В последнее время часто стали говорить и писать о малой и большой вселенной Чингиза Айтматова. Некий парадокс нашего времени — прошлое живёт настоящим, и его истоки продолжают питать будущее. Чем дальше мы удаляемся от прошлого, тем ближе оно нам становится?

Отвечая на этот вопрос, я хорошо понимаю, что вселенная Айтматова — это не отдельная область объективной действительности и не мир в целом, но мир и человек, рассматриваемые в свете определённой задачи: найти место человека в этом мире — и, следовательно, узнать их связь с реальными потребностями современной жизни. Сказанное приложимо и к жизни самого гениального сына кыргызского народа Чингиза Торекуловича Айт-матова. В оценке его духовно-художественного наследия происходят постоянная циркуляция, брожение различных идей, захватывающее даже самые древние пласты архетипов — мифов. Вселенная Айтматова растёт не по способу «кирпичной кладки», её «фундамент» не остаётся незыблемой и неизменной основой. Скорее, она растёт по способу живого организма, где всё обновляется, и тем не менее в нём всегда было можно узнать основные черты философии минувших эпох и услышать гул и отзвук жгучих и глобальных проблем, последовательно поднимавшихся философами Востока и Запада. Георг Гегель в своей директорской речи перед гимназистами привёл такое сравнение: «Как Антей обновлял свои силы соприкосновением с матерью-землёй, точно так же и всякий новый расцвет, и возрастание литературы и просвещения возникают путём обращения к древности». Имея в виду художественную литературу и культуру, он далее сказал, что «совершенство и красота этих мастерских творений должны быть духовной купелью, крещением для непосвящённых, дающими душе неизгладимый отпечаток и сообщающими вкус к литературе и культуре».

При всём своём богатом воображении классик немецкой философии Гегель, однако, и представить себе не мог того расцвета литературного творчества Чингиза Айтматова. Мы переживаем ныне великое наследие мастера пера XX века, которое входит во все художественные поры жизни нашего общества, сказывает огромное воздействие на все его сферы. И поэтому естественно и закономерно, что в связи с 90-летием Чингиза Айтматова с новой силой сейчас возрождается интерес к великому писателю-классику, как к духовно-художественному феномену всего человечества.

И вот что ещё любопытно. В прошлом веке интерес к Айтматову был почти уделом литераторов. В наше время произведениями Айтматова заинтересовалась сама философия, прежде всего в её лидирующих областях — в герменевтике и экзистенциализме. Это такая философия, когда кардинальные изменения в экономической, политической и социальной сферах разрушают установленный порядок, когда человек начинает испытывать кризис ожидания, надежд на будущее. Происходит то, что можно назвать опрокидыванием традиционных норм — дезорганизация сознания человека. Не обнаружив долговременных ориентиров, человек впадает в состояние усталости от своего бытия. Причём эта усталость приобретает окраску неизбывности, «смятения душ», неопределённости, если угодно, этой философии экзистенциальности. И мы только сейчас получаем возможность оценить по достоинству вклад Айтматова в познание внутреннего мира, внутренних бездн, которые таятся в душе человека: «Человеческая душа — ларец с множеством неразгаданных загадок.»

Возрождение интереса к философии мысли Айтматова имеет место не только в учёных кругах, но и в среде учащейся молодёжи, особенно студенчества. Однако этот интерес, к сожалению, плохо удовлетворяется существующей литературой: она носит либо сугубо академический характер, либо рафинированный учебный, где айтматовская философия излагается отдельно от достижений современной философии, а эти последние обычно никак не связываются с историей философских исканий Айтматова. Но именно выяснение этой органической связи и преемственности и представляет собой захватывающую и актуальнейшую проблему дня.

Поэтому я видел задачу данной статьи прежде всего в том, чтобы взглянуть на Айтматова глазами современной философии, обрисовать место и значение его мысли в системе всех последующих научных достижений, вычленить те философские идеи Айтматова, которые оказали могучее воздействие на всё дальнейшее развитие человеческой культуры. Мысль Айтматова не мёртвая учёность, имеющая только исторический интерес, мне представлялось важным и интересным показать, как идеи Айт-матова продолжают свою жизнь — в развитой и модифицированной форме — в прозе XXI века, и как они оживают в развитии современной философии.

При этом хотелось изложить не просто готовые завоевания айтматовской философии, а показать сам процесс поисков через живую судьбу мыслителя, через столкновение его идей, обрисовать, так сказать, «биографию» его философских идей в их возникновении, становлении и развитии, помочь читателю пережить те усилия творческой мысли Айтматова, которые привели его к великим литературным достижениям.

Раскрывая философские взгляды Чингиза Айтматова, я стремился не ограничиваться изложением его учений в тех формах и рамках, в которых они возникли, а мысленно продолжить логику его рассуждений, показать, к каким выводам она в конечном счёте приводит, «раскрутить внутреннюю пружину» той или иной идеи. Такой подход, думается, позволяет дать оценку айтматовской философии с позиции широкой исторической перспективы, протянуть «ниточку» из древности в современность.

Не секрет, что значение философии в литературно-художественном творчестве Айтматова либо извращалась, либо вообще ставилось под сомнение позитивистски ориентированными кругами учёных-академиков (Салиев А. «Встреча с отчей землёй», Кыргыз маданияты, 1970, 30 сентября, с.11-12). В лучшем случае ей отводится роль служанки литературоведения, вернее, древнего народного фольклора, за которым она послушно следует по пятам и данные которого по-разному интерпретирует. Но на примере айтматовской мысли в повести «Прощай, Гульсары!» особенно ясно видно, что философия играет синтезирующую роль по отношению к древним кыргызским фольклорным мотивам, предвосхищает в известной мере их достижения, что она выполняет также мировоззренческие функции и эмоционально-смысловые нагрузки в художественной структуре его произведений.

Можно сказать сильнее: айтматовская философия создала такой развитый, диалектически гибкий и богатый понятийно-категориальный аппарат, что современные произведения художественной литературы нашего времени во многих отношениях всё ещё до него не дотянули. Однако упрекать за это современное художественное слово, иронизировать по поводу его категориальной бедности было бы столь же смешным занятием, как и сечь всемирную историю за то, что она движется слишком медленно, тут также не следует впадать в однобокую крайность.

Если современное состояние литературы беднее айтматовской философии в формах умозрительного мышления, то оно, конечно, неизмеримо богаче её в содержательной разработке тех художественных форм, которые литературой уже давно усвоены. Литература движется за философией, но не дублирует её результаты. Она движется, скорее, как сухопутная армия, кропотливо отвоёвывающая у противника территорию метр за метром в изнурительных и долгих боях вслед за стремительными виражами самолёта-разведчика. Прослеживая роль философских идей Айтматова в исторических судьбах познания мира и человека, я пытался выяснить ту платформу, на которой возможно дальнейшее сближение философии и художественной литературы. Данная статья, таким образом, обращена отнюдь не в прошлое. Её задачи — уяснить с помощью прошлого настоящее, разобраться в некоторых актуальных проблемах познания сущности человека и общества, пробудить интерес к дальнейшему изучению большой вселенной Айтматова во всём её объёме и содержании, к совершенствованию культуры форм мышления человека.

В центре нашего внимания находится не вся история философии, а лишь сравнительно небольшой её период. Именно эпоха ХХ века стала эпохой рождения и становления такой философии, которая стремилась дать ответ на все загадки человеческого бытия. Она не отрывает ещё человека от природы, небо от земли, идеальное от материального, идеалистическую сторону явления от материалистического. Она выступает в качестве предтечи не только всей последующей философии, но и всей последующей литературы, — в качестве того исходного целого, того рационального зерна, из которого выросло затем многоветвистое древо, и вселенной Человека, вселенной Айтматова.

Разумеется, вселенная Айтматова предполагает изучение всей предшествующей духовной художественной культуры человечества. Но не простое её изучение, а критическую творческую переработку всего этого наследия предков, овладение им, трансформацию этого общественного богатства в моё личное достояние, в деятельную энергию моего интеллекта, его невидимые орудия.

Такой подход же был характерен и для самого Чингиза Айтматова. Ещё с детства он усвоил привычку, которой следовал всю сознательную жизнь: сопровождать обширные выписки из прочитанного собственными размышлениями. Изучение новой области философии XX века всегда было для него одновременно и исследование этой области. Не пассивное школярное штудирование чужих мыслей и учений, не складывание их на свалке своей памяти, а неутолимое стремление, оттолкнувшись от них, пойти дальше, довести их до рационального и логического конца, сделать инструментом и строительным материалом, с помощью которых возводить собственные миры, собственную вселенную, рождённые от слова, — вот что отличало Айтматова с молодости. Как пишет он сам: «Возвращаясь к Достоевскому, смею добавить, что быть «больше человеком» — значит больше развивать воображение, расширять своё представление о жизни, быть или, вернее, стремиться стать «свидетелем незримого». Тогда, думаю, человек способен приблизиться к ощущению вечной, всеобщей жизни. Этот титанический труд выводил его на передний край человеческой культуры, готовил к прометееву подвигу в мировой художественной литературе. И я думаю, что в общем и целом таков же — конечно, с поправками на меру таланта и меру индивидуальности — путь каждого человека к духовному обогащению, пусть самому скромному, общечеловеческой культуры. Но нельзя быть культурным человеком, игнорируя литературно-художественную культуру Айтматова и его основной философский вопрос: «Как человеку человеком быть?» Я рискну выразиться даже более категорично: без них нельзя достичь подлинных творческих успехов ни в одной конкретной области человеческой деятельности. Как и литература, философия тяготеет к целостному восприятию мира, в центре которого стоит человек. Однако в исследовании этой проблемы допущены определённые перекосы. В советской философии больше внимания уделяли материальной жизни общества, способам производства, взаимоотношению производительных сил и производственных отношений, базису и надстройке, политике государства. В результате всего этого забывали о реальном человеке, о том, что производительные силы и производственные отношения и есть взаимосвязь конкретных людей. История производства, по убеждению Айтматова, прежде всего начинается с существования личностей, из которых складывается наше общество. У них есть сознание, мышление, чувства. Айтматов считает нравственность изначальным и наиглавнейшим законом бытия человека. История тоже не является некоей абстракцией, а есть реальная история живых человеческих индивидов. «Ведь история — это люди, их действия и ничто другое». Человек у Айтматова является актёром и зрителем всего исторического процесса. Цель исторического развития не некоторый абстрактный идеал, а развитие самого человека, которое в свою очередь обусловлено условиями материальной жизни людей. Последние положительны или отрицательны в зависимости от того, насколько способствуют раскрытию потенциала человека, создают возможность для развития человека, его природы, социальной жизни, мышления, свободы, чувственности, сознания, разума.

В историческом развитии, учит Чингиз Айтматов, считается несостоятельной такая общественная форма, которая калечит человека, в условиях которой он не может получить достаточных возможностей для своего развития. Человек не должен быть превращён в винтик, профессионального кретина. В условиях так называемого социализма или тоталитарной системы продолжало иметь место отчуждение человека, как сказал Чингиз Айтматов, человек превратился в «газетного человека», который зазубрил какие-то принципы и живёт с ними.

Философия уже потому играет исключительную роль в духовном обогащении личности, что она является, образно говоря, квинтэссенцией теоретического развития человечества, синтезирующим итогом предшествующего прогресса познания. Философия Айтматова бросает первый луч света на те области, куда со временем литература приходит во всеоружии литературных методов и литературного оснащения. Иногда она опережает литературу на десятки столетий. Айтматовская философия в этом отношении представляет собой наиболее яркий пример. Он взглянул на природу человека глазами герменевтика и увидел нечто совершенно новое, небывалое, на первый взгляд, фантастическое, как сфинкс, как кентавр, — он увидел то, чего никому до него увидеть было не дано: единство истории иноходца Гульсары и табунщика Танабая — воплощённое единство противоположностей в их непрерывном движении. «Конь всегда и всюду рядом с человеком. Он его духовная опора, его крылья» — так издавна говорится в кыргызском народе. Особые трудности возникают у писателя при встрече с социальной, политической, духовной кентавр-проблемой. Исследуя феномен семантического дифференциала, Айтматов показал, что у многих людей на уровне восприятия социалистических ценностей происходит их смещение, создание образа кентавристических образований, которые трудно поддаются логическому объяснению.

В канве наших рассуждений важно не забыть одно принципиальное положение: кентавр реально никогда не существовал — он порождение фантастических представлений людей о неких мыслимых образах, явлениях и процессах. Образ кентавра отражал парадоксальное состояние сознания человека, порождавшего феномен, которого не было в реальном мире. Своеобразное осознание и представление воображаемого мира воплощалось в образе, означавшем возможность совмещения несовместимого. «Всё, что происходит в нас и с нами, вершится через слово». Задавая такой трудный вопрос: «Как одолеть словом материю зла?», писатель верит, что слово может победить зло. Иначе говоря, кентавр — воплощённая несовместимость разных начал, каким-то образом преодолённая, что можно представить как метафору «сочетание несочетаемого».

Более обстоятельный анализ работ Айтматова свидетельствует, что в ходе познания окружающего мира человечество столкнулось с необходимостью дать объяснение не просто определённым противоречиям, их специфическим проявлениям, получившим название кентавров, а их особым формам реального существования, по своей сути отражавшим проблему, возникшую в результате сопоставления данных наблюдений и их мысленного анализа.

Если анализировать симбиоз взаимоисключающих ориентаций в сознание человека, то кентавризм Айтматова можно объяснить по-разному. Прежде всего ещё раз напомним, что кентавр — особая форма противоречия, особое проявление парадоксов. Это не просто противоречие, которое присуще сознанию человека. Это такое состояние сознания и знание тоже, которое отражает сочетание несочетаемого. То есть разум человека не может объяснить одновременно существование двух взаимоисключающих начал. Следовательно, мы встретили класс явлений, которые имеют характерные особенности в познании мира.

Обобщая, можно сказать, что кентавр-проблема Айтматова является особенной, специфической, но не исключительной формой парадоксальности, которая существовала на всех этапах развития человечества. Современное состояние общественного сознания и деятельности не избавляет от самых разных проявлений кентавризма. Более того, по мере проникновения в макро- и микромиры, в тайны природной общественной жизни, мы всё больше встречаем явление процессов, которые на прежнем уровне и при существующих методах познания невозможно объяснить.

Учиться мыслить по-айтматовски — это значит задавать природе, обществу такие вопросы, которые им никто ещё не задавал, неустанно искать новые, неожиданные пути для нерешённых общественных проблем, не уходить и не убегать от острых социальных вопросов, противоречивых политических ситуаций, а стремиться постигнуть их в этой философской остроте и противоречивости. Именно эти обстоятельства имел в виду и молодой Маркс, когда писал, что «первой основой философского исследования является смелый свободный дух». И не этот ли дух философских исканий Айтматова, таких неуёмных и бесстрашных, таких противоборствующих и с такой необходимостью вытекающих друг из друга, порождающих в их диалектических столкновениях цепную реакцию его новых идей, не они ли вырвались джинном из бутылки в новые и новейшие времена нашей человеческой истории?

Мир пёстр, многокрасочен, многообразен. Нас окружает бесчисленное множество самых различных явлений и предметов. Тем не менее мир этот не распадается, он сохраняет единство и стройность. За айтматовской пестротой его угадывается некое связывающее, но невидимое единство. Это как изменчивое море. Оно может быть гладким и бушующим, тихим и ревущим, бирюзово-ясным и тёмно-зловещим. «Переливаясь зыбкой синевой под солнцем, море было почти чёрным и необозримо пустынным». Но за всем этим кроется нечто фундаментальное: одна первооснова, одна сущность, благодаря которой море всегда остаётся морем. «И море всё так же рябилось, насколько хватал глаз, бесчисленными бликами живой, колышущейся воды».

Айтматовский философский вопрос заключается в том, не имеет ли и мировоззрение в целом свою первооснову, из которой исходит всё его многообразие, то, из чего всё рождается и в чём гибнет? И если да, то что это за первооснова? Айтматов решил, что такой первоосновой является вода. Почему именно вода? «Кругом простиралась вода, только вода. Вода возникла сама из себя, в круговороте своей — в чёрных безднах, в безмерных пучинах. И катились волны по волнам, растекались волны во все стороны бесстороннего тогда света: из ниоткуда в никуда…» «Кругом лежала великая вода — вода без берегов, без начала, без конца».

Его вопрос тревожит всю современную философскую мысль. В чём первоначало вселенной, каковы источники мироздания? Что лежит в основе всего сущего? Для Айт-матова открыта вся мать-земля, ибо для него весь мир — родина для высокого человеческого духа. Мысль о Земле, как о живом теле, так же логично вытекала из самого духа айтматовской философии. Гений Айтматова проявился в том, что его первоначала сущего — вода, земля, огонь и ветер — соединяют в себе и черты материальности, субстанциональности и черты движущей силы, энергии, черты чувственной, эмпирической реальности и существенного, всеобщего. Огонь у Айтматова выступает как символ постоянного изменения в мире, вечного становления сущего, его горения и превращения в иное. В пламени айтматовского огня весь мир приобретает столь же текучие формы, какие он приобрёл под пристальным взором современной квантовой физики.

Образная символика яркого ночного костра в повести «Материнское поле», как бы проникающего во все явления в мире, словно светящегося в каждой вещи, составляющего её жизнь и смерть, её дух, сущность, то, что связывает её с пожаром мировой войны, — эта символика для Айтматова настолько явственна, чувственна, зрима, осязаема, что он смотрит на мир словно сквозь дымку костра: «А над сопкой витал голубой дымок угасающего на круге сигнального костра». В этой дымке реальность приобретает мерцающие, колеблющиеся, воздушно-подвижные, переходящие друг в друга релятивные формы, она словно сгорает в этом огне. И рождается химерический и чувственно-натуралистический образ вселенной, превращающийся в дым.

Трудно сказать, чего здесь больше — прозы, поэзии или философии, наивной символики или глубокого смысла, вакхического ясновидения или научной интуиции. Во всяком случае его содержание чрезвычайно богато. Раскрыть его можно, например, в том смысле, что материя яркого костра бесформенна и неопределённа, остывая, она образует известные стихии: землю, воду, огонь, рождает также и души людей. Наш мир живой только потому, что это остывший мир, в нём недостаток огня, но огонь существует в нём в своих превращённых формах. Не есть ли наша мать-земля — угасающий кусочек солнечного огня? Конечно, это модернизация Айтматова, сам он вряд ли думал именно так, но рациональное зерно данной идеи, её художественно-поэтический проблеск налицо. И этот проблеск опять-таки удивительно гармонирует с самыми современными астрономическими представлениями.

Айтматов облёк мир в диалектически подвижные формы. Совпадение, взаимопонимание напряжённых, как тетива лука, как натянутая струна лиры, воюющих друг с другом противоположностей и образуют вселенную гармонию, управляемую вселенским огненным Словом Айтматова. С высоты своих лет и с высоты своего гения он постиг истинную глубину слова: «Нет в мире силы, превосходящей силу слова». Здесь и вечно тревожная музыка неумолимого бытия, и всеопределяющий языковой космос. Тут всё сурово, гордо, красиво, неприступно. И айтматовская мысль делает ещё наивную попытку поймать и разгадать эту неизбывную тайну и правду вечного становления и вечной борьбы. Мир только кажется хаосом, но за всем этим есть неясный порядок и красота, скрытая гармония и определённая закономерность, которая подобна порядку шахматной игры.

Лик вселенной Айтматова — это и озарённый жаркими, яркими всполохами костра страшный, ироничный в своей неуловимой изменчивости и неумолимой предопределённости всего хода вещей. Лик Силена. Но это и мальчик из повести «Белый пароход», и маленький Кириск из повести «Пегий пёс, бегущий краем моря» — наивные, улыбчивые и непосредственные дети природы.

Вселенная Айтматова — это не просто текучий мир вещей, это сам процесс диалектической текучести, который, впрочем, никогда не доходит до абсолютного релятивизма, скептиков и софистов. Айтматова всегда занимала не гармония сама по себе, не структура материального мира. Предмет и суть его философских исследований можно исчерпывающе определить только обобщающим широким понятием «вселенная человека». И если человек зажигает себе светильник — каждый для себя — и отгораживается им, этим кружочком жёлтого света и от сумерек, и от других людей, то литературные герои Айтматова погружаются в свои мысли, чувства, переживания, они хотят высветить факелом самосознания собственный внутренний мир и надеются увидеть в них целую вселенную Человека.

Словно последним солнечным лучом Айтматов обегает всю землю и видит глазами Толгонай светлую серебристую полоску Млечного Пути, подводит этим итог всей предшествующей натурфилософии. Яркая вспышка его могучего ума надолго сохранится в сознании последующих поколений. Айтматов — мудрец и творец, он сумел довести до совершенства искусство сталкивать в спорах противоположные суждения, исследовать предмет в его многосторонности и противоречивости. Но эта диалектика не обращается у него ни в безбрежный релятивизм, ни в субъективизм, когда игра мысли идёт безотносительно к действительности. Напротив, философия Айтматова — это диалектика взаимоотношения мысли и действительности, единичного факта и определения сущности понятия: «…Диалектики жизни — вечная трагедия: мыслитель открывает закон общества, общество за это предаёт его анафеме, а впоследствии берёт именно эти открытия на вооружение. Прозрение наступает через отрицание». Вот почему Чингиз Айтматов, по нашей мысли, не только идеальный образ мудреца-философа, но и сама воплощённая философия. Айтматов выступает олицетворением и воплощением современной философской мысли ещё и потому, что в его лице она впервые спустилась на землю. Айтматов демократизировал её. Из элитарного занятия избранных она становится органической частью народной жизни.

Айтматов был тем удивительным человеком, для которого жить — значило философствовать, а всё философствование для него заключалось в том, чтобы жить и мыслить вслух, всенародно. Айтматов пытался философски осмыслить самые будничные повседневные дела и даже низменные поступки человека. При этом свои собственные поступки и слова наполнял глубоким смыслом. Для него нет недостойных тем, а есть лишь умы, недостойные темы. Он не тёмный изрекатель головоломных афоризмов, не религиозный пророк, а просто общительный и умный собеседник, речь которого по-народному проста и ясна. Он не проповедник добра и добродетели, а сам «воплощает в себе — как в своей жизни, так и в своём учении, — цель, добро. Он мудрец, и таким вошёл в практическое движение». (К. Маркс и Ф. Энгельс, из ранних произведений, стр.135).

Айтматов едва ли не единственный философ своего времени, который создал великолепнейшее и непревзойдённое философское произведение, которым была его собственная жизнь. Жить для Айтматова — «значит осмыслить, освоить мир, нет меры в мире выше жизни». Свою собственную повседневную жизнь этот человек строил как совершенное философское произведение. С Айтматовым человечество обрело такую философию, которая впитала в себя также всю многовековую историю мучения мысли в поисках всё более полного постижения диалектики мироздания. Самыми главными в философии Айтматова являются универсальные принципы, ключевые понятия, концептуальные категории, через которые писатель осмысливает мир, природу, общество и самого себя, организуя тем самым свою большую вселенную. Глубокие изменения произошли также и в его художественной прозе, и в человеческой драматургии, побудили его обратиться лицом к философии. Мы отдаём должное истории философии, начиная с самых истоков её развития. История философии — это богатый, многократно расчленённый способ развития сознания человека, поэтому философия и литература для

Айтматова — это две стороны одного и того же. В юбилейные дни мы, земляне XXI века, находимся под большим впечатлением от успехов литературно-художественного наследия Айтматова на всём земном шаре. Но ещё больше надежды мы возлагаем на него в будущем. Для осуществления этих надежд нужно в конце концов только одно: чтобы литературный мир был человечным, а человечность обретала силы в мудрости философии. Без большой вселенной Айтматова не навести порядок и во всей вселенной человека.

Калыс ИШИМКАНОВ.