущего знаменитого дирижёра. «Каждый день мы, детвора, отправлялись с холщовыми мешками на поля — за початками кукурузы и картошкой, — рассказывает Алиман апа. — Земля была урожайная, рыхлая, выдернешь куст картошки — с полмешка выходит. Высыплем дома, и снова в поле — за помидорами и огурцами. Кукурузу родители долго варили, пока не превратится в кашицу, потом ели, и вот эта еда нас спасла. В 1935 году русские, проверив бумаги отца, сказали, что он ни в чём не виноват и может хоть сегодня возвращаться домой. В Харькове мы сели на поезд и добрались в Балыкчи, где нас приютила сестра отца. Мы были раздетые и разутые, помню, тётя дала нам одеяльце, которого не хватало даже, чтобы укрыться. Отец, который повсюду брал меня с собой, взяв за руку, закутал меня в одеяло, и мы вернулись в Чон-Сары-Ой…»

В родном селе все обзывали Бакаловых кулаками, Алиман боялась даже выходить на улицу. Но отец дал ей с литр сметаны, столько же топлёного масла, мешочек сюзме, несколько займов и отправил в Каракол на учительские курсы, сказав: «Будет очень трудно, зайдёшь на почту, обменяешь займы на деньги». После окончания курсов девушку отдали замуж в Нарынскую область, в село Орнок, и она стала работать там учительницей начальных классов. Муж был хороший, спокойный, но началась война, и он ушёл на фронт.

…Каждый день после уроков учителя вместе с учениками отправлялись в поле: собирать масак вслед за комбайном. Сначала шли дети, потом взрослые — подбирали всё до колоска. Оставшиеся зёрна собирали по одному, перетирали в ладонях, сдували шелуху и ели. На ночь председатель сельсовета давал каждой семье задание: связать по паре носок и варежек. У кого нет шерсти — распороть одеяла и связать. Даже 100-летние бабушки пряли. Утром забирали работу. Первым секретарём Тянь-Шаньского обкома комсомола (до 1963 года Нарынская область именовалась Тянь-Шаньской) работала Кулуйпа Кондучалова — высокая, худая, по описанию Алиман апы, ездила по аилам и призывала: «Всё для фронта, всё для победы…»

Первая дочь («тунум», как говорит Алиман апа) родилась у неё недоношенной: от тяжёлой работы заболел живот, свекровь подумала — начались роды, стала надавливать на живот, и девочка появилась на свет мёртвой. Ещё через какое-то время с фронта пришла «чёрная бумага», извещавшая, что муж погиб, и Алиман вернулась к родителям на Иссык-Куль.

В годы войны она поступила на заочное отделение Пржевальского педагогического училища и в 1947 году окончила его.

Усен Сарыбаев

Отец Усена Сарыбай из рода сарыбагышей, был одним из уважаемых молдо, ажи. В 1916 году он бежал с народом в Китай, и чтобы спасти семью от голода, вынужден был отдать там замуж двух своих дочерей — каждую за кесе талкана. Мысли о том, как сложилась их судьба, потом терзали его всю жизнь. Вернувшись с чужбины, Сарыбай обосновался в Тору-Айгыре. Там и родились близнецы Асан и Усен. У одной из родственниц утонул в озере единственный сын, она не могла больше иметь детей и пришла к Сарыбаю с просьбой: «У тебя пять сыновей, ты же видишь, у меня горе, отдай мне одного из близнецов». Подумав, Сарыбай отдал ей Усена. Осчастливленная женщина — по описанию, красивая келин, не желая ни на минуту расставаться с малышом, носила его на груди, обвязав драгоценную ношу платком.

Усен, как и все в роду Сарыбая, вырос статным, плечистым парнем, с крупными чертами лица. В 1940 году его призвали в армию, распределив в 82-й стрелковый полк, служивший в Белоруссии. Близился дембель, настроение было радостное, командиры часто отпускали в увольнительную. Однако примерно в середине июня дивизию срочно передислоцировали, приказав занять позиции на границе. Батальон, в котором служил Усен, не успел даже вырыть окопы, как немцы двинулись в наступление. Они шли, вооружённые до зубов, со связками гранат. То был страшный бой. Припав к пулемётам, Усен и другие бойцы строчили по врагу так, что подушечки пальцев от напряжения кровоточили. Раскалённые докрасна стволы оружия додумались охлаждать тем, что на них мочились. И ещё одну деталь из воспоминаний Усена приводят его сыновья и односельчане: шквал огня был настолько сильный, что его шинель оказалась вся продырявленной от пуль, а он почему-то остался живой. Спустя годы Усен даст этому философское объяснение: пуля хоть и дура, но выбирает… В том бою много полегло наших солдат. А немцы всё шли и шли, уверенные в своём превосходстве. В какой-то момент Усен оказался лицом к лицу со здоровенным фашистским детиной, который собирался его убить. Прозванный в родных краях палуаном, кыргызский парень вступил в отчаянную схватку. Неизвестно, чем бы это закончилось, если бы подоспевший русский боец не оглушил фашиста прикладом. Схватив Усена за руку, он увлёк его в расположенный недалеко лес. Там было полно солдат, но, как оказалось, фашисты уже окружили лес. Так Усен попал в плен.

Схваченных в плен гитлеровцы в первую очередь заставили раздеться, чтобы вычислить (по наличию или отсутствию обрезания) евреев. Усена спас висевший на шее тумар — дува, написанная рукой отца и зашитая в рыжий кожаный мешочек. Распоров его, фашисты увидели, что текст написан на латинице, а не иврите. Какая судьба постигала евреев, можно судить по эпизоду, рассказанному нам летописцем Сары-Камыша Муканом Усубакуновым. Имя его отца Кыштобая Усубакунова тоже выведено на сары-камышском мемориале. В Великую Отечественную он был политруком 289-го стрелкового полка, его именем названа одна из улиц в селе. Мукан — один из учеников Алиман апы, всю жизнь преподавал историю в местной школе, сейчас на пенсии, пишет книги, в том числе рассказы.

Всего из Сары-Камыша ушли на фронт 66 человек. 39 из них не вернулись, в некоторых семьях по двое. Сейчас в живых не осталось ни одного фронтовика. Это были очень скромные люди, никогда не кичились тем, что победили, и сейчас очень стыдно за то, что не воздали им должное при жизни, не расспросили, как следует, сокрушается Мукан.

В детстве Мукан проводил летние каникулы в Тамчи — у тайаты, работавшего там старшим чабаном. Усен Сарыбаев, трудившийся после войны ветсанитаром, часто приезжал на отгон — осмотреть овец, назначить лечение заболевшим. И вот как-то после очередного осмотра, сев с хозяевами за дасторкон, он вспомнил об одной истории. Среди пленных, захваченных вместе с Усеном, оказался еврей. Фашисты приказали выкопать яму, засыпали её дно разбитым стеклом, налили туда воды и заставили еврея ходить по осколкам босиком. Затем они живьём закопали его в этой яме.

Усен несколько раз пытался убежать из плена. Об одной из таких попыток рассказал Акылбек Жологонов, тоже коренной сары-камышец. 79-летний аксакал, родившийся за год до начала войны, торопился куда-то на той, но узнав, что у Алиман апы гости, которые интересуются боевым прошлым её мужа, пришёл поведать о том, что знает. Как и тайата Мукана, в советское время он работал чабаном. Однажды Усену Сарыбаеву пришлось заночевать у него в горах. У чабанского очага, под звёздным небом, которое смотрелось в тундук юрты, фронтовик решился достать из глубины памяти то, чем никогда не делился с семьёй, что хотел навсегда похоронить в прошлом.

…Шестеро советских бойцов разных национальностей, включая Усена, с первого дня решили во что бы то ни стало бежать из фашистской неволи и поэтому старались держаться вместе. Месяца через три им удалось осуществить задуманное. Но когда колючая проволока осталась позади, истощённые люди поняли, что у них совершенно нет сил идти дальше. Кругом простиралось снежное поле с телами погибших советских и немецких солдат. Один из группы предложил выбрать труп фашиста пожирнее и съесть. Трое его поддержали, Усен и ещё один отказались и ушли в расположенный недалеко лес. Спустя какое-то время догнали те четверо — сытые, набравшиеся сил. Потом двое из них отправились в ближайшую деревню и принесли Усену с парнем немного варёной картошки с хлебом. Сами к еде не притронулись, только жадно, пригоршнями хватали снег и глотали. Лишь через несколько дней они смогли есть обычную пищу.

…В одной из попыток бегства Усену помогла — правда, только поначалу — светлая, нехарактерная для азиата внешность. Недалеко от лагеря для военнопленных находился какой-то населённый пункт. Добравшись до него, Усен надеялся затеряться среди жителей. Но не тут-то было: на каждом шагу попадались немецкие офицеры. И тогда парня, научившегося за долгое время нахождения в плену худо-бедно изъясняться по-немецки, осенило: догнав двух прогуливавшихся девушек, он взял их под руку со словами: «Будете кричать, вас убьют вместе со мной!» и пошёл дальше вместе с ними. Немки привели его к какой-то бабушке. Та спрятала его в чулане среди хлама. Через пару дней сожгла его одежду, дала старые штаны и рубаху своего сына, две буханки хлеба, бутылку воды и велела уходить. Усен пошёл в том направлении, где, по его предположению, могли быть советские войска. По пути попался стог сена, и он спрятался в нём. Однако раздавшийся в скором времени лай овчарок дал знать, что фашисты идут по следу. Обнаружив его, они заорали, чтобы выходил, иначе сожгут стог. «Выйду — убьют, останусь — тоже смерть», — решил Усен и вышел. В лагере ему назначили 40 ударов плетью. Палач бил со знанием дела, при этом считал: «Айн, цвай, драй…» После двадцатого удара кожи на спине не осталось, Усен слышал только звук хлюпающей крови, потом потерял сознание…

Освободили его в 1945-м советские войска. После прохождения жёсткой системы фильтрации и проверки, которой подвергались все военнопленные, как и лица, угнанные в рабство, Усена Сарыбаева определили рядовым в 66-ю штрафную телефонную батарею. Через год демобилизовали с военно-учётной специальностью «специалист полевых кабельных линий».

Возвращение домой и встреча

Алиман и Усен встретились в Чон-Сары-Ое, где она работала в школе учительницей. Сарыбай и Майлыбай, отец приёмной матери Алиман, были родственниками, и Усен приходил вроде как проведать тётю. То дров наколет, то за скотиной уберёт. На самом деле он присматривался к Алиман. Беленькая, симпатичная учительница многим нравилась. Батма радовалась возможности породниться ещё ближе и всячески способствовала, чтобы молодые общались. Когда она сказала Алиман, что Усен хочет на ней жениться, девушка возмутилась: «Мы же кровные родственники!» Вот тогда она и узнала, что Батма ей мачеха. В скором времени Алиман перевели учительницей в расположенное рядом село Курское (ныне Сары-Ой). Усен последовал за ней, устроившись в школу завхозом. О том, что произошло дальше, Алиман апа всегда вспоминает с улыбкой, в деталях, удивляясь до сих пор и смелости Усена, и тому, как безоглядно последовала за ним. Кожахмат байке, слушая её, шутливо вставляет: «Наверное, вы влюбились в ату!» Мать, как и положено восточной женщине, при этом решительно возражает, но видно, что ей доставляет удовольствие вспоминать, как всё было. А дело было так. Алиман снимала комнатку в Курском. И вот однажды Усен явился к ней с каким-то степенным, важным человеком. Она, не представляя, что это молдо, расстелила им тошоки. «Уважаемый, — обратился к гостю Усен, — мой отец тоже был молдо, и я знаю, что брак должен быть благословлён Всевышним. Иначе дети на том свете будут мучаться, всегда искать своих родителей. Я хочу жениться на Алиман, поэтому прошу благословения». Алиман от неожиданности опешила: Усен не делал ей предложения. «Кызым, налей в кесе воды и присядь», — обратился гость к Алиман, почитал над пиалкой молитву и протянул ей: «Глотни и скажи, что согласна выйти замуж за сына Сарыбая». Ошеломлённая Алиман сделала то, что ей велели. Гость снова почитал молитву и протянул ей кесе: «Громко повтори, что согласна». В этот момент зашли двое-трое мужчин — свидетели освящения. Оказывается, Усен и об этом позаботился. В третий раз протянул молдо кесе девушке, и она повторила обряд. «Я и не знала, что это нике, что говорили, то и делала, — заключает Алиман апа. — А потом подумала: всё, что сказано, услышал Всевышний. Значит, так тому и быть».

Из Курского Алиман перевели в Чон-Сары-Ой, там Усен уже стал работать ветсанитаром. Потом её перекинули в Сары-Камыш, и с того момента их жизнь была связана с этим селом. «Мой отец всегда хвалил Сары-Камыш, говорил, там живут образованные люди», — вспоминает Алиман апа. У них с Усеном родились 16 детей, но первые умирали ещё в младенчестве, пока с отчаянной мольбой ко Всевышнему родители не назвали очередного сына Тургунали, следующему дали имя Турган… И так осталось пятеро сыновей. Сейчас — четверо. Работа у Усена была беспокойная, в постоянных разъездах по отгонам. Отмеренный судьбой им с Алиман общий путь оказался недолгим: в 1969 году его застрелил пьяный сакманщик, в прошлом судимый. Это было в канун Первомая, сакманщикам выдали зарплату, они решили отметить праздник. 1 мая Алиман, увидев входящих в её двор коллег-учителей, подумала, идут поздравлять с праздником. Оказалось — сообщить о гибели мужа.

Вдова или не вдова?

За десять лет, прошедших с тех пор, когда родственники Алиман апы в первый раз обратились в Иссык-Кульское районное управление социального развития с просьбой о назначении ей положенных вдовам выплат, это ведомство так и не разобралось: вдова участника Великой Отечественной войны она или нет. Для начала внесём ясность: жёнам умерших ветеранов, не вышедших повторно замуж, государство выплачивает ежемесячно 1 тысячу сомов компенсации взамен льгот, которые им когда-то полагались, плюс к 9 Мая выдаётся единовременное пособие, которое с прошлого года составляет 10 тысяч сомов.

По словам Кожахмата байке, десять лет назад, когда семья обратилась в Иссык-Кульское районное управление соцразвития, расположенное в Чолпон-Ате, там сказали, чтобы сделали запрос в Москву и принесли справку из архива о том, что Усен ата действительно воевал. Как сделать этот самый запрос, куда конкретно, толком не объяснили, и семья, решив, что до Москвы далеко, на том и остановилась.

Поясним: согласно постановлению правительства КР от 22 декабря 2009 года «О выплате ежемесячной денежной компенсации взамен льгот» в редакции от 16 апреля 2018 года, для назначения ежемесячной компенсации вдова, кроме паспорта, свидетельства о браке, свидетельства о смерти мужа, должна предоставить и его удостоверение участника войны. Последнего документа на руках у семьи не оказалось: с кончины Усена аты к тому времени прошло 40 лет, может, и было удостоверение, да затерялось. Однако в красном военном билете, выданном в 1964 году Рыбачинским городским объединённым военным комиссариатом, заверенном печатью и подписью военкома майора Беспалова, есть чёткие записи о том, что 17 сентября 1940 года Сарыбаев Усен, уроженец села Тору-Айгыр Балыкчинского района Киргизской ССР, призван на действительную военную службу и направлен в часть. Далее в пункте 18 тем же отчётливым, почти печатным почерком выведено, что с 22 июня по 24 июня 1941 года он участвовал в Великой Отечественной войне в составе 82-го стрелкового полка в качестве стрелка. Кроме того, сохранилось удостоверение за №0955282 к медали «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.», вручённой Усену Сарыбаеву Балыкчинским районным военным комиссаром майором А. Комаровым от имени Президиума Верховного Совета СССР 18 марта 1959 года.

Формально чиновницы из управления соцразвития правы: что поделаешь, если разработчики постановления правительства предусмотрели именно удостоверение участника войны. Однако они ввели семью в заблуждение (либо внятно не объяснили), что запрос-то в Центральный архив Министерства обороны РФ, который находится в Подольске, должны делать не родственники, а Балыкчинский военкомат, откуда он призывался и где состоял на воинском учёте.

Ещё одна существенная деталь: с учётом преклонного возраста Алиман апы и того факта, что человек всю жизнь, включая самые трудные годы в истории страны, проработал в школе и вырастил не одно поколение иссыккульцев, управление соцразвития могло бы — и должно было — само запросить в Балыкчинском военкомате необходимую информацию. Однако письмо в военкомат появилось только в этом году, когда семья Алиман апы решилась на повторный штурм «Эвереста» бюрократии. И то после того, как к ним подключилась одна решительная родственница из Бишкека, которая обратилась к начальнику управления соцразвития Чолпонай Женишовой.

Но самое интересное в этой эпопее происходит на следующем этапе. Балыкчинский военный комиссар майор Р. Берикбаев отвечает чолпон-атинским чиновницам, что в военкомате информации об участии Усена Сарыбаева в Великой Отечественной войне нет, и обещает дать «полную информацию» после получения ответа из Подольска на запрос, отправленный им 4 марта 2019 года. Здесь нужно сделать два важных пояснения. Запрос Балыкчинского военкомата в Подольск действительно существует, но, во-первых, он датирован не 4 марта, а 5-м (непростительная для военных небрежность, подвели комиссара его подчинённые, готовившие текст ответа); во-вторых, письмо в Подольск не ушло. Оказывается, работники военкомата передали его сотруднице то ли райуправления соцразвития, то ли айыл окмоту, в итоге оно откочевало к Сарыбаевым. Чиновничий круг замкнулся.

Из телефонного разговора с начальником 3-го отделения Балыкчинского военкомата Н. Кащаевой выясняется, что военкомат никуда никаких запросов не отправляет, потому что вышестоящее ведомство — Госкомитет по делам обороны средств на это не выделяет. Мол, народу на льготы претендует много: и «афганцы», и чернобыльцы, и члены семей погибших или умерших при прохождении военной службы, опять же — вдовы участников разных войн и катастроф… Всем требуется справка, говорит она, не будут же сотрудники военкоматов рассылать корреспонденцию за счёт собственных средств. Вот и вручают запросы на руки заявителям, чтобы сами отправили. И так обстоит по всей стране.

Интересная вырисовывается ситуация — как любил выражаться герой одного популярного телесериала: «Картина маслом!» Выходит, отправлять человека на смерть у оборонного ведомства Кыргызстана находятся средства, а на то, чтобы помочь ему подтвердить свой статус для получения соответствующих компенсаций, денег нет. В связи с этим вспоминается, как мой дедушка в начале 1950-х годов пытался установить судьбу своего сына — ушедшего на фронт 19-летним и без вести пропавшего предположительно погибшего, в феврале 1944-го где-то в снегах Белоруссии. По его запросу военком затерянного в степях Казахстана Чуйского района вёл активную переписку с Военным министерством СССР (так тогда называлось союзное Минобороны), а тот — с архивом. А ведь таких, как мой дедушка, искавших, как ниточка, хоть какую-то информацию о родном человеке, в послевоенные годы было громадное количество с учётом того, что без вести пропали миллионы. И тем не менее измождённая войной, поднимающаяся из разрухи страна находила средства для переписки военных ведомств, а у Госкомобороны Кыргызстана их нет.

А теперь попытаемся разобраться, почему записи в красной книжице военного билета рядового У. Сарыбаева Балыкчинский военкомат счёл недостаточным основанием, чтобы считать его участником Великой Отечественной войны.

Как поясняет Надежда Григорьевна Кащаева, у них вызвало сомнение то, что, во-первых, на страницах, где указано, что Сарыбаев воевал рядовым стрелком в 82-м стрелковом полку, нет печати и подписи военкома. Во-вторых, в документ вклеена странная фотография, похожая на карточку военнопленного: можно разглядеть номер 324/3475 и фамилию на немецком Saribaew Usel (видать, немецкий писарь ошибся на одну букву). Разберёмся сначала насчёт подписи и печати. По словам самой Надежды Григорьевны, военные билеты во времена СССР участникам войны меняли дважды: сначала это была красноармейская книжка, затем заменили её на маленькую зелёную книжицу, а потом уже выдали красную. И каждый раз штабисты аккуратнейшим образом переносили все записи, потому что несли за это ответственность. На вопрос о том, где должны стоять печать и подпись военкома, начальник 3-го отделения ответила: там, где они предусмотрены в бланке документа. Но как раз на страницах, где указано, что У. Сарыбаев проходил действительную в составе 82-го стрелкового полка и в нём же воевал, подпись и печать не предусмотрены. Военком майор Беспалов поставил их там, где положено: в начале, где говорится, когда и кем выдан военный билет; в пункте 8-м, зафиксировавшем, когда и кем призван парень; в пункте 12-м — когда и на основании какого решения он демобилизован.

Что касается фотографии. По всей видимости, у ветсанитара Усена Сарыбаева, мотавшегося по отгонам, на тот момент не нашлось другой, подходящей карточки для документа, хотя на дворе уже шёл 1964 год. Не счёл важным пойти в ателье и сфотографироваться, махнул рукой, понёс ту, что имелась, не предполагая, к каким роковым последствиям это приведёт. Однако сотрудники военкомата, влепившие эту фотографию, и тем паче комиссар Беспалов не могли не знать о последствиях.

Сомнения Балыкчинского горвоенкомата питает и тот факт, что, как говорит Н. Кащаева, они не обнаружили Усена Сарыбаева в списке состоявших у них на учёте участников войны. Кроме того, не нашли его в журналах призванных. В то же время Надежда Григорьевна поясняет, что Балыкчинский военкомат был объединённым до определённого времени, после разделения журналы призванных передали в соответствующие районы. Может, У. Сарыбаев значится в формулярах военкомата Иссык-Кульского района или ещё какого. Если это так, то кому, как не самой системе оборонного ведомства, искать в своих хранилищах? Не Алиман апе же и не Кожахмату байке, которого туда на пушечный выстрел не подпустят?

Информация к размышлению. Как известно, всех освобождённых военнопленных органы госбезопасности СССР тщательно проверяли, продались ли они фашистам — служили ли в немецкой армии или изменнических формированиях. Если бы на Усена Сарыбаева обнаружили компромат, то дорога ему была бы не в штрафную батарею, где он служил год, а в лагеря НКВД, где он сгинул бы, а не вернулся домой. И тем более не наградили бы его медалью «За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.», которой, согласно Указу Президиума Верховного Совета СССР от 9 мая 1945 года, награждались все военнослужащие, принимавшие непосредственное участие в рядах Красной армии, Военно-морского флота на фронтах Великой Отечественной войны. И ещё: фамилия Сарыбаева Усена на сары-камышском мемориале, воздвигнутом в честь земляков, сражавшихся с фашистскими захватчиками, тоже ведь не с потолка взялась. Наверняка список предоставлялся военкоматом, у которого не вызывало сомнений, что он воевал.

…Из Сары-Камыша пришла весть: на днях к Алиман апе пожаловала соцработница Тору-Айгырского айыл окмоту в сопровождении двух милиционеров. Принесла в подарок платок и литровую бутылку растительного масла. Понятно, что таким образом местная власть хотела хоть каким-то образом компенсировать полное отсутствие внимания к 100-летней вдове участника войны и ветерану педагогики. Так сказать, отметились. Только непонятно, почему в сопровождении милиционеров-то? Хотели запротоколировать факт передачи или остерегались хулиганской выходки ничего не видящей и прикованной к постели Алиман апы?

Из местной школы и районного отдела образования так глаз и не кажут, хотя та решительная родственница, которая упоминалась выше, с пару месяцев назад попыталась достучаться и до них. Заместитель заврайоно З. Сулайманова, к которой она тогда обратилась, посокрушалась, что система образования забыла человека, отдавшего ей почти 40 лет жизни. Но, выходит, на том интерес Зинагуль Мукашевны к теме и пропал. Либо в Иссык-Кульском районе пруд пруди первых выпускников Пржевальского педучилища, либо совсем нет необходимости в патриотическом воспитании школьников, которым живая легенда кыргызской педагогики могла бы рассказать, как их ровесники не только учились в школе, но и, полуголодные, работали в поле, чтобы помочь фронту победить фашистов.

И последнее. Та самая родственница Алиман апы рассказывает, что от отчаяния она тогда же, в начале весны, решилась позвонить заместителю акима Иссык-Кульского района С. Мукамбаевой. Салтанат Сатындиевна, внимательно выслушав, возмутилась положением, в котором оказалась Алиман апа, обещала разобраться. До сих пор «разбирается»…

Сегодня в Чолпон-Ате, как и повсюду в стране, тоже, по всей вероятности, пройдёт митинг-реквием в память о Великой Отечественной войне. Наверняка на нём будут присутствовать и аким района, и замы. И будут звучать красивые речи про то, что мы в неоплатном долгу перед поколением, ковавшим Победу — на фронте или в тылу, и про то, что наши с

пины согнуты в вечном поклоне перед ними… Оно, конечно, пышные речи произносить легко. Совсем не то, что позаботиться о конкретном человеке, кто был среди тех, кто приближал эту Победу.

Кифаят АСКЕРОВА.

Бишкек — Сары-Камыш — Бишкек.

Фото автора.