Главный редактор белорусского литературно-художественного журнала «Маладосць» («Молодость») Светлана Вотинова — о переводе романа Чингиза Айтматова «Когда падают горы. Вечная невеста» на белорусский язык.

— Что подтолкнуло вас взяться за перевод романа Чингиза Айтматова «Когда падают горы»?

— В первую очередь сам юбилей Чингиза Айтматова. Сначала возникла идея посвятить прошлогодний декабрьский номер этому событию, причём возникла она во время радиомоста Минск — Бишкек, посвящённого ещё 89-летию писателя, в декабре 2017-го. Тогда я и объявила на две страны в присутствии послов Кыргызстана в Беларуси (с нашей стороны моста) и Беларуси в Кыргызстане (в радиостудии в Бишкеке), что было бы здорово посвятить юбилею номер журнала и что мы это обязательно сделаем. Мы объявили конкурс эссе «Мой Чингиз Айтматов», чтобы привлечь авторско-читательскую аудиторию, стали искать литературоведов, которые бы согласились написать интересные статьи или дать интервью о творчестве Чингиза Торекуловича. Но главным, центральным, объединяющим всё это я видела именно публикацию перевода произведения юбиляра на белорусский язык, тем более что после «Буранного полустанка», переведённого в 1986-м и вышедшего книгой в 1987-м, на белорусский произведения Айтматова не переводились. В советское время переведены «Джамиля», «Первый учитель», «Прощай, Гульсары!», «Буранный полустанок», но позже — ничего. Да и мне самой захотелось перевести что-нибудь из наследия автора, который очень впечатлил меня в моём девятом классе своей «Плахой». Помню, как проводился у нас урок по этому произведению. Образ главного героя, Авдия Каллистратова, трактовался учителем и одноклассниками почему-то совсем не так, как видела его я. Урок превратился во что-то вроде суда над ним: один, мол, в поле не воин, поэтому и пострадал; таким, как он, быть нельзя, против общего потока не поплывёшь, нет в этом смысла; он оторвался от общества, а это всегда плохо — всё в таком духе. Понятно, что это было советское время, а образ героя чересчур христианский, чтобы как-то иначе, нежели в подобных формулировках, его трактовать. Но меня это очень тогда возмутило. Я взялась защищать Авдия Каллистратова: «Да если бы все были такими, как он!.. — говорила я. — Мир был бы совсем другой!» Именно тогда я сделала для себя один маленький вывод: если с тобой не соглашается большинство, это ещё не значит, что ты не прав. Потому что я была уверена, что моя позиция правильная, в моих глазах образ героя был чист и высок. Вообще, это очень глубокий и сложный вопрос, который впору обсуждать в больших программах и публикациях, о том, может ли добро быть источником зла. Но тогда мне было 15 лет и я очень хотела видеть мир идеальным. С тех пор, впрочем, мало что изменилось: мне 46 лет, и я хочу видеть мир идеальным. И вот спустя тридцать лет после того урока я задумалась: а не перевести ли мне «Плаху»? И всё же, подумав, выбрала «Когда падают горы. Вечная невеста» как самый последний роман, как, может быть, более актуальный. Хотя вопрос актуальности всегда относителен, и уже в середине работы над переводом у меня возникали сомнения в правильности выбора. Ведь в этом романе, написанном в 2006 году, ярче, чем сейчас, слышатся отголоски СССР и 1990-х, для его героев слова «глобализация» и «рыночная экономика» звучат больнее, чем для нас, в это уже погружённых. Но отклики читателей показали, что волновалась и сомневалась я зря: роман и сейчас актуален. По крайней мере, публикация перевода обратила внимание думающей публики на произведение, приход которого в культурное пространство нашей страны, рискну сказать, не был ни таким ярким, как приход «Плахи», которую читали и обсуждали все, ни таким вообще заметным. А ещё я подумала: как жаль, что для остросюжетных фильмов пишутся отдельные сценарии, а по таким вот произведениям, в которых острота сюжета сочетается с глубоким смыслом, с тем, что не отпускает мысли ещё долго-долго, фильмы никто не снимает. Я очень ярко представляла, как над пещерой Коломто кружит вертолёт, как шепчет Арсен Саманчин слабым голосом свои сильные обращения к тем, кого уже никогда не увидит. И Жаабарса представляла, и то, каким должен быть зверь, чтобы сыграть этого «башкастого-хвостатого».

— Как работалось, какие испытали чувства в процессе творческого деяния, были ли проблемы?

— Каких их только не было, этих чувств! От тех, которые сопровождаются мыслью «кто я такая, чтоб за такое браться», до тех, для описания которых больше подходит «я ведь Айтматова переводить собираюсь, Айтматова!» Проще это назвать смешением чувств, потому что браться за такую работу хочется, но боязно, она, с одной стороны, приятная и почётная, а с другой, очень ответственная. Ответственность же, как известно, хороша до определённой степени, а когда её слишком много, она начинает давить. Здесь нужна здоровая доля авантюризма в позитивном о нём представлении. Наверное, этим я обладаю, потому что и то давящее чувство ответственности, и ту неуверенность, которые попеременно меня донимали во время ожидания разрешения на публикацию перевода, к началу работы мне удалось осадить. Я приняла решение считать эту работу подарком и отдалась чистому творчеству. И поэтому чего у меня не было, так это проблем, потому что пиетет перед величием имени автора и осознание качества литературного материала, как и того факта, что своей работой я стала причастной к чему-то очень значительному, помогали мне не то чтобы решать проблемы, но даже не замечать их. Вся работа, а она занимала две недели — две рабочие недели, когда с утра до вечера надо было исполнять свои прямые обязанности главного редактора журнала, а переводом заниматься по вечерам, иногда ночью и две пары суббот и воскресений подряд, — эти две недели прошли в атмосфере постоянного вдохновения и — парадокс — отсутствия усталости. Она просто не наступала, я всякий раз завершала работу по другим причинам, но не потому, что приходила в такое физическое состояние, когда требовался перерыв. В общем, я была не загружена, а увлечена. А увлекали меня авторские особенности. Например, обилие многоточий. Я никогда не считала многоточие знаком, достойным большого внимания: и в свои тексты их почти не допускаю, и как редактор каждое из них взвешиваю, прежде чем оставить. А здесь — Айтматов, его многоточия. Ни одно из них не было снято. Более того, я заметила, что и сама уже стала относиться к этому знаку с чуть большим вниманием. Ещё одна особенность текста — длинные предложения. Они длинные не за счёт сложносочинённости или сложноподчинённости, а просто потому, что там, где другой автор поставил бы уже точку, у Айтматова ставилась точка с запятой, а то и вовсе запятая. Но ни одна запятая не была заменена точкой, я бережно их сохранила, трактуя как авторскую особенность. В каком-то из выступлений я даже отметила, что филологам впору заняться изучением этой особенности поздних текстов Айтматова. Очень тщательно я следила за тем, чтобы в процессе подготовки текста к публикации стилистическим редактором не менялся порядок слов в предложениях. Потому что довольно часто в этом романе определения, относящиеся к существительному, следуют за ним, а не перед ним, как в русском языке принято чаще, и эта особенность не только создаёт неповторимость мелодики текста, но и подчёркивает настроение ситуации, степень накала сюжета, чувства участников. Замечая все эти особенности, я поняла, что никакой читатель, сколько бы раз ни читал произведение, никогда не сможет прочитать его так, как читает его переводчик — «залезая» (чуть не буквально) под каждую запятую, «копаясь» в каждом слове, подбирая ему самое подходящее соответствие из набора синонимов на родном языке. Переводя слова, звучащие по-кыргызски, — «токмо-акын», «ошондой», «Джоро», «Коломто», — я поняла, что не сумею написать их по-белорусски правильно, не зная, какие слоги в них являются ударными. По правилам белорусского языка в слове может быть только одна буква «о» — та, на которую падает ударение. Обратилась за помощью в посольство и сделала для себя открытие: при беглом произнесении киргизские слова, оказывается, не имеют ударений, все слоги произносятся одинаково ровно. Для меня это прозвучало как проявление какого-то волшебства. Я долго тренировалась, чтобы произнести «ошондой» без ударения, но поняла, что волшебница из меня так себе. Так остались в белорусском тексте слова с тремя и двумя «о», но прочитать их вслух без нажима на некий конкретный слог я не смогла бы.

— Когда увидел свет роман и как его принял белорусский читатель?

— Роман напечатан в пяти номерах — с августовского по декабрьский — журнала «Маладосць», нашего молодёжного литературно-художественного издания, теперь уже легендарного, существующего с 1953 года, известного некогда тем, что все лучшие произведения Василя Быкова печатались на его страницах: и «Альпийская баллада», и «Журавлиный крик», и «Мёртвым не больно», которое печатал потом «Новый мир»… Айтматов, как известно, публично защищал Быкова от «идеологических нападок». Да и предыдущий переводчик Чингиза Айтматова, Михась Стрельцов, воссоздавший на белорусском языке роман «Буранный полустанок», возглавлял одно время отдел публицистики нашего издания. В общем, у Айтматова с нашим журналом косвенно немало отыщется общего. Мы начали печатать «Когда падают горы» в номере, составленном целиком из переводов, это наша традиция — выпускать августовский номер с как можно большим разнообразием авторов из разных стран как посвящение нашему Дню письменности, который проходит в первое воскресенье сентября в одном из районных городков. А завершили — в номере, посвящённом юбилею писателя, получилось очень символично.

— Какие произведения Чингиза Айтматова переведены на белорусский язык и что можете сообщить о переводчиках?

— В 1962 году на белорусском вышла «Джамиля», в 1971-м — «Прощай, Гульсары!», оба произведения переводил И. Соколовский. К большому сожалению, кроме этого «И» с точкой и списка переведённых книг, в основном, из библиотеки школьника, ничего о переводчике не известно. В 1974-м писатель и переводчик Сергей Афанасьевич Михальчук, автор книг для детей, сотрудник издательств, переводивший и тексты Виталия Бианки, Бориса Житкова, Аркадия Гайдара, перевёл повесть «Первый учитель». В 1987-м вышел в виде замечательной книги в суперобложке, с иллюстрациями нашего знаменитого художника Арлена Кашкуревича белорусскоязычный «Буранный полустанок», работа упомянутого Михася Стрельцова. Эту книгу я, кстати (и именно на белорусском языке), получила в подарок на 15-летие от своих одноклассниц, она у меня бережно хранится с их дарственной надписью.

— Расскажите, пожалуйста, о себе, о своём творчестве и творческих планах, об общественной деятельности?

— Это будет самый парадоксальный ответ, вы его точно не ожидаете. Когда-то, в старших классах школы, я мечтала стать журналистом и поступить в МГУ, но родители были против и этой профессии, и того, чтобы ехать мне куда-то далеко. Они ориентировали меня в сторону медицины, а я была очень послушной. Поэтому сначала получила образование в медицинском училище, а потом окончила биологический факультет Белорусского государственного университета.

И это замечательно, потому что медицинские и биологические знания были и остаются моим конкурентным преимуществом как журналиста. Я много пишу на темы здоровья и красоты в популярные издания, являюсь постоянным автором научного журнала «Стоматолог» (и очень востребованным, ведь в стоматологии я проработала 14 лет, а найти журналиста, который ориентировался бы в этой области, имел бы соответствующее образование и практический опыт, — невозможно). Уйдя из медицины, четыре года я возглавляла женский «глянец», а потом была приглашена на должность главного редактора литературного издания, в котором сейчас и работаю вот уже восьмой год. Всё же литература меня всегда привлекала больше всего остального. Главным образом — судьбы писателей. Будучи уроженкой города Гродно, где жила польскоязычная, но всё же белорусская писательница Элиза Ожешко, я буквально «заболела» её жизнью и творчеством. Чтобы понять её лучше, я попробовала применить медицинские знания для составления более подробного её портрета не только как личности, но и просто как человека.

Что она любила больше — чай или кофе? Была сладкоежкой или сладкое не любила? «Сова» она или «жаворонок»? Какими были её походка, дикция, привычки, любимый цвет? Считалось, что такие подробности невозможно узнать, если об этом нет упоминаний в письмах, дневниках и других документах. И всё же есть такая возможность — узнать больше спустя десятки и сотни лет, чтобы не делать невольных ошибок, обычно неизбежных при написании художественной биографии реальной персоны. Имея достаточно информации о человеке, можно, прибегнув к помощи гомеопатии, определить его конституциональный тип, а зная тип, можно вывести о нём то, что до сих пор известно не было. Я проделала это с Элизой Ожешко и узнала о ней много нового. Более того, некоторая полученная таким способом информация спустя время подтвердилась в новых находках, что и доказало, что метод работает. Гомеопатия не воспринимается большинством как серьёзная область знаний, многие склонны приравнивать её к шарлатанству, но настоящие естественно-научные знания позволяют видеть и понимать больше. И если польская исследовательница Данута Данек сумела, образно говоря, провести Элизу Ожешко через кабинет Зигмунда Фрейда, усадив её на его кушетку, раскрыть причины некоторых психологических особенностей, то мне было интересно «записать» её на приём к врачу-гомеопату, и я рада, что этот приём состоялся и дал результаты, которым невозможно не доверять. Я описала этот опыт в большой статье, а теперь пишу художественную биографию своей землячки и надеюсь завершить эту работу к её 180-летию. Это то, что отвлекает меня от написания ещё одной, детской книги, в которой я описываю приключения своей четырёхлетней внучки Эмилии. А в ежедневном потоке — обычные журналистские дела: интервью, статьи, репортажи… Являюсь автором рубрики, посвящённой путешествиям, в республиканской газете «Звязда»: пишу о том, как интересны наши старые усадьбы, храмы, развалины замков и действующие музеи, посвящённые историческим личностям. Предлагаю смотреть на них, как на места авантюр, приключений, романтических действий, стремлюсь оживлять их на газетной полосе.

Общественная деятельность заключается в тех многочисленных литературных конкурсах и проектах, ежегодных и разовых, организатором и соорганизатором которых является журнал «Маладосць», и моё членство в жюри этих конкурсов. Вот только недавно подвели итоги конкурса биографий белорусских писателей ХIХ века. Организовали его специально для того, чтобы восполнить лакуны, имеющиеся в знаниях наших школьников об этих писателях, устранить недостаток материала для учителей. По итогам конкурса планируется выход книги, которая должна быть востребована на уроках белорусской литературы.

Беседовал по электронной почте Абибилла ПАЗЫЛОВ.